Позади них Карлос кричал: — Все в полном порядке, ребята! Успокойтесь и заканчивайте свой ужин, все просто отлично! — Его убили точки, — сказал Эйвери. — Доктор Хендрикс и доктор Эванс не должны были показывать ему точки, даже если он и был розовым. Может быть, его НФГМ был слишком высоким. А может, это было что-то другое, вроде аллергии. — Что такое НФГМ? — Спросила Хелен. — Не знаю. Я знаю только, что если у детей он слишком высокий, они не должны получать Больших уколов пока не попадут в Заднюю Половину. — А ты? — Спросила Хелен, поворачиваясь к Люку. Люк покачал головой. Калиша упомянула об этом однажды, и он слышал, как это выражение упоминалось кое-кем из врачей во время его странствий коридорами Института. Он думал о том, чтобы погуглить, что такое НФГМ, но опасался, что это может вызвать ненужную панику. — Тебе ведь никогда их не делали, да? — Спросил Люк у Эйвери. — Больших уколов? Специальных опытов? — Нет. Но я еще с этим познакомлюсь. В Задней Половине. — Он торжественно посмотрел на Люка. — У доктора Эванса могут быть неприятности из-за того, что он сделал с Гарри. Я надеюсь, что так и будет. Я до смерти боюсь точек. И Больших уколов. Могущественных уколов. — Я тоже, — сказала Хелен. — Уколы, которые я уже получила, итак были достаточно хреновыми. Люк подумал о том, чтобы рассказать Хелен и Эйвери об уколе, от которого у него перехватило горло, или о двух, от которых его стошнило (он видел эти проклятые точки каждый раз, когда его тошнило), но по сравнению с тем, что только что произошло с Гарри, все это выглядело слишком мелким. — Дорогу, ребята, — сказал Джо. Они стояли у стены возле плаката: Я РЕШИЛ быть счастливым. Джо и Хадад прошли мимо них с телом Гарри Кросса. На руках у Карлоса была маленькая девочка со сломанной шеей. Её голова болталась взад и вперед по его руке, а волосы свисали вниз. Люк, Хелен и Эйвери наблюдали за ними, пока они не вошли в лифт, и Люк поймал себя на мысли, что Институтский морг находится на Уровне Д или Е. — Она была похожа на куклу, — услышал Люк свой голос. — Она была похожа на свою собственную куклу. Эйвери, чье жуткое, сибиллиное[139] спокойствие на самом деле было результатом шока, заплакал. — Я иду в свою комнату, — сказала Хелен. Она похлопала Люка по плечу и поцеловала Эйвери в щеку. — Увидимся завтра, ребята. Только они не увиделись. Надзиратели в красных халатах пришли за ней этой ночью, и на утро Люк обнаружил, что ее больше нет. 6 Эйвери помочился, почистил зубы, надел пижаму, которую теперь хранил в комнате Люка, и забрался в его постель. Люк закончил все свои дела в ванной, сел рядом с Эйвестером и выключил свет. Он прижался лбом ко лбу Эйвери и прошептал: — Я должен выбраться отсюда. Как? Не произнесенное вслух слово, но то, что на мгновение вспыхнуло в его сознании, а затем исчезло. Теперь Люк стал немного лучше улавливать мысли, но он мог делать это только тогда, когда Эйвери был рядом, а иногда и вовсе не мог. Точки — по словам Эйвери, это были Огни Штази — дали ему некоторый толчок, но не так чтобы очень. Точно так же, как и его ТК никогда не был сильным. Его Ай-Кью мог быть выше крыши, но с точки зрения экстрасенсорных способностей, он был полный ноль. Мне бы не помешало чуточку побольше способностей, — подумал он, и тут ему в голову пришла одна из старых дедушкиных поговорок: Хотелки в одной руке, дерьмо в другой, посмотрим, какая из них заполнится первой. — Не знаю, — ответил Люк. Но он точно знал, что пробыл здесь слишком долго — дольше, чем Хелен, а ее уже нет. Скоро они придут и за ним. 7 Посреди ночи Эйвери вытряхнул Люка из сна о Грете Уилкокс — Грета лежала, прижавшись к стене, и голова ее была не на положенном месте. Это был не тот сон, который ему было жаль прерывать. Эйвестер прижался к нему, согнув колени и острые локти, дрожа, как собака, застигнутая грозой. Люк включил прикроватную лампу. Глаза Эйвери наполнились слезами. — Что случилось? — Спросил Люк. — Плохой сон? — Нет. Они разбудили меня. — Кто? Люк огляделся, но комната была пуста, а дверь закрыта. — Ша. И Айрис. — Ты слышишь Айрис так же хорошо, как Калишу? — Это было что-то новенькое. — Раньше не мог, но… сначала им показывают фильмы, потом — точки, потом — бенгальский огонь, потом у них происходят эти групповые сеансы в их головах, я рассказывал тебе об этом… — Ну да. — Обычно после этого становится лучше, головные боли на некоторое время проходят, но к Айрис они вернулись, как только групповой сеанс закончился, и это было так плохо, что она начала кричать не останавливаясь. — Голос Эйвери поднялся выше обычного, дрожа так, что Люк почувствовал холод во всем теле. Моя голова, моя голова, она раскалывается, о, моя бедная голова, остановите это, кто-нибудь, остановите… Люк крепко встряхнул Эйвери. — Потише. Возможно, они подслушивают. Эйвери сделал несколько глубоких вдохов. — Жаль, что ты не слышишь меня в своей голове, как Ша. Тогда я мог бы все тебе рассказать и показать. Говорить вслух мне тяжело. — Попытайся. — Ша и Ники пытались её успокоить, но не смогли. Она расцарапала Ша и пыталась ударить Ники. Потом пришел доктор Хендрикс — он был в пижаме — и позвал парней в красном. Они собирались забрать Айрис. — В Заднюю Половину Задней Половины? — Думаю, да. Но потом ей стало лучше. — Может, ей дали болеутоляющее? Или успокоительное. — Я так не думаю. Я думаю, ей просто стало лучше. Может, Калиша ей помогла? — Не спрашивай меня, — сказал Люк. — Откуда мне знать? Но Эйвери не слушал. — Возможно, есть способ помочь. Способ, с помощью которого они могут… — Он замолчал. Люку показалось, что он снова засыпает. Потом Эйвери пошевелился и сказал: — Там происходит что-то очень плохое. — Там все плохое, — сказал Люк. — Фильмы, уколы, точки… все плохое. — Да, но это что-то другое. Нечто худшее. Типа… Я не знаю… Люк прижался лбом к лицу Эйвери и прислушался изо всех сил. То, что он уловил, было звуком самолета, пролетающего высоко над головой. — Звук? Что-то типа гула? — Да! Но не как самолет. Больше похоже на пчелиный улей. Этот гул. Я думаю, что он исходит из Задней Половины Задней Половины. Эйвери поерзал на кровати. В свете лампы он больше не был похож на ребенка, он был похож на встревоженного старика. — Головные боли становятся все хуже и хуже и длятся все дольше и дольше, потому что они не перестают заставлять смотреть их на точки… Ну, знаешь, тот свет… и они не перестают делать им уколы и заставлять смотреть фильмы. — И бенгальский огонь, — добавил Люк. — Они должны смотреть на него, потому что это спусковой крючок. — Что ты имеешь в виду? — Ничего. Давай спать. — Не думаю, что смогу. — Попытайся. Люк обнял Эйвери и уставился в потолок. Он вспомнил старый блюз, который иногда пела его мать: Я была твоей с самого начала, ты забрал мое сердце. У тебя все самое лучшее, так какого черта, давай, детка, забирай и остальное. Люк все больше убеждался, что именно для этого они и существуют: чтобы у них отобрали самое лучшее. Их вооружали здесь, и использовали там, пока они не опустошались. Затем их переводили в Заднюю Половину Задней Половины, где они присоединялись к пчелиному улью… чем бы это ни было. Такого не может быть, сказал он себе. Вот только люди говорили, что заведений, подобных Институту, тоже не может быть, уж точно не в Америке, а если нечто подобное и попытаются создать, то слухи об этом обязательно просочатся, потому что в наши дни невозможно сохранить что-либо в секрете; кто-то обязательно да проболтается. Но он был здесь. Все они были здесь. Мысль о Гарри Кроссе, валявшемся с пеной у рта на полу кафешки, была ужасна, вид этой безобидной маленькой девочки, склонившей голову набок и уставившейся остекленевшими глазами был еще хуже, но ничто из того, о чем он мог думать, не было так ужасно, как мысль о том, что над ним будут издеваться снова и снова, пока он, наконец, не станет частью пчелиного улья. Если верить Эйвестеру, это чуть было не случилось с Айрис сегодня вечером, и это скоро случится с Ники, сердцеедом, и остряком Джорджем. И Калишей. Люк, наконец, заснул. Когда он проснулся, завтрак уже давно прошел, и он лежал в постели один. Люк пробежал по коридору и ворвался в комнату Эйвери, уверенный в том, что его там уже нет, но плакаты Эйвестера все еще висели на стенах, а его Джи-Ай-Джо все еще стояли на прикроватном столике, этим утром приготовившись к схватке. Люк вздохнул с облегчением, а затем съежился, когда его ударили по затылку. Он обернулся, и увидел Вайнону (фамилия: Бриггс). — Оденься, молодой человек. Мне неинтересно видеть мужчину в нижнем белье, если ему не исполнилось, по меньшей мере, двадцать два года, и он не накачан. Ты явно не один из них.