4 — Она была твоим стукачом. В этом проблема? — Нашим стукачом, Тревор, и да, в этом проблема. Или может быть. Год назад — нет, больше шестнадцати месяцев назад, когда на земле еще лежал снег — Морин Элворсон попросила Миссис Сигсби о встрече и попросила любую работу, которая могла бы обеспечить дополнительный доход. Миссис Сигсби, которая уже почти год обдумывала свой проект, но не имела четкого представления о том, как его реализовать, спросила, не возникнут ли у Элворсон проблемы с тем, чтобы доносить до неё кое-какую информацию, почерпнутую у детей. Элворсон согласилась и даже продемонстрировала определенный уровень хитрости, предложив историю о различных предполагаемых мертвых зонах, где микрофоны работали плохо или вообще не работали. Стэкхаус пожал плечами. — То, что она нам приносила, редко поднималось выше уровня сплетен. Какой парень проводил ночь, с какой девушкой, кто написал Тони сосет на столике в кафешке, и тому подобное. — Он сделал паузу. — Хотя стукачество могло усилить ее вину, я полагаю. — Она была замужем, — сказала Миссис Сигсби, — но заметь, она больше не носит обручального кольца. Как много мы знаем о ее жизни в Вермонте? — Я не помню точно, но это есть в ее досье, и я сегодня же туда загляну. Миссис Сигсби задумалась и поняла, как мало она знает о Морин Элворсон. Да, она знала, что Элворсон замужем, потому что видела кольцо. Да, она была отставным военным, как и многие сотрудники Института. Да, она знала, что дом Элворсон находится в Вермонте. Но больше она ничего не знала. Как она могла ничего не проверить, особенно если наняла эту женщину шпионить за постояльцами? Теперь, когда Элворсон мертва, это, может быть, и не имеет значения, но Миссис Сигсби вспомнила, как она забыла свою рацию, предположив, что уборщик зовет её из-за пустяков. Это также заставило ее задуматься о пыльных плафонах камер, медленных компьютерах и маленьком и неэффективном персонале, отвечающем за все это; частых порчах еды в кафешке, изжеванных мышами проводах и небрежных отчетах от надзирателей, особенно от работающих в ночную смену, с 11 вечера до 7 утра, когда постояльцы спали. Это заставило ее подумать о беспечности. — Джулия? Я сказал, что загляну… — Я тебя услышала. Я не глухая. Кто сейчас ведет наблюдение? Стэкхаус посмотрел на часы. — Наверное, никто. Сейчас середина дня. Дети либо находятся в своих комнатах, либо делают свои обычные детские вещи. Так ты предполагаешь, подумала она, а что приходится матерью беспечности, как не предположение? Институт функционировал уже более шестидесяти лет, и ни разу не было утечки информации. Никогда не было причин (во всяком случае, не в ее времена) использовать специальный телефон, тот, который они называли Нулевым телефоном, для чего-либо, кроме стандартных отчетов. Короче говоря, ничего такого, с чем они не могли бы справиться самостоятельно. В Бенде, конечно, ходили слухи. Наиболее распространенным среди граждан было то, что комплекс в лесу был своего рода ракетно-ядерной базой. Или что это было связано с микробами или химическим оружием. Другой, и это было ближе к истине, состоял в том, что там находится правительственное экспериментальное учреждение. Слухи это хорошо. Слухи были самогенерируемой дезинформацией. Все будет в порядке, сказала она себе. Все так, как и должно быть. Самоубийство измученной болезнью горничной — это всего лишь ухаб на дороге, и притом незначительный. И все же это наводило на мысль о большем… ну, не проблемах, было бы паникерством называть их так, но опасениях, это точно. И отчасти в этом была ее собственная вина. В первые дни пребывания Миссис Сигсби на должности, камеры никогда не пылились, и она никогда не выходила из своего офиса без рации. В те дни она обязательно знала бы гораздо больше о женщине, которой платила за то, чтобы та доносила на постояльцев. Она подумала об энтропии. Тенденции к дрейфу, когда все идет хорошо. Примерила на себя. — Миссис Сигсби? Джулия? Будут приказания? Она вернулась в «здесь и сейчас». — Да. Я хочу знать о ней все, и если в комнате наблюдения никого нет, я хочу, чтобы кто-нибудь там был, и как можно скорее. Джерри, кажется. — Джерри Саймондс был одним из двух их компьютерных техников, и лучшим из них, когда дело касалось обслуживания старого оборудования. — Джерри в отпуске, — сказал Стэкхаус. — Рыбачит в Нассау. — Тогда Энди. Стэкхаус покачал головой. — Феллоуз в деревне. Я видел, как он выходил из столовой. — Черт возьми, он должен как можно скорее быть здесь. Значит, Зик. Грек Зик. Он ведь раньше занимался слежкой, не так ли? — Думаю, да, — ответил Стэкхаус, и опять все повторилось. Неопределенность. Допущение. Предположение. Пыльные плафоны камер. Грязные плинтуса. Бестолковые разговоры на Уровне Б. Пустая комната наблюдения. Миссис Сигсби решила, что Институту необходимы большие перемены, и еще до того, как листья начнут окрашиваться и опадать с деревьев. Если самоубийство женщины Элворсон не служило никакой другой цели, то все равно это был тревожный звоночек. Ей не нравилось разговаривать с человеком на другом конце провода, она всегда чувствовала легкий озноб, когда слышала слабую шепелявость в его приветствии (никогда Сигсби, всегда Тигби), но это нужно было сделать. Письменный рапорт не годится. У них были внештатные сотрудники по всей стране. У них всегда на готове был частный самолет. Персонал хорошо оплачивался, и их разношерстные работодатели были готовы поделиться любыми благами. И все же это заведение все больше напоминало магазин Все по доллару в запустевшем торговом центре. Это было безумием. Все должно измениться. Все обязательно должно измениться. — Скажи Зику, пусть понажимает на кнопки и проверит камеры. Давай убедимся, что все наши постояльцы на месте и живы. Особенно меня интересуют Люк Эллис и Эйвери Диксон. Она много с ними разговаривала. — Мы знаем, о чем они говорили, — ни о чем. — Просто сделай. — Не вопрос. А пока тебе нужно расслабиться. — Он указал на труп с почерневшим лицом и нагло высунутым языком. — И осознать некоторую реальность. Это была очень больная женщина, которая увидела приближение конца и решила уйти красиво. — Проверь постояльцев, Тревор. Если они все на своих местах — яркие сияющие лица необязательны — тогда я расслаблюсь. Только она этого не сделает, слишком уж много расслабления уже было. 5 Вернувшись в свой офис, она сказала Розалинде, что не хочет, чтобы ее беспокоили, если только это не Стэкхаус или Зик Ионидис, который в настоящее время вел видеонаблюдение на Уровне Г. Она сидела за столом, глядя на экранную заставку на мониторе своего компьютера. Там, на фото Сиеста-Ки, где, как она говорила всем, собирается провести заключительную часть жизни, был пляж с белым песком. Сама себя в этом она уже перестала убеждать. Миссис Сигсби понимала, что наверняка умрет здесь, в лесу, возможно, в своем маленьком домике в деревне, но скорее всего, за этим самым столом. Два ее любимых писателя, Томас Харди и Редьярд Киплинг, умерли за своими столами; почему бы и не она? Институт стал всей ее жизнью, и она против этого не возражала. Большая часть персонала были такими же. Когда-то они были солдатами или сотрудниками крутых частных охранных агентств типа Блэкуотер и Томагавк Глобал, или работали в правоохранительных органах. Денни Уильямс и Мишель Робертсон из команды Рубиново-красных работали в ФБР. Если Институт не был их жизнью, когда они были завербованы и стали частью команды, он стал их жизнью. И дело было не в оплате. И это не было благотворительностью, своеобразным волонтерством или одним из вариантов скрашивания досуга после выхода на пенсию. Это было связано с их предыдущим образом жизни, который так въелся в их мозг, что без него они не могли представить свое существование. Институт был похож на небольшую военную базу; в деревушке даже был магазин, где они могли купить широкий ассортимент товаров по бросовым ценам, и заправить свои автомобили и грузовики, заплатив девяносто центов за галлон обычного, и доллар ноль пять — высокооктанового. Миссис Сигсби ранее служила на авиабазе Рамштайн в Германии, и городок Деннисон Ривер Бенд напоминал ей — правда, в гораздо меньшем масштабе — Кайзерслаутерн, куда она с друзьями иногда ездила выпускать пар. На Рамштайне было все, даже кинотеатр Твин-плэкс и ресторанчик Джонни Рокетс, но иногда так хотелось просто вырваться наружу. То же самое было и здесь. Но они всегда возвращаются, подумала она, глядя на песчаный пляж, который она иногда посещала, но где никогда подолгу не задерживалась. Они всегда возвращаются, и неважно, насколько небрежными и расхлябанными они здесь стали, они всегда держали рот на замке. В этом они никогда небрежности не проявляли. Потому что если бы люди узнали, что мы здесь делаем, о сотнях детей, которых мы уничтожили, нас бы судили и приговорили каждого ко всем видам казней. Включая смертельную инъекцию, как поступили с Тимоти Маквеем[153]. Это была темная сторона медали. Светлая сторона была проста: весь персонал, от часто раздражающего, но, несомненно, компетентного доктора Дэна «Донки Конга» Хендрикса и докторов Хекла и Джекла в Задней Половине, вплоть до самого последнего уборщика, понимал, что судьба мира была в их руках, как и в руках тех, кто здесь работал до них. Не только выживание человеческой расы, но и выживание всей планеты. Они понимали, что нет предела тому, что они могут, и будут делать для достижения этих целей. Никто из тех, кто понимал цели, для которых был создан Институт, не мог считать средства её достижения чудовищными. Жизнь здесь была хороша — во всяком случае, достаточно хороша, особенно для мужчин и женщин, которые жрали песок на Ближнем Востоке и видели своих сослуживцев, лежащих в дерьмовых деревнях с оторванными ногами или вываленными наружу кишками. Вы иногда получали отпуск; вы могли пойти домой и провести время со своей семьей, предполагая, что у вас она есть (многие сотрудники Института её не имели). Конечно, вы не говорили с ними о том, что вы тут делали, и через некоторое время они — жены, мужья, дети — понимали, что на первом месте для вас работа, а не они. Потому что она тебя поглощала. Ваша жизнь представляла собой в порядке следования: Институт — деревня — городок Деннисон Ривер Бенд, с его тремя барами, в одном из которых звучала живая музыка кантри — Институт. И как только это происходило, обручальное кольцо чаще всего слетало, как произошло с Элворсон. Миссис Сигсби отперла нижний ящик своего стола и достала телефон, похожий на те, что носили спасатели: большой и массивный, как беженец из тех времен, когда кассеты только начали уступать место компакт-дискам, а портативные телефоны только начинали появляться в магазинах электроники. Его иногда называли Зеленым телефоном из-за его цвета, а чаще Нулевым телефоном, потому что там не было ни экрана, ни цифр, только три маленьких белых кружочка. Я позвоню, — подумала она. Может быть, они поаплодируют моему дальновидному мышлению и поблагодарят за инициативу. Может быть, они решат, что я прячусь от теней, и пришло время подумать о замене. В любом случае это должно быть сделано. Долг зовет, и он должен был настоять на этом раньше. — Но не сегодня, — пробормотала она. Нет, не сегодня, не тогда, когда нужно было позаботиться об Элворсон (и избавиться от тела). Может быть, не завтра и даже не на этой неделе. То, о чем она думала, не было пустяком. Она хотела бы накидать тезисы, чтобы, когда придет время звонка, она могла быть как можно более точна. Если она действительно собиралась воспользоваться Нулевым, то должна была быть готова говорить кратко, когда услышит, как человек на другом конце провода скажет: «Привет, Митит Тигби, чем могу помочь?» Это не промедление в чистом виде, сказала она себе. Нисколько. Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь попал в беду, и… Ее интерком издал мягкий звук. — Зик на проводе, Миссис Сигсби. Третья линия. Миссис Сигсби сняла трубку. — Что там у тебя, Ионидис? — Идеальный контроль, — сказал он. — Камера двадцать восемь в Задней Половине снежит. В Передней Половине два ребенка в комнате отдыха, шесть на игровой площадке, пять в своих комнатах. — Отлично. Спасибо. — Не за что, мэм. Миссис Сигсби встала, чувствуя себя немного лучше, хотя и не могла точно сказать, почему. Конечно, все постояльцы были на месте. Что она себе только надумала: что некоторые из них могут уехать в Диснейленд? А пока перейдем к наброске тезисов. 6 Как только все постояльцы ушли на обед, уборщик Фред подтолкнул тележку, позаимствованную из кухни кафешки, к двери комнаты, где закончила свою жизнь Морин Элворсон. Фред и Стэкхаус завернули тело в кусок зеленого полотна и покатили по коридору. Откуда-то издалека доносились звуки животных во время кормления, но здесь все было пустынно, хотя кто-то оставил плюшевого мишку лежать на полу перед лифтовой пристройкой. Он уставился в потолок остекленевшими глазами. Фред раздраженно пнул его ногой. Стэкхаус укоризненно на него посмотрел. — К неудаче, приятель. Это такая детская байка. — Мне все равно, — сказал Фред. — Они постоянно разбрасывают свое дерьмо, чтобы нас побесить. Когда двери лифта открылись, Фред начал вталкивать тележку внутрь. Стэкхаус оттолкнул его, и не мягко. — Твои услуги больше не требуются. Возьми этого Тедди и отнеси его в комнату отдыха или в столовую, где владелец сможет его найти, когда придет туда. А потом начинай вытирать пыль с этих долбаных плафонов. — Он указал на одну из верхних камер, вкатил тележку и поднес свою карточку к считывающему устройству. Фред Кларк подождал, пока двери закроются, прежде чем показать ему средний палец. Но приказ есть приказ, и он будет мыть плафоны. Куда деваться.