После недолгого колебания Люк ему сказал. 7 В плохо освещенном туннеле между Передней и Задней Половиной было холодно, и Эйвери сразу же начал дрожать. На нем все еще была одежда, в которой он был, когда Зик и Карлос вытащили его маленькое бесчувственное тело из погружного бака, и она промокла насквозь. Его зубы начали стучать. И все же он держался за то, что узнал. Это было важно. Теперь все было важно. — Хватит стучать зубами, — сказала Глэдис. — Это отвратительный звук. — Она толкала инвалидное кресло, в котором он сидел, и ее улыбка где-то потерялась. Слухи о том, что натворил этот маленький засранец, распространились повсюду, и, как и все остальные сотрудники Института, она была в ужасе и останется в таком состоянии до тех пор, пока Люка Эллиса не притащат обратно, и все они не смогут выдохнуть с облегчением. — Н-н-н-ни чем не могу п-п-помочь, — сказал Эйвери. — Мне оч-ч-чень х-х-холодно. — Думаешь, мне есть до этого дело? — Повышенный голос Глэдис эхом отразился от кафельных стен. — Ты хоть представляешь, что натворил? Ты вообще, о чем-нибудь думаешь? Эйвери думал. На самом деле, у него было много мыслей, некоторые из них принадлежали Глэдис (ее страх был подобен белке, бегущей в колесе прямо в середине ее головы), некоторые были его собственными. Как только они вошли в дверь с табличкой ТОЛЬКО ДЛЯ УПОЛНОМОЧЕННЫХ ЛИЦ, стало немного теплее, а в обшарпанном коридоре, где их ожидала доктор Джеймс (ее белый халат был застегнут неправильно, волосы растрепаны, на лице застыла большая глупая улыбка), стало еще теплее. Дрожь Эйвери начала сходить на нет, потом прекратилась, но цветные Огни Штази вернулись. Это было хорошо, потому что он мог заставить их уйти в любое время, когда захочет. Зик чуть не убил его в том баке. На самом деле, прежде чем Эйвери полностью потерял сознание, он думал, что уже мертв. Но бак еще и изменил в нем кое-что. Он понимал, что так случается с некоторыми детьми, которые в него попадают, но думал, что с ним все гораздо серьезнее. И прибавка ТК к ТП — наименьшее из произошедших изменений. Глэдис страшно боялась того, что может случиться из-за Люка, но у Эйвери мелькнула мысль, что он, Эйвери, мог бы напугать ее этим изменением до усрачки, если бы захотел. Но сейчас еще было не время. — Привет, молодой человек! — Воскликнула доктор Джеймс. Она говорила, как политик в телевизионной рекламе, и ее мысли летали вокруг, как обрывки бумаги, подхваченные сильным ветром. С ней действительно что-то не так, — подумал Эйвери. — Это похоже на радиационное отравление, только в мозгу, а не в костях. — Привет, — сказал Эйвери. Доктор Джекл откинула голову назад и рассмеялась так, словно этот Привет был кульминацией самой смешной шутки, которую она когда-либо слышала. — Мы не ждали вас так скоро, но добро пожаловать, добро пожаловать! Некоторые из ваших друзей здесь! Я знаю, — подумал Эйвери, — и не могу дождаться, когда с ними встречусь. И я думаю, они будут рады меня видеть. — Но для начала нам нужно снять с тебя эту мокрую одежду. — Она бросила на Глэдис укоризненный взгляд, но та была занята тем, что чесала руки, пытаясь избавиться от зуда, бегущего по коже (или под ней). Удачи тебе в этом нелегком деле, — подумал Эйвери. — Я попрошу Генри отвести тебя в твою комнату. У нас тут хорошие надзиратели. Ты можешь идти самостоятельно? — Да. Доктор Джекл снова засмеялась, запрокинув голову и прижав руки к горлу. Эйвери выбрался из инвалидного кресла и окинул Глэдис долгим оценивающим взглядом. Она перестала чесаться и теперь вся дрожала. Не потому, что промокла, и не потому, что ей было холодно. Это все из-за него. Она чувствовала его мощь, и ей это не нравилось. Эйвери об этом знал. И это было прекрасно. 8 Поскольку в берлоге Мистера Джексона не было второго стула, Тим принес его из приемной. Он подумал, не поставить ли стул прямо перед мальчиком, но потом решил, что это будет слишком похоже на обстановку в полицейской комнате для допросов. Вместо этого он поставил Ла-Зи-бой[184] с боку, сев рядом с парнем, как вы, может быть, сели бы рядом с другом, чтобы посмотреть любимое телешоу. Только плоский экран Мистера Джексона был темен. — Значит, Люк, — сказал он. — По словам Энни, тебя похитили, но знаешь, Энни не всегда… скажем так, балансирует на бревне. — Она на бревне, — сказал Люк. — Ладно. Похитили откуда? — Миннеаполис. Они вырубили меня. И они убили моих родителей. — Он провел рукой по глазам. — Эти похитители увезли тебя из Миннеаполиса в Мэн. Как они это сделали? — Даже не знаю. Я был без сознания. Наверное, на самолете. Я действительно из Миннеаполиса. Вы можете проверить это, все, что вам нужно сделать, это позвонить в мою школу. Она называется Бродерикская школа для особенных детей. — Полагаю, ты учился там, потому что был умным мальчиком. — Да, конечно, — сказал Люк без гордости в голосе. — Я умный мальчик. А сейчас я очень голодный мальчик. Я уже пару дней ничего не ела, кроме печенья с колбасой и фруктового пирога. Думаю да, пару дней. Я вроде как немного потерял счет времени. Мне их дал человек по имени Мэтти. — И больше ничего? — Кусочек пончика, — сказал Люк. — Он был очень небольшой. — Господи, давай организуем тебе что-нибудь поесть. — Да, давайте — ответил Люк, и добавил: — пожалуйста. Тим достал из кармана мобильник. — Венди? Это Тим. Не могла бы ты сделать мне одолжение. 9 Комната Эйвери в Задней Половине была пуста. Кровать была стандартной. На стенах не было плакатов Никелодеон, а на комоде не было Джи-Ай-Джо, с которыми можно было бы поиграть. Но Эйвери не переживал. Ему было всего десять, но теперь он должен был стать взрослым, а взрослые не играют в солдатики. Только я не могу сделать это один, подумал он. Он вспомнил прошлое Рождество. Об этом было больно вспоминать, но он себя заставил. В подарок Эйвери получил то, что просил — замок Лего, но когда все части конструктора были перед ним разложены, он подумал, что не сможет добраться от этих мелких деталей до прекрасного замка, изображенного на коробке, с его башенками, воротами и подъемным мостом, который поднимался и опускался. И начал плакать. Тогда его отец (теперь уже мертвый, он был в этом уверен) опустился рядом с ним на колени и сказал: Мы будем следовать инструкции и сделаем это вместе. Шаг за шагом. И они это сделали. Замок оставался на его ночном столике, в его комнате, а Джи-Ай-Джо его охраняли, и этот замок был единственной вещью, которую они не смогли воспроизвести, когда он проснулся в Передней Половине. Теперь он лежал на койке в этой пустой комнате, одетый в сухую одежду, и думал о том, как прекрасно выглядел замок, когда его построили. И чувствовал гул. Этот звук здесь, в Задней Половине, был постоянным. Громким в комнатах, еще громче в коридорах, но громче всего за кафешкой, где двойная запертая дверь за комнатой отдыха надзирателей вела в Заднюю Половину Задней Половины. Надзиратели часто называли эту часть Парком Горького, потому что дети, которые там жили (если это можно было назвать жизнью), были горками[185]. Жужжащими пчелками. Но они были полезны, предположил Эйвери. Так же, как обертка шоколадного батончика Хэрши была полезна, пока вы не вылизали ее дочиста. После чего вы могли окончательно её выбросить. На дверях здесь был замок. Эйвери сосредоточился, пытаясь его открыть. Не то чтобы там было куда идти, кроме коридора с голубым ковром, но это был интересный эксперимент. Он чувствовал, как замок пытается провернуться, но пока не мог с этим справиться. Ему было интересно, сможет ли это сделать Джордж Айлс, потому что Джордж с самого начала был сильным ТК-плюс. Эйвери предположил, что он смог бы, с небольшой помощью. Он снова подумал о том, что сказал его отец: Мы сделаем это вместе. Шаг за шагом. В пять часов дверь открылась, и в комнату просунул свое неулыбчивое лицо одетый в красную униформу надзиратель. Здесь они не носили бейджики, но Эйвери в нем и не нуждался. Это был Джейкоб, известный своим коллегам по прозвищу Джейк-змея. Он был бывшим моряком. Ты хотел стать морским котиком, — подумал Эйвери, — но у тебя ничего не вышло. Они тебя выгнали. Я думаю потому, что тебе слишком уж нравилось причинять людям боль. — Ужин, — сказал Джейк-змея. — Если хочешь, пойдем. Если нет, я запру тебя до начала фильма. — Я хочу. — Хорошо. Ты любишь кино, малыш? — Да, — сказал Эйвери и подумал: Но это мне явно не понравится. Эти фильмы убивают людей. — Тебе понравится, — сказал Джейк. — А сначала всегда идет мультик. Кафе прямо и направо. И поторопись. — Джейк отвесил ему увесистый шлепок по заднице, чтобы заставить двигаться. В кафешке — унылой комнате, выкрашенной в тот же темно-зеленый цвет, что и коридор, — сидело около дюжины ребятишек и ели то, что показалось Эйвери похожим на тушеную говядину Динти Мур[186]. Дома мама подавала её, по меньшей мере, дважды в неделю, потому что младшей сестре она нравилась. Скорее всего, она тоже была мертва. Большинство детей выглядели как зомби, слюнявые зомби. Он увидел одного ребенка, девочку, которая курила сигарету, пока ела. На глазах у Эйвери она стряхнула пепел в свою миску, рассеянно огляделась и снова принялась за еду. Он чувствовал Калишу даже в туннеле, а теперь увидел ее, сидящую за столиком в дальнем конце зала. Ему пришлось сдержать желание подбежать к ней и обнять за шею. Это привлечет внимание, а Эйвери не хотел этого делать. Совсем наоборот. Хелен Симмс сидела рядом с Ша, безвольно положив руки по обе стороны от миски. Ее глаза были устремлены в потолок. Ее волосы, так ярко окрашенные, когда она только появилась в Передней Половине, теперь были тусклыми и засаленными, свисая вокруг ее лица — ее гораздо более худого лица — прядями. Калиша ее кормила или пыталась кормить. — Давай, Хел, Давай, ад тебя побери, топчи. — Ша положила ложку тушеного мяса в рот Хелен. Когда коричневый комок таинственного мяса попытался вылезти над нижней губой Хелен, Ша воспользовалась ложкой, чтобы засунуть его обратно. На этот раз Хелен сглотнула, и Ша улыбнулась. — Вот теперь хорошо. Ша, подумал Эйвери. — Привет, Калиша. Она испуганно оглянулась, увидела его и расплылась в широкой улыбке. Эйвестер! По подбородку Хелен потекла слюна с коричневым соусом. Ники, сидевший с другой стороны, вытер ее бумажной салфеткой. Потом он тоже увидел Эйвери, ухмыльнулся и поднял вверх большой палец. Джордж, сидевший прямо напротив Ники, обернулся. — Эй, зацените, это же Эйвестер, — сказал Джордж. — Ша говорила, что ты скоро объявишься. Добро пожаловать в наш счастливый дом, маленький герой. — Если ты собираешься есть, возьми миску, — сказала пожилая женщина с суровым лицом. У Эйвери в голове промелькнула информация, что ее зовут Корин, и ей нравилось давать пощечины. От пощечин ей становилось хорошо. — Мне нужно пораньше закрыться, потому что сегодня — вечер кино. Эйвери взял миску и зачерпнул немного тушеного мяса. Да, это была Динти Мур. Он положил сверху кусок белого хлеба, затем отнес еду к своим друзьям и сел за стол. Ша ему улыбнулась. Сегодня у нее сильно болела голова, но она все равно улыбалась, и от этого ему хотелось смеяться и плакать одновременно. — Ешь, приятель, — сказал Ники, но не последовал собственному совету: его миска по-прежнему была почти полна. Его глаза были налиты кровью, и он потирал левый висок. — Я знаю, что это похоже на диарею, но ты ведь не хочешь идти в кино на пустой желудок? Они поймали Люка? Послала Ша. Нет. Они все до смерти напуганы. Хорошо. Просто прекрасно!