— Тим? Билл Уиклоу заметил этих парней на Дип-Мидоу-Роуд и остановил, прострелив им колеса. — Это Джон, Венди. Скажи Биллу, чтобы был осторожен. Они вооружены. — Они задержаны, вот что я хотела сказать. — Может, раньше ей и хотелось спать, но теперь Венди проснулась, и голос ее звучал удовлетворенно. — Они пытались бежать и бросили свою машину. У одного сломана рука, другой прикован наручниками к бычьей клетке на аттракционе Билла. Полиция штата уже в пути. Скажи Тиму, что он был прав насчет Круза. Как там Добира? — С ним все будет в порядке, — сказал Шериф Джон. Тим не был полностью в этом уверен, но понял, что шериф обращался больше к раненому, так же, как и помощник шерифа Гулликсон. — Я отдал им деньги из кассы, — сказал Добира. — Так нам велят делать. — Он казался пристыженным, несмотря ни на что. Сильно пристыженным. — Вы все сделали правильно, — сказал Тим. — Но тот, который был с пистолетом, все равно в меня выстрелил. А потом другой вломился за прилавок. Забрать… — Опять кашель. — Тише, — сказал шериф Джон. — Чтобы забрать лотерейные билеты, — сказал Абсимиль Добира. — Те, которые нужно соскребать. Мы должны их вернуть. Пока их не купили, они являются собственностью… — Он слабо кашлянул. — Штата Южная Каролина. — Успокойтесь, Мистер Добира, — сказал Шериф Джон. — Перестаньте беспокоиться об этих проклятых лотерейках и поберегите свои силы. Мистер Добира закрыл глаза. 15 На следующий день, когда Тим ел свой обед на крыльце железнодорожного депо, к нему подъехал Шериф Джон на своем личном автомобиле. Он поднялся по ступенькам и посмотрел на провисшее сиденье стоящего рядом стула. — Думаешь, он меня выдержит? — Есть только один способ узнать, — сказал Тим. Шериф Джон осторожно сел. — В больнице сказали, что с Добирой все будет в порядке. С ним его брат — Гутаале — и он говорит, что видел этих двух подонков раньше. Пару раз. — Парочка укурков-неудачников, — сказал Тим. — Несомненно. Я направил Тага Фарадея взять показания у обоих братьев. Таг — лучшее, что у меня есть, о чем мне, наверное, не нужно тебе говорить. — Гибсон и Баркетт тоже не так уж плохи. Шериф Джон вздохнул. — Это так, но ни один из них не вел бы себя так быстро и решительно, как ты вчера вечером. А бедная Венди, наверное, просто стояла бы и таращила глаза, если бы просто не упала в обморок. — Она хорошо справляется в диспетчерской, — сказал Тим. — Создана для этой работы. Это чисто мое мнение. — Да, так, к тому же еще и неплохой компьютерщик — в прошлом году реорганизовала все наши файлы и перекинула все на флешки — но, как патрульная, она практически бесполезна. Но ей нравится быть в команде. А ты хотел бы быть в команде, Тим? — Не думаю, что ты сможешь позволить себе еще одного полицейского на зарплате. Или вы все сразу получили повышение? — Да, не могу. Но Билл Уиклоу сдает свой значок в конце года. Я подумал, может, вы с ним поменяетесь местами. Он ходит и стучит, ты надеваешь форму и носишь пистолет. — Я спросил Билла. Он говорит, что должность ночного стучащего ему подойдет, по крайней мере, на время. — Можно мне подумать? — Почему нет. — Шериф Джон встал. — До конца года еще пять месяцев. Но мы были бы рады видеть тебя в своих рядах. — Включая помощника Гулликсон? Шериф Джон усмехнулся. — Венди трудно завоевать, но прошлой ночью ты прошел большой путь в данном направлении. — Неужели? А если я приглашу ее на ужин, как ты думаешь, что она скажет? — Я думаю, она согласилась бы, если ты только не собираешься отвезти ее к Бев. Такая красивая девушка, как она, по меньшей мере, ожидает ужина в Даннингской Облаве. Или в том мексиканском заведение в Хардивилле. — Спасибо за дельный совет. — Да без проблем. Ты подумай о моем предложении. — Так и сделаю. Он так и сделал. И все еще думал о нем, когда жаркой ночью того же лета разразился настоящий ад. Умный ребенок 1 В одно прекрасное апрельское утро в Миннеаполисе — до приезда Тима Джеймисона в Дюпре оставалось еще несколько месяцев — Герберта и Эйлин Эллис проводили в кабинет Джима Грира, одного из трех школьных психологов Бродерикской школы для особенных детей. — Надеюсь, Люк не влип в неприятности? — Спросила Эйлин, когда они уселись. — Если это так, то он нам ничего не рассказывал. — Вовсе нет, — ответил Грир. Ему было за тридцать, с редеющими каштановыми волосами и умным лицом. На нем была спортивная рубашка с расстегнутым воротом и отглаженные джинсы. — Послушайте, вы ведь знаете, как здесь все устроено, верно? Как все работает, учитывая умственные способности наших учеников. Они дифференцируются, но не по классам. Такое здесь просто не возможно. У нас есть десятилетние дети с легким аутизмом, которые полностью освоили математику по программе старшей школы, но читают на уровне третьего класса. У нас есть дети, которые свободно владеют четырьмя языками, но имеют проблемы с умножением дробей. Мы обучаем их по всем предметам, ну девяносто процентов от общей массы — нам приходится, они ведь приезжают из всех частей Соединенных Штатов, а дюжина или около того даже из-за границы — но мы, в первую очередь, сосредотачиваем наше внимание на их особых талантах, какими бы они ни были. Это делает традиционную систему, где дети переходят из детского сада в первый класс и дальше до двенадцатого класса, практически бесполезной для нас. — Мы это понимаем, — сказал Герб, — и знаем, что Люк — умный парень. Потому-то он и здесь. — Чего он не добавил (конечно же, Грир это знал), так это то, что они никогда не смогли бы позволить себе астрономическую плату за обучение в этой школе. Герб работал бригадиром на заводе, собиравшем ящики; Эйлин была учительницей в начальной школе. Люк был одним из немногих дневных учеников Брода и одним из немногих школьных стипендиатов. — Умный? Не совсем точное определение. Грир опустил взгляд в открытую папку, лежавшую на его безупречно чистом столе, и у Эйлин возникло внезапное предчувствие: либо их попросят забрать сына самим, либо его стипендию аннулируют — что сделает отчисление неминуемым. Ежегодная плата за обучение в Броде составляла сорок тысяч долларов в год, плюс-минус, примерно столько же, сколько в Гарварде. Грир, по-видимому, собиралась сказать им, что все совсем не так, что Люк не так умен, как они думали. Что он просто обычный ребенок, который читал гораздо быстрее положенного его возрасту уровня и, как казалось, все моментально запоминал. Из собственных бдений по простору Интернета, Эйлин знала, что эйдетическая память у маленьких детей не так уж и редка; где-то от десяти до пятнадцати процентов всех нормальных детей обладают способностью моментально запоминать практически все. Загвоздка была в том, что этот талант обычно исчезал, когда дети становились подростками, и Люк как раз приближался к этому моменту. Грир улыбнулся. — Позвольте мне говорить с вами откровенно. Мы гордимся тем, что обучаем исключительных детей, но у нас, в Бродерике, никогда не было такого ученика, как Люк. Один из наших заслуженных учителей — Мистер Флинт, которому сейчас за восемьдесят, — дал Люку учебник по истории Балкан, сложная тема, но бросающая яркий свет на нынешнюю геополитическую ситуацию. Во всяком случае, так говорит Флинт. После первой недели он пришел ко мне и сказал, что его опыт общения с вашим сыном был похож на опыт иудейских фарисеев, когда Иисус сделал им выволочку, сказав, что не то, что входит в их уста, оскверняет человека, а то, что из них выходит[28]. — Что-то я потерялся, — сказал Герб. — Как и Билли Флинт. С моей точки зрения. Грир наклонился вперед. — Теперь поймите меня. Люк за одну неделю освоил год чрезвычайно трудной аспирантской работы и сделал многие выводы, которые Флинт сам намеревался сделать, как только под неё будет заложена надлежащая историческая основа. По некоторым из этих выводов Люк утверждал, и очень убедительно, что они скорее получены «под воздействием общественного мнения, а не являются результатом собственных изысков». Хотя, — как добавил Флинт, — он сказал это очень вежливо. Почти извиняющимся тоном. — Я не знаю, что на это ответить, — сказал Герб. — Люк мало рассказывает о своей учебе, потому что он говорит, что мы не поймем. — Что, в общем-то, верно, — сказала Эйлин. — Возможно, когда-то я и знала что-то о биномиальной теореме, но это было очень давно. — Когда Люк приходит домой, он такой же, как и все остальные дети. Как только его домашнее задание сделано, и работа по дому закончена, он запускает Xbox или бросает мяч в кольцо на подъездной дорожке со своим другом Рольфом. Он все еще смотрит Губку Боба Квадратные Штаны. — Он задумался, потом добавил: — Хотя обычно с книгой на коленях. Да, подумала Эйлин. Совсем недавно это была Основы социологии. А до этого — Уильям Джеймс[29]. А до неё — Большая книга Анонимных Алкоголиков, а еще раньше — полное собрание сочинений Кормака Маккарти[30]. Он читал, как пасутся коровы на свободном выгуле, — перемещаясь туда, где трава зеленее. Это было то, что ее муж предпочел проигнорировать, потому что странность всего этого его пугала. Это также пугало и ее, что, вероятно, было одной из причин, почему она ничего не знала об учебнике Люка по истории Балкан. Он ничего не говорил ей, потому что она не спрашивала. — У нас тут есть вундеркинды, — сказал Грир. — На самом деле, я бы оценил более пятидесяти процентов студентов Брода как вундеркиндов. Но они ограничены. Люк отличается, потому что Люк глобален. Не только в чем-то одном, во всем. Я не думаю, что он когда-нибудь будет играть в профессиональный бейсбол или баскетбол… — Если он пойдет в мою родню, то будет слишком мал для профессионального баскетбола. — Герб улыбнулся. — Если только он не очередной Спад Уэбб[31]. — Успокойся, — сказала Эйлин. — Но он играет с энтузиазмом, — продолжал Грир. — Баскетбол ему нравится, и он не считает это потраченным впустую временем. На спортивной площадке он не какой-то там неуклюжий бегемот. Люк прекрасно ладит со своими друзьями. Как бы там ни было, он не замкнутый или эмоционально не стабильный. Люк — по вашим меркам умеренно крутой американский ребенок, в футболке с рок-группой и бейсболке, козырьком назад. Может, в обычной школе он и не был бы таким крутым — ежедневная тягомотина могла бы свести его с ума, — но я думаю, что даже там с ним все было бы в порядке; он просто продолжал бы заниматься самостоятельно. — Затем Грир поспешно добавил: — Не то чтобы мы хотели проверить это на практике. — Нет, мы счастливы, что он здесь, — сказала Эйлин. — Очень. И мы знаем, что он хороший парень. Мы безумно его любим. — И он вас любит. Я провел несколько бесед с Люком, и он рассказывал об этом совершенно откровенно. Такие выдающиеся дети встречаются крайне редко. А такой одаренный бриллиант, поддающийся огранке и неплохо социализированный — то есть, видящий внешний мир так же, как и тот, что находится в его голове — встречается еще реже. — Если все в порядке, то почему мы здесь? — Спросил Герб. — Не то чтобы я возражал против того, что вы поете дифирамбы моему ребенку, не поймите меня правильно. И кстати, я все еще могу надрать ему задницу в ЛОШАДКУ, хотя у него приличный крюк[32]. Грир откинулся на спинку стула. Улыбка исчезла.