Он шмыгнул носом и нахмурился. — Запаха нет. У тебя галлюцинации? — Нет! — Ты сказала — автоматическое оружие. Ты имеешь в виду автоматические винтовки, типа Эй-Эр-15[211]? — Барабанщик Дентон начал проявлять интерес. — Да! Нет! Я не знаю! Но у тебя ведь есть оружие, я знаю! Ты должен их задержать! — Ты сошла с ума, — сказал он, и тут Энни заплакала. Барабанщик знал ее почти всю свою жизнь, даже пару раз ходил с ней на свидание, когда они были намного моложе, но никогда не видел, чтобы она плакала. Она действительно верила, что что-то происходит, и Барабанщик решил, какого черта. Сегодня вечером он был занят своим обычным делом, а именно думал о бренности жития. — Ладно, пойдем, посмотрим. — А твое оружие? Ты возьмешь с собой оружие? — Черт возьми, нет. Я сказал, что мы посмотрим. — Барабанщик, пожалуйста! — Посмотрим, — сказал он. — Это все, чего я хочу. Прими это или свали. Не имея другого выбора, Сиротка Энни была согласна и на это. 25 — Боже мой, я действительно это вижу? Слова Венди звучали приглушенно, потому что она зажала рот рукой. Никто не ответил. Они смотрели на экран, Люк застыл от удивления и ужаса, как и все остальные. Задняя Половина Задней Половины — Палата А, Парк Горького — была длинной, высокой комнатой, которая выглядела для Люка как заброшенная фабрика, где в конце боевиков, которые они с Рольфом любили смотреть тысячу лет назад, когда он еще был обычным ребенком, всегда происходили перестрелки. Он был освещен флуоресцентными лампами за проволочной решеткой, которые отбрасывали тени и придавали палате жутковатый подводный вид. Там были длинные узкие окна, затянутые мелкой тяжелой сеткой. Кроватей не было, только голые матрасы. Некоторые из них были задвинуты в проходы, некоторые — перевернуты, а один пьяно прислонился к голой шлакоблочной стене. Она была забрызгана желтой слизью, которая вполне могла быть рвотой. Вдоль одной шлакоблочной стены тянулся длинный желоб, заполненный проточной водой, над котором красовался трафаретный девиз: Вы — спасители! Девушка, голая, если не считать пары грязных носков, сидела на корточках над этим желобом, прислонившись спиной к стене и положив руки на колени. Она испражнялась. Раздался скрежещущий звук, когда ткань потерлась о телефон в кармане Морин, где он, возможно, был закреплен, и изображение на мгновение исчезло, когда щель, через которую смотрела камера, закрылась. Когда щель снова открылась, девушка шла прочь пьяной походкой, а ее дерьмо неслось по сточной канаве. Женщина в коричневой униформе горничной использовала пульверизатор Ринсенвак, чтобы убрать то, что могло быть и рвотой, и дерьмом, и пролитой едой, либо еще Бог знает чем. Она увидела Морин, помахала ей рукой и сказала что-то такое, чего никто из них не расслышал, не только из-за Ринсенвака, но и из-за того, что Парк Горького был полон смешанных голосов и криков. По одному из неровных проходов каталась девушка. Мимо прошел мальчик в грязных трусах с прыщами на лице и сползшими на нос грязными очками. Он кричал Я-Я-Я-Я-Я-Я и ударял себя по макушке на каждом подчеркнутом слоге. Люк вспомнил, как Калиша упоминала о мальчике с прыщами и в очках. Это было в его первый день в Институте. Кажется, Пити нет с нами уже целую вечность, но он был здесь еще на прошлой неделе, сказала она, и вот этот мальчик здесь. Или то, что от него осталось. — Литтлджон, — пробормотал Люк. — Я думаю, так его зовут. Пит Литтлджон. Никто его не слышал. Все смотрели на экран, словно загипнотизированные. Напротив водосточного желоба, служившего сливной канавой, стояло длинное корыто на стальных ножках. Рядом с ним стояли две девочки и мальчик. Девочки руками зачерпывали в рот какую-то коричневую жижу. Тим, глядя на это с недоверием и тошнотворным удивлением, подумал, что это хрючево похоже на Майпо, хлопья из его детства. Мальчик сидел, согнувшись, уткнувшись лицом в эту штуку, вытянув руки по швам и щелкая пальцами. Несколько других детей просто лежали на своих матрасах, уставившись в потолок, их лица были зататуированы тенями от сетки. Когда Морин подошла к женщине с Ринсенваком, по-видимому, чтобы занять ее место, картинка исчезла, и вместо изображения снова появился синий экран. Они ждали, не появится ли снова Морин в своем кресле с откидной спинкой, возможно, чтобы предложить какие-то дальнейшие объяснения, но больше ничего не было. — Боже мой, что это было? — Спросил Фрэнк Поттер. — Задняя Половина Задней Половины, — сказал Люк. Он был бледнее, чем когда-либо. — Что за люди сажают детей в эту… — Монстры, — сказал Люк. Он встал, потом приложил руку к голове и пошатнулся. Тим схватил его. — Ты собираешься упасть в обморок? — Нет. Не знаю. Мне нужно выйти на улицу. Мне нужно подышать свежим воздухом. Как будто потолок давит. Тим посмотрел на Шерифа Джона, и тот кивнул. — Выведите его в переулок. Посмотрим, получится ли у тебя прийти в себя. — Я пойду с тобой, — сказала Венди. — В любом случае, тебе нужно, чтобы я открыла дверь. На двери в дальнем конце зоны ожидания большими белыми заглавными буквами было выведено: Сработает АВАРИЙНАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ. Венди воспользовалась ключом со своего кольца, чтобы выключить сигнализацию. Тим ударил по дверной стойке тыльной стороной ладони, а другой рукой вывел Люка, уже не шатающегося, но все еще ужасно бледного, в переулок. Тим знал, что такое посттравматический синдром, но видел его только по телевизору. Он видел это сейчас, в этом мальчике, который не будет достаточно взрослым для бритья, по крайней мере, еще три года. — Не наступи на вещи Энни, — сказала Венди. — Особенно на ее надувной матрас. Она не поблагодарит тебя за это. Люк не стал спрашивать, что делают в переулке надувной матрас, два рюкзака, трехколесная продуктовая тележка и свернутый спальный мешок. Он медленно шел по направлению к Мэйн-стрит, глубоко дыша и внезапно остановился, чтобы согнуться и обхватить колени. — Лучше? — Спросил Тим. — Мои друзья собираются выпустить их, — сказал Люк, все еще согнувшись. — Кого выпустить? — Спросила Венди. — Тех… — Она не знала, как закончить. Это не имело значения, потому что Люк, казалось, ее не слышал. — Я их не вижу, но знаю. Я не понимаю, как я это могу, но я могу. Я думаю, это все Эйвестер. Я имею в виду Эйвери. С ним Калиша. И Ники. Джордж. Боже, они такие сильные! Как же они сильны вместе! Люк выпрямился и снова зашагал. Когда он остановился в начале переулка, на Мэйн-стрит зажглись шесть фонарей. Он удивленно посмотрел на Тима и Венди. — Разве я это сделал? — Нет, милый, — сказала Венди, слегка рассмеявшись. — Это пришло их обычное время. Давайте вернемся внутрь, сейчас же. Тебе нужно выпить Колу из запасов Шерифа Джона. Она коснулась его плеча. Люк стряхнул ее руку. — Подожди. Держащаяся за руки парочка пересекала пустынную улицу. У мужчины были короткие светлые волосы. На женщине было цветастое платье. 26 Сила, которую вырабатывали дети, уменьшилась, когда Ники отпустил руки Калиши и Джорджа, но лишь немного. Потому что остальные уже присоединились к ним за дверью Палаты А, и они обеспечивали большую часть энергии. Это как качели, подумал Ник. По мере того как способность мыслить снижается, ТП и ТК повышаются. А у тех, кто за этой дверью, почти не осталось мозгов. Все верно, сказал Эйвери. Так это и работает. Как аккумуляторная батарея. Голова Ники была ясной — абсолютно никакой боли. Глядя на остальных, он догадался, что у них тоже. Вернутся ли головные боли — и когда — предсказать было невозможно. Он был благодарен и за это. В бенгальском огне больше не было нужды — теперь он был в прошлом. Они скакали верхом на гуле. Ники склонился над повырубавшими друг друга шокерами надзирателями и начал рыться в их карманах. Он нашел то, что искал, и передал это Калише, а та передала Эйвери. — Это сделаешь ты, — сказала она. Эйвери Диксон, которому следовало бы ужинать дома с родителями после очередного тяжелого дня в своем пятом классе, взял оранжевую ключ-карту и прижал ее к сенсорной панели. Замок щелкнул, и дверь открылась. Жители Парка Горького сгрудились на другой стороне, как овцы, сбившиеся в кучу во время грозы. Они были грязные, в основном раздетые, ошеломленные. Некоторые из них пускали слюни. Пити Литтлджон кричал Я-Я-Я-Я-Я-Я, стуча себя по голове. Они никогда не вернутся, подумал Эйвери. Их шестеренки слишком обломаны, чтобы восстановиться. Может, и Айрис тоже. Джордж: Но у нас-то есть шанс. Эйвери: Да. Калиша, зная, что говорит цинично, но понимая, что это необходимо: А пока мы можем ими воспользоваться. — И что теперь? — Спросила Кэти. — Что дальше, что дальше? Какое-то мгновение никто из них не отвечал, потому что никто не знал. Потом заговорил Эйвери: Передняя Половина. Давайте заберем остальных детей и свалим отсюда. Хелен: И куда пойдем? Завыла сигнализация, то поднимаясь, то опускаясь, раздавалось цикличное ВАУ-вау-ВАУ. Никто из них не обратил на это внимания. — Побеспокоимся об этом позже, — сказал Ники. Он снова взялся за руки с Калишей и Джорджем. — Для начала, давайте немного рассчитаемся с Институтом — нанесем какой-нибудь ущерб. Кто-то не согласен? Возражений не было. Снова взявшись за руки, одиннадцать человек, поднявших бунт, двинулись обратно по коридору к комнате отдыха Задней Половины и лифтовому вестибюлю. Обитатели Палаты А следовали за ними зомби-шагами, привлекаемые магнетизмом детей, которые еще могли думать. Гул перешел в жужжание, но он все еще был слышен.