— Теперь я стал сильнее, — сказал Люк, — хотя до Института больше тысячи миль. Я — часть Институтских детей, но это уже не только они. Если бы это было так, я бы никогда не смог поднять пистолет этого парня силой мысли. Пустые подносы для пиццы было моим максимумом, помнишь? — Люк, я просто не… Люк сосредоточился. На мгновение он представил себе, как звонит телефон в передней, и понял, что если ему ответят, то обязательно спросят: Ты меня слышишь? Затем это изображение сменилось цветными точками и слабым гулом. Точки были скорее тусклыми, чем яркими, что было хорошо. Он хотел показать Тиму, но не причинить ему боль… хотя сделать это было бы так легко. Тим уткнулся в сетчатый забор, словно его толкнули невидимые руки, и поднял руки как раз вовремя, чтобы не разбить себе лицо. — Тим? — Спросила Венди. — Я в порядке, — сказал Тим. — Не спускай с них глаз, Венди. — Он посмотрел на Люка. — Это ты сделал? — Это исходило не от меня, а через меня, — сказал Люк. И потому что теперь у них было время (по крайней мере, немного), но, в основном, потому что ему было любопытно, он спросил: — На что это было похоже? — На сильный порыв ветра. — Конечно же, он был сильный, — сказал Люк. — Потому что вместе мы сила. Так говорит Эйвери. — Он же просто маленький ребенок. — Да. Он самый сильный из них за долгое время. Может быть, годы. Я не знаю точно, что произошло, но я думаю, что они, должно быть, поместили его в погружной бак — учитывая тот околосмертный опыт, который усиливает Огни Штази, только без каких-либо ограничивающих инъекций. — Я тебя не понимаю. Люк, казалось, его не слышал. — Держу пари, это было наказание за то, что он помог мне сбежать. — Он наклонил голову в сторону фургона. — Миссис Сигсби должна знать. Возможно, это даже была ее идея. В любом случае, это обернулось против них. Должно быть, из-за него они и взбунтовались. В Палате А дети имеют реальную силу. Эйвери открыл эту палату. — Но энергии, чтобы вытащить их из ловушки недостаточно. — Пока нет, — ответил Люк. — Но я думаю, что они смогут. — Почему? Как? — Ты заставил меня задуматься, когда сказал, что у Миссис Сигсби и Стэкхауса должны быть свои боссы. Я должен был сам догадаться, но никогда не заглядывал так далеко. Наверное, потому что родители и учителя — единственные боссы, которые есть у детей. Если есть старшие боссы, почему не должно быть других Институтов? На стоянку въехала машина, проехала мимо них и исчезла в мигании красных задних фар. Когда она исчезла, Люк продолжил: — Может быть, тот, что в Мэне, единственный в Америке, а может быть, есть еще один, где-то на западном побережье. Ну, знаешь, в качестве подстраховки. И в Великобритании может быть еще один… и в России тоже… Индия… Китай… Германия… Корея. Это само собой разумеется, когда ты об этом думаешь. — Гонка умов вместо гонки вооружений, — сказал Тим. — Ты это хочешь сказать? — Я не думаю, что это гонка. Я думаю, что все Институты работают заодно. Я не знаю этого наверняка, но это кажется вероятным. Общая цель. Хорошая идея — убить нескольких детей, чтобы не дать всей человеческой расе покончить с собой. Своеобразный компромисс. Бог знает, как долго это продолжалось, но до сих пор ни разу не было бунтов. Эйвери и остальные мои друзья это начали, но это может распространиться. Возможно, это уже распространяется. Тим Джеймисон не был ни историком, ни социологом, но держался в курсе текущих событий и считал, что Люк, возможно, прав. Бунт или революция, — если использовать менее уничижительный термин — был подобен вирусу, особенно в век всеобщей информированности. Это может распространиться. — Сила, которой обладает каждый из нас, — причина, по которой они нас похитили и привезли в Институт, — очень мала. Сила всех нас вместе — велика. Особенно учитывая детей из Палаты А. Когда их разум исчез, сила — это все, что осталось. Но если есть еще Институты, если дети в них знают, что происходит у нас, и если они все объединятся… Люк покачал головой. Он снова подумал о телефоне в их прихожей, только выросшем до огромных размеров. — Если бы это случилось, она бы стала невероятной, я имею в виду действительно огромной. Вот почему нам нужно время. Если Стэкхаус думает, что я идиот, так стремящаяся спасти своих друзей, что пытаюсь совершить идиотскую сделку, это хорошо. Тим все еще чувствовал тот призрачный порыв ветра, который толкнул его на забор. — Мы ведь не собираемся их спасать, правда? Люк серьезно посмотрел на него. С грязным, покрытым синяками лицом и забинтованным ухом он выглядел как самый безобидный ребенок. Затем он улыбнулся и на мгновение вовсе не выглядел безобидным. — Нет. Мы собираемся шляться по руинам. 8 Калиша Бенсон, Эйвери Диксон, Джордж Айлс, Николас Уилхольм, Хелен Симмс. Пять детей, сидели в конце туннеля, рядом с запертой дверью, дарующей (не то, что бы кто-то что-то собирался им дарить) выход на Уровень Е Передней Половины. Кэти Гивенс и Хэл Леонард некоторое время находились рядом с ними, но теперь они присоединились к детям из Палаты А, которые бродили, взявшись за руки пытаясь организоваться в хоровод. Надежды Калиши на Айрис таяли, как и на Лена, хотя до этого момента Айрис просто стояла и смотрела, как обитатели Палаты А пытаются организовать хоровод, который то распадался на части, то собирался снова. Хелен вернулась и была с ними. Айрис легко может уйти и не вернуться. То же самое касалось Джимми Каллума и Донны Гибсон, которых Калиша немного знала — благодаря своей ветрянке она прожила в Передней Половине гораздо дольше, чем остальные. Дети из Палаты А ее огорчали, но с Айрис все было гораздо хуже. Вполне вероятно, её мозг мог быть испорчен без возможности восстановления… думать об этом было просто… — Ужасно, — сказал Ники. Она посмотрела на него почти с упреком. — Ты в моей голове? — Да, но не роюсь в ящиках с мысленным нижним бельем, — сказал Ники, и Калиша фыркнула. — Теперь мы все в головах друг у друга, — сказал Джордж. — Он ткнул большим пальцем в сторону Хелен. — Неужели ты думаешь, что я хотел знать, что она так смеялась на вечеринке какого-то друга, что обмочилась? Это подлинный случай Ти-Ми-Ай[230]. — Это все же лучше, чем знать, что ты беспокоишься о псориазе на своем… — начала Хелен, но Калиша велела ей замолчать. — Как ты думаешь, который сейчас час? — Спросил Джордж. Калиша посмотрела на свое обнаженное запястье. — Семь часов утра. — Мне кажется, что одиннадцать, — сказал Ники. — Знаете что самое смешное? — Сказала Хелен. — Я всегда ненавидела этот гул. Я думала, что это он лишает меня мозгов. — Мы все так думали, — сказал Джордж. — Теперь мне он вроде как нравится. — Потому что это сила, — ответил Ники. — Их сила, пока мы не подчиняем ее. — Несущая волна, — сказал Джордж. — Теперь это постоянно. Просто ждет сигнала. — Алло, вы меня слышите? — Подумала Калиша, и дрожь, потрясшая ее при этом, была не совсем неприятной. Несколько обитателей Палаты А снова взялись за руки. Айрис и Лен к ним присоединились. Уровень циклического гула пополз вверх. Так же как и пульсация в потолочных люминесцентных лампах. Затем гул вернулся на прежний уровень. — Он с нами на связи, — сказала Калиша. Никому из них не нужно было спрашивать, кого она имеет в виду. — Я бы с удовольствием снова полетала, — задумчиво сказала Хелен. — С превеликим удовольствием. — Они дождутся его, Ша? — Спросил Ники. — Или просто пустят газ? Как ты думаешь? — А что скажет нам профессор Ксавье[231]? — Она толкнула Эйвери локтем в бок… но аккуратно. — Просыпайся, Эйвестер. Протри глазки. — Я уже не сплю, — сказал Эйвери. Не совсем правда; он все еще дремал, наслаждаясь гулом. Размышляя о телефонах, которые стали больше, как шляпы Бартоломью Каббинса, больше и красивее. — Они дождутся. Они должны, потому что если с нами что-нибудь случится, Люк узнает. И мы должны ждать, пока он придет. — А когда это произойдет? — Спросила Калиша. — Мы воспользуемся телефоном, — сказал Эйвери. — Большим телефоном. Все вместе. — Насколько он большой? — В голосе Джорджа звучало беспокойство. — Потому что последний, который я видел, был чертовски большим. Почти такой же большой, как я. Эйвери покачал головой. Его веки опустились. В глубине души он все еще был маленьким ребенком, и ему давно пора было спать. Дети из Палаты А — трудно было не думать о них как о горках, даже для Калиши — все еще держались за руки. Люминесцентные лампы опять загорелись ярче; одна из трубок коротнула и погасла. Гул стал глубже и сильнее. Они чувствуют это даже из Передней Половины, Калиша была в этом уверена — Джо и Хадад, Чед и Дэйв, Присцилла и этот злюка, Зик. И остальные тоже. Боятся ли они? Может быть, немного, но… Но они считают, что мы в ловушке, — подумала она. Они считают, что находятся в безопасности. Они считают, что бунт подавлен. Пусть они продолжают в это верить. Где-то был большой телефон — самый большой телефон, с добавочными номерами во всех комнатах. Если бы они позвонили по этому телефону (они позвонят, когда не будет другого выбора), сила в этом туннеле, где они были пойманы в ловушку, вышла бы за пределы любой бомбы, когда-либо взорванной на земле или под ней. Этот гул, теперь всего лишь несущая волна, мог перерасти в вибрацию, способную опрокинуть здания, возможно, разрушить целые города. Она не знала этого наверняка, но думала, что это вполне может быть правдой. Сколько детей, в головах которых теперь не осталось ничего, кроме силы, ради которой их забрали, ждали звонка по большому телефону? Сотня? Пятьсот? Может быть, даже больше, если подобные Институты были разбросаны по всему миру. — Ники? — Что? — Он тоже дремал, и голос его звучал раздраженно. — Может быть, мы сможем его включить, — сказала она, и не было нужды уточнять, что именно. — Но если мы это сделаем… сможем ли его выключить? Он задумался, потом улыбнулся.