— Я не знаю, как это выразить. Не знаю, смогу ли я вообще это выразить. — Попробуй, — сказал Герб. — В будущем у нас будет много важных дискуссий, но эта — самая важная на сегодняшний день. Так что попробуй. В передней части ресторана, словно кукушка, отбивающая каждый час времени, возник Ричи Рокет и начал танцевать под Мамбо номер 5[39]. Эйлин наблюдала, как серебристая фигура в скафандре жестом руки в перчатках указала на соседние столики. Несколько маленьких детей присоединились к нему, подпрыгивая под музыку и смеясь, в то время как их родители смотрели, фотографировали и аплодировали. Не так давно — пять быстро пролетевших лет назад — Люк был одним из таких детей. Теперь они говорили о, казалось бы, невозможных переменах. Она не знала, как такой ребенок, как Люк, мог родиться от такой пары, как они, — обычных людей с обычными стремлениями и ожиданиями, — и иногда ей хотелось, чтобы он был обычным ребенком. Иногда ей очень не нравилась положение, в которое они были поставлены, но Люка она никогда не ненавидела, и никогда не будет ненавидеть. Он был ее ребенком, ее единственным и неповторимым. — Люк? — Сказал Герб. Говорил очень тихо. — Сынок? — Это то, что мне необходимо для дальнейшего продвижения, — сказал Люк. Он поднял голову и посмотрел прямо на них, его глаза горели таким блеском, который родители видели очень редко. Он скрывал от них это сияние, потому что знал, что оно пугает их так, как не могут напугать несколько дребезжащих тарелок. — Разве вы не понимаете? Это то, что мне просто необходимо для дальнейшего продвижения. Я хочу поехать туда… и учиться… а потом продвигаться дальше. Эти университеты они типа Брода. Но они не цель, а только ступеньки к цели. — Какой цели, милый? — Спросила Эйлин. — Даже не знаю. Я так много хочу узнать и понять. Эта штука в моей голове… она растет… и иногда её устраивает текущее положение дел, но в основном нет. Иногда я чувствую себя таким маленьким… таким чертовски глупым… — Дорогой, нет. Глупость — это последнее, о чем ты мог бы подумать. — Она потянулась к его руке, но он отстранился, качая головой. Жестяной поднос для пиццы задрожал на столе. Кусочки корок задрожали. — Там бездна, понятно? Иногда мне это снится. Она уходит в никуда, и в ней полным-полно всего, чего я не знаю. Я не знаю, как бездна может быть полной — это оксюморон, — но это так. Что заставляет меня чувствовать себя маленьким и глупым. Но через эту бездну есть мост, и я очень хочу по нему пройти. Я хочу встать посреди него и поднять руки… Они завороженно и немного испуганно наблюдали, как Люк поднимает руки к своему узкому напряженному лицу. Поднос для пиццы теперь не просто дрожал, а дребезжал. Как иногда делали тарелки в шкафах. — … и все эти вещи из темноты всплывут вверх. Я это знаю. Поднос с остатками пиццы запрыгал по столу и грохнулся на пол. Герб и Эйлин едва обратили на это внимание. Такие вещи случались с Люком, когда он был расстроен. Не часто, но иногда. Они к этому привыкли. — Я понимаю, о чем ты, — сказал Герб. — Чушь собачья, — сказала Эйлин. — Никто из нас ничего точно не знает и не понимает. Но ты должен двигаться вперед и начать оформление документов. Сдать ЕГЭ. Ты можешь это сделать, а потом передумать. Если ты не изменишь своего мнения, если ты сохранишь решительность… — Она посмотрела на Герба, и тот кивнул. — Мы постараемся, чтобы это состоялось. Люк усмехнулся и поднял поднос. Он посмотрел на Ричи Рокета. — Я тоже танцевал с ним, когда был маленьким? — Да, — ответила Эйлин. Ей снова понадобилась салфетка. — Ну, конечно же. — Ты ведь знаешь, что говорят о бездне? — Спросил Герб. Люк покачал головой, то ли потому, что это было редкой вещью, которую он не знал, то ли потому, что не хотел портить настроение отца. — Если долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя[40]. — Держу пари, это так, — сказал Люк. — Эй, мы можем заказать десерт? 4 Включая сочинение, тест ЕГЭ длился четыре часа, но в середине был милосердный перерыв. Люк сидел на скамейке в школьном вестибюле, жевал бутерброды, которые приготовила для него мать, и думал о книге. Он принес с собой Голый завтрак[41], но один из инспекторов её изъял (вместе с его телефоном и телефонами остальных экзаменуемых), сказав Люку, что книга будет возвращена ему позже. Парень также перелистал все страницы, в надежде найти либо порнографию, либо пару шпаргалок. Пока он ел бутерброды, он заметил, что вокруг него стоят еще несколько экзаменуемых. Большие мальчики и девочки, старшеклассники и старшеклассницы. — Малыш, — спросил один из них, — какого черта ты здесь делаешь? — То же, что и ты, — ответил Люк. — Сдаю экзамен. Они это обдумали. И одна из девушек сказала: — Ты гений? Как в кино? — Нет, — ответил Люк, улыбаясь, — но последнюю ночь я провел в Холидей Инн Экспресс. Они рассмеялись, и это было прекрасно. Один из парней поднял ладонь, и Люк дал ему пять. — Куда ты поступаешь? В какой колледж? — МТИ[42], если получится, — сказал Люк. Это было неискренне; он уже имел временный допуск в оба ВУЗа по своему выбору, при условии, что сегодня не стратит. С чем он проблем не видел. До сих пор экзамен был легким. А вот вид окружавших его подростков он находил устрашающим. Осенью он будет ходить на занятия с такими же ребятами, как эти, намного старше и вдвое крупнее его, и, конечно, все они будут искоса на него смотреть. Он обсудил это с Мистером Гриром, сказав, что он, вероятно, покажется им уродом. — Важно то, что ты чувствуешь, — сказал Мистер Грир. — Постарайся на этом сосредоточиться. И если тебе будет нужна консультация — просто кто-то, чтобы поговорить о твоих чувствах — ради Бога, не стесняйся её получить. И ты всегда можешь мне написать. Одна из девушек — симпатичная рыжеволосая — спросила его, решил ли он задачу об отеле в разделе математики. — Ту, про Аарона? — Спросил Люк. — Да, почти уверен, что решил. — Как ты её решил, можешь вспомнить? Вопрос был в том, как вычислить, сколько какой-то чувак по имени Аарон должен был бы заплатить за номер в мотеле за x ночей, если бы ставка была $99,95 за ночь, плюс 8 % налога, плюс дополнительный разовый сбор в пять баксов, и, конечно же, Люк помнил решение, потому что это была немного каверзная задача. Ответом было не число, а уравнение. — Правильный ответ Б., смотри. — Он достал ручку и написал на своем пакете для завтрака: 1.08 (99.95 x) + 5. — Ты уверен? — Спросила она. — Я отметила А. — Она наклонилась, взяла пакет Люка — он уловил запах ее духов, сиреневый, восхитительный — и написала: (99,95 + 0,08 х) + 5. — Замечательное уравнение, — сказал Люк, — но именно так люди, которые разрабатывают эти тесты, подставляют нам подножки. — Он постучал пальцем по ее уравнению. — Твое пребывание здесь рассчитано только на одну ночь. Оно также не учитывает налог на номер. Она застонала. — Да ладно тебе, — сказал Люк. — Ты, наверняка на остальное ответила правильно. — Может быть, ты ошибаешься, а она права, — сказал один из парней. Это был тот, кто дал Люку пять. Она покачала головой. — Мальчик прав. Я забыла рассчитать гребаный налог. Я лажанула. Люк смотрел, как она уходит, опустив голову. Один из парней подошел к ней и приобнял за талию. Люк ему завидовал. Один из них, высокий юноша в дизайнерских очках, сел рядом с Люком. — Это трудно? — Спросил он. — Быть тобой, я имею в виду? Люк немного поразмыслил. — Иногда, — ответил он. — Обычно это просто, ну знаешь, просто живи и радуйся. Один из инспекторов высунулся наружу и звякнул колокольчиком. — Возвращаемся, ребята. Люк с облегчением встал и бросил пустой пакет для завтраков в мусорную корзину у двери в спортзал. Он в последний раз взглянул на хорошенькую рыжеволосую девушку, и когда вошел, перевел взгляд влево. 5 Вторая половина теста была такой же легкой, как и первая, и он считал, что справился с заданием вполне сносно. Во всяком случае, был краток. Выйдя из школы, он увидел хорошенькую рыженькую девушку, которая сидела на скамейке одна и плакала. Люк задался вопросом, сдала ли она тест, и если да, то насколько плохо — просто могла-бы-получить-баллы-и-получше, или застряла-с-поступлением-в-колледж-на-год. Он задумался, каково это — иметь мозг, который, кажется, не знает большинства ответов. Он подумал, не пойти ли ему туда и попытаться ее успокоить. Ему было интересно, примет ли она утешение от ребенка, который для неё был мелочью с крохотной пипиркой. Она, наверное, скажет ему, чтобы он закосил под амебу и растворился. Он занервничал так сильно, что ему показалось, что урна напротив пришла в движение — это было жутковато. И тут к нему в голову пришла истина (настоящее откровение), что жизнь была одним длинным ЕГЭ-тестом, только вместо четырех или пяти вариантов вы получали десятки. В том числе и дерьмо-варианты типа время от времени или может быть, а может и нет. Он увидел маму, которая махала рукой из окна машины. Он помахал в ответ и к ней побежал. Когда Люк забрался внутрь и пристегнулся, она спросила, как все прошло. — Отлично, — сказал Люк. Он одарил ее своей самой солнечной улыбкой, но не мог перестать думать о рыжеволосой. Плакать — это плохо, но то, как она опустила голову, когда он указал на ошибку в ее уравнении — как цветок в засушливый период — было куда хуже. Он велел себе не думать об этом, но, конечно же, у него ничего не вышло. Постарайтесь не думать о белом медведе, сказал однажды Федор Достоевский, и вы увидите, что проклятая тварь приходит на ум каждую минуту. — Мам? — Что? — Как ты думаешь, память — это благословение или проклятие? Она ответила без раздумий, одному Богу известно, что такое она себе в этот момент представляла. — И то и другое, дорогой.