20 Время пришло, сказал Эйвери. Он ожидал, что будет бояться, он боялся с тех пор, как проснулся в комнате, которая была похожа на его комнату, но таковой не была, а потом Гарри Кросс сбил его с ног, и он испугался еще больше, больше чем когда-либо. Но сейчас он не боялся. Он был в восторге. Когда его мама убиралась, на стереосистеме все время звучала песня, и теперь он вспомнил одну строчку: Я буду свободен.[241] Он подошел к детям из Палаты А, которые уже сформировали свой хоровод. Калиша, Ники, Джордж и Хелен последовали за ним. Эйвери протянул руки. Калиша взяла одну, а Айрис — бедная Айрис, которую можно было бы спасти, случись это хоть на день раньше, — другую. Женщина, стоявшая на страже за дверью, что-то крикнула — вопрос, но он затерялся в нарастающем гуле. Появились точки, теперь уже не тусклые, а яркие и они становились все ярче. Огни Штази заполнили центр хоровода, вращаясь и поднимаясь, как полоска на столбе парикмахера, выходя из какого-то глубокого места силы, возвращаясь обратно, а затем появляясь снова, освеженная и более сильная. ЗАКРОЙТЕ ГЛАЗА. Уже не просто мысль, а мысль, перекрывающая гул. Эйвери огляделся, чтобы убедиться, что они это сделали, и сам закрыл глаза. Он ожидал увидеть свою домашнюю комнату, или, может быть, их задний двор с качелями и бассейном, который его отец надувал каждый День поминовения[242], но он этого не увидел. И, возможно, это не должно было быть сюрпризом. Это правда, что его сбили с ног и заставили плакать, что было плохим началом в последние недели его жизни, но потом у него появились друзья, хорошие друзья. Дома у него друзей не было. В его родной школе все думали, что он был странным, даже издевались над ним, подбегая к нему и крича «Эй, Эйвери, окажи мне услугу», прямо в лицо. Здесь ничего подобного не было, потому что здесь все они были такими. Здесь его друзья заботились о нем, относились к нему как к нормальному человеку, и теперь он позаботится о них. Калиша, Ники, Джордж и Хелен: он позаботится о них. Люк больше всех. Если бы он только мог. Закрыв глаза, он увидел большой телефон. Он стоял рядом с батутом, перед неглубокой канавой, через которую Люк пролез, чтобы забраться под забор, — старомодный телефон высотой не меньше пятнадцати футов и черный, как сама смерть. Эйвери, его друзья и дети из Палаты А стояли вокруг него, взявшись за руки. Огни Штази кружились, ярче, чем когда-либо, то над циферблатом телефона, то головокружительно скользили по его гигантской бакелитовой трубке. Калиша, уходи. Игровая площадка! Протеста не последовало. Ее рука покинула руку Эйвери, но прежде чем разрыв в круге смог прервать действие силы и разрушить видение, за руку Эйвери схватился Джордж. Гул теперь был повсюду, наверняка они слышали его во всех тех далеких местах, где были другие дети, подобные им, стоящие в таких же кругах. Эти дети слышали, точно так же, как слышали цели, которых им навязывали для убийства в этих разнообразных Институтах. И, как и те цели, дети повиновались. Разница была в том, что повиновались они сознательно и с радостью. Бунт был не только здесь; бунт становился глобальным. Джордж, УХОДИ. Игровая площадка! Рука Джорджа выскользнула, и ее место заняла рука Ники. Ники, который заступился за него, когда Гарри сбил его с ног. Ники, который называл его Эйвестер, так называть его мог только близкий друг. Эйвери сжал его руку и почувствовал, как Ники сжал в ответ. Ники, который всегда был в синяках. Ники, который не поддавался и не брал их дерьмовые жетоны. Ники, УХОДИ. Игровая площадка! Он исчез. Теперь за его руку схватилась Хелен, Хелен с ее выцветшими панковскими волосами, Хелен, которая научила его кувыркаться вперед на батуте и страховала его: Чтобы ты не упал и не расколол свою глупую голову. Хелен, УХОДИ. Игровая площадка! Она ушла, последняя из его друзей отсюда, теперь за его руку держалась Кэти, и время пришло. Снаружи послышались слабые звуки выстрелов. Пожалуйста, не допусти, чтобы было слишком поздно! Это была его последняя осознанная мысль как личности, как Эйвери. Потом он присоединился к гулу и огням. Пришло время сделать междугородний звонок. 21 Сквозь несколько оставшихся деревьев Стэкхаус увидел, как Сабурбан катится вперед. Отблеск огней от административного здания скользнул по его хрому. Он двигался очень медленно, но понемногу приближался. Ему пришло в голову (слишком поздно, чтобы что-то предпринять, и так бывало не часто), что у мальчика, возможно, нет флешки, что он мог оставить ее у той, кого он называл офицером Венди. Или спрятать её где-то между аэропортом и этим местом, чтобы заблудший герой с последним вздохом мог позвонить офицеру Венди, и сообщить, где она находится. Но что я могу с этим поделать? — подумал он. Ничего. Есть только это. Сабурбан показался в начале подъездной дорожки. Стэкхаус остался стоять между автобусом и флагштоком, раскинув руки, как Христос на кресте. Гул достиг почти оглушительного уровня, и он задался вопросом, удерживает ли Розалинда свою позицию или они заставили её бежать. Он подумал о Глэдис и понадеялся, что она уже готова приступить к делу. Он покосился на фигуру за рулем Сабурбана. Разобрать что-либо было невозможно, и он знал, что Даг и Чед тоже не смогут разглядеть Люка через затемненные боковые стекла, пока их не разнесет свинцовым ураганом, но лобовое стекло было прозрачным, и когда Сабурбан сократил расстояние до двадцати ярдов — чуть ближе, чем он надеялся, — он увидел расширяющуюся полосу перевернутой кепки, пересекающую лоб водителя, и отпустил флагшток. Голова водителя начала отчаянно трястись. Одна рука покинула руль, прижимая пятерню в виде морской звезды к ветровому стеклу в жесте остановки, и он понял, что его надули. Трюк был так же прост, как побег ребенка, заползающего под забор, и так же эффективен. Не заблудший герой был за рулем Сабурбана. Это была Миссис Сигсби. Сабурбан снова остановился, затем начал пятиться назад. — Извини, Джулия, ничего не поделаешь, — сказал он и поднял руку. Из-за деревьев началась стрельба. В задней части Передней Половины Глэдис Хиксон сняла крышки с двух больших ведер с отбеливателем, расположившихся под вентиляционным блоком, который обеспечивал вентиляцию и охлаждение Задней Половины и переходного туннеля. Она затаила дыхание, вывалила бутылки с моющим средством для унитазов в ведра с отбеливателем, быстро перемешала их ручкой швабры, накрыла ведра и агрегат брезентом и с горящими глазами помчалась в восточное крыло Передней Половины. Пробежав по крыше, она поняла, что та движется у нее под ногами. 22 — Нет, Тревор, нет! — Закричала Миссис Сигсби. Она качала головой взад и вперед. Со своего места позади нее Тим увидел, как она подняла руку и прижала ее к лобовому стеклу. Другой рукой она перевела Сабурбан на задний ход. Он только пришел в движение, когда началась стрельба, некоторые выстрелы шли справа, из леса, некоторые спереди и — Тим был почти уверен — сверху. В лобовом стекле Сабурбана появились дыры. Стекло стало молочным и провисло внутрь. Миссис Сигсби превратилась в марионетку, дергалась, подпрыгивала и издавала сдавленные крики, когда в нее попадали пули. — Лежи, Люк! — Крикнул Тим, когда мальчик начал извиваться под ним. — Не вставай! Пули пробили задние стекла Сабурбана. Осколки стекла упали Тиму на спину. По водительскому сиденью стекала кровь. Даже несмотря на ровный гул, который, казалось, доносился отовсюду, Тим слышал, как пули пролетают прямо над ним, издавая низкий звук взззз. Послышался свист пуль, пробивающих металл. Капот Сабурбана приподнялся. Тим поймал себя на том, что вспоминает финальную сцену из какого-то старого гангстерского фильма: Бонни Паркер и Клайд Бэрроу танцуют Танец смерти, когда пули вонзаются в их машину и в них самих. Каким бы ни был план Люка, он катастрофически проваливался. Миссис Сигсби была мертва; он видел, как ее кровь забрызгала остатки лобового стекла. Они будут следующими. Затем, он услышал крики впереди и крики справа. Еще две пули прошли сквозь правый бок Сабурбана, одна из них даже задела воротник рубашки Тима. Они были последними. Теперь он услышал громкий, скрежещущий рев. — Дай мне подняться! — Ахнул Люк. — Я не могу дышать! Тим слез с мальчика и заглянул между передними сиденьями. Он понимал, что в любую секунду ему могут снести голову, но он должен был посмотреть. Люк встал рядом с ним. Тим хотел было сказать мальчику, чтобы он опустился на пол, но слова застряли у него в горле. Этого не может быть, — подумал он. Этого не может быть. Но это происходило. 23 Эйвери и остальные стояли, взявшись за руки вокруг большого телефона. Это было трудно разглядеть из-за Огней Штази, таких ярких и красивых. Бенгальский огонь, — подумал Эйвери. Теперь мы воспроизводим бенгальский огонь. Он слился с Огнями Штази, достигая десяти футов в высоту и плюясь искрами во все стороны. Поначалу бенгальский огонь колебался взад и вперед, но затем групповой разум взял его под контроль. Он ударил по гигантской трубке телефона и сбил ее с гигантского основания. Гантелеобразная фигура косо приземлилась рядом с тренажерами на игровой площадке. Из трубки доносились голоса на разных языках, все задавали один и тот же вопрос: Алло, ты меня слышишь? Алло, ты меня слышишь? — Да, — в один голос ответили ребята из Института. ДА, МЫ СЛЫШИМ ВАС! СДЕЛАЕМ ЭТО ВМЕСТЕ! Круг детей в Национальном парке Сьерра-Невада в Испании слышал. Слышал круг боснийских детей, заточенных в Динарских Альпах. Слышали на Пампусе, острове, охраняющем вход в Амстердамскую гавань, где собрался кружок голландских детей. Круг немецких детей слышал в горных лесах Баварии. В Пьетрапертозе, Италия. В Намвоне, Южная Корея. В десяти километрах от сибирского города-призрака Черский. Они слышали, они ответили, они стали единым целым. 24 Калиша и остальные добрались до запертой двери между ними и Передней Половиной. Теперь они отчетливо слышали выстрелы, потому что гул резко прекратился, словно где-то выдернули пробку. О, он все еще там, подумала Калиша. Это просто больше не для нас. В стенах раздался стон, почти человеческий звук, а затем стальная дверь между переходным туннелем и Уровнем Е Передней Половины вылетела наружу, зацепив Розалинду Доусон, стоящую перед ней и мгновенно убив ее. Дверь приземлилась за лифтом, вывернутая из лутки там, где были ее тяжелые петли. Наверху проволочная сетка, защищавшая люминесцентные лампы, пульсировала, отбрасывая сумасшедшие подводные тени.