— И что это даст? — Мы будем заранее знать, откуда идет груз — с востока или с запада, — и сумеем подготовить торжественную встречу. А дальше — по твоему плану: быстрый захват и повальный личный досмотр, начиная с директора завода и кончая собакой сторожа. Только для этого, сам понимаешь, люди должны быть наготове в нужное время. Не могу же я целую неделю держать роту спецназа в кустах за заводским забором! — Соображаешь, хоть и генерал, — похвалил Забродов и, с очень довольным видом откинувшись на спинку стула, под сердитое ворчание уязвленного генерала стал неторопливо допивать кофе. * * * Собственная служба безопасности в «Бельведере» отсутствовала. Охрана завода в Пескове, состоявшая из трех смен сторожей, насчитывала двенадцать человек и походила на службу безопасности в современном понимании этого словосочетания примерно так же, как рахитичная дворняжка пятнадцати сантиметров в холке похожа на датского дога. Что до московского офиса, то Климова и Муху вполне устраивала охрана, нанятая владельцем здания, в котором они арендовали помещение. В экстренных ситуациях, когда Муха не мог самостоятельно решить возникшие проблемы, он напрягал свои старые связи среди братвы и милиции. Обычно этого хватало, тем паче что упомянутые ситуации возникали все реже по мере того, как железная рука Кремля брала под контроль денежные потоки, а вольная братва мало-помалу меняла кожаные куртки на деловые костюмы, прибиваясь к большому и малому бизнесу. Один-единственный охранник, числящийся в штате московского офиса «Бельведера», являлся, по сути, личным шофером и телохранителем Климова, который скверно водил машину, не мог самостоятельно постоять за себя и до смешного боялся быть убитым, похищенным, ограбленным, а может быть, даже и изнасилованным. Телохранителя Муха подыскал своему партнеру из числа своих старых знакомых. Гена Лыков был таким же бомбилой с Рижского рынка, как и сам Муха. Откликался он на кличку Буфет, имел солидные габариты, за которые и получил свое прозвище, неплохие рефлексы и аттестат о среднем образовании, которое, судя по всему, не оставило в коре его головного мозга сколько-нибудь заметных следов. Гена Буфет был человеком весьма полезным, поскольку охотно докладывал своему старому корешу Мухе о каждом шаге Климова, но в делах, где требовалась хотя бы минимальная сообразительность, толку от него было как с козла молока. От принятия самостоятельных решений Буфет воздерживался и правильно делал: оба раза, когда он предпринял что-то на свой страх и риск, закончились сроками заключения — к счастью, не слишком продолжительными. Назвав Виктора Мухина начальником службы безопасности, его партнер погрешил против истины: Муха был не начальником службы безопасности, а самой этой службой — сам себе и начальник, и подчиненный, и весь личный состав. Поэтому напрягать ему в случае чего было некого — приходилось напрягаться самому. Климов попросил его разузнать все об их новом клиенте, тюменском предпринимателе Худякове. Правда, просьба эта прозвучала как приказ, но в интересах дела Муха решил считать ее именно просьбой, а резкий тон партнера списать на вполне понятное нервное напряжение. Приказывать ему Климов не имел никакого права, но, с другой стороны, дело действительно надо делать, и справиться с ним не мог никто, кроме Виктора Мухина. Быковать, обучая партнера правильным манерам, некогда, и Муха, который, как большинство физически сильных от природы людей, был, по большому счету, добродушен, не стал лезть в бутылку из-за такой мелочи, как внезапно прорезавшийся у Климова приказной тон. Он был до смерти рад, что заварившийся было скандал из-за пресловутых двадцати тонн грузинского вина угас в самом зародыше, и вовсе не хотел его возобновления. Первым делом Муха позвонил в гостиницу по оставленному сибирским гостем телефону и убедился, что Вячеслав Гаврилович Худяков действительно забронировал там номер, хотя еще не зарегистрировался. Гостиница, к слову, была третьеразрядная, но как раз это Муху нисколько не смутило: в конце концов, экономия и бережливость — весьма распространенный способ накопления и сохранения капитала. Виктору Мухину этот способ был чужд, но он знавал немало вполне обеспеченных людей, готовых удавиться за копейку. Вместо благодарности бросив в трубку короткое «угу», он вышел в приемную и сунул листок с реквизитами худяковской фирмы в зубы секретарше, сопроводив это действие инструкциями соответствующего содержания. Хорошо зная характер своего босса, секретарша мигом спрятала в ящик стола глянцевый журнал, который до этого листала, и развила бурную деятельность. Информация о торговом предприятии «Твой выбор» в два счета отыскалась в Интернете. Она полностью соответствовала предъявленным Худяковым учредительным и финансовым документам, а также тому, что Вячеслав Гаврилович изложил компаньонам в устной форме. — Угу, — повторил Муха, через плечо секретарши глядя в монитор. — А ну-ка, набери мне их приемную. Скажи, пусть дадут шефа. Связь с далекой Тюменью установилась в мгновение ока. Мухина это не удивило и не обрадовало, поскольку в те полузабытые времена, когда приходилось часами ждать междугородного соединения, а потом, надсаживаясь, орать в трубку, чтобы тебя услышали на другом конце провода, он еще ходил пешком под стол и не вел деловых переговоров по телефону. Секретарша вежливо попросила свою тюменскую коллегу соединить ее с Вячеславом Гавриловичем, выслушала короткий ответ, сказала «спасибо» и положила трубку. — Сегодня рано утром вылетел в Москву, — сообщила она. — Угу, — в третий раз повторил Муха и скрылся в кабинете. Климов, который с горя начал прикладываться к бутылке еще до прихода партнера, а затем продолжил это приятное занятие вместе с потенциальным клиентом, набрался-таки по самые брови. Через полчаса после ухода Худякова его окончательно развезло, и он убыл к месту постоянной регистрации, заботливо поддерживаемый за талию верным Буфетом. Кабинет, таким образом, остался в полном распоряжении Мухина. Очутившись в одиночестве, Муха повалился в вертящееся кресло перед компьютером, закурил и стал размышлять, рассеянно вертя на столе свой антикварный золотой портсигар. При прочих равных условиях добытой информации о Худякове вполне хватило бы для того, чтобы успокоиться и с чистой совестью считать, что поручение Климова выполнено в полном объеме. Но партнеру удалось заразить Мухина своим беспокойством, и он решил для успокоения нервов проверить сибиряка по полной программе. Сделав несколько звонков по мобильному телефону, он наконец отыскал нужного человека и изложил свою просьбу, прибавив, что дело срочное и что за ним не заржавеет. «Жди, попробую», — сказали ему. Муха раскурил потухшую сигару, включил компьютер и стал ждать, за неимением иного занятия раскладывая пасьянс «Косынка». Он щелкал кнопкой мыши, посасывал пластиковый мундштук и думал, на кой ляд ему понадобилось копать под этого Худякова глубже, чем это было необходимо. Ведь ясно же, что с ним все в порядке! Он просто набитый нефтяными деньгами сибирский лох, решивший обзавестись бизнесом почище и поспокойнее, чем дележ буровых вышек с коллегами. Муха на таких насмотрелся по самое не хочу. Это же их фирменная манера: трах, бах, засосали по литру, закусили рукавом, и все — сделка состоялась. У вас товар, у нас купец; получите кубометр зелени в авоське, а вот этот железнодорожный состав заверните в бумажку и перевяжите синенькой ленточкой — возьму с собой, авось пригодится… Короче, пришел, увидел, победил. Ну, лох и лох! А что деньги из заднего прохода вываливаются, так, сидя на нефтяной скважине, любой дурак разбогатеет… Его размышления были прерваны звонком мобильника, который бодро исполнил первые такты саундтрека из телесериала «Бригада». Муха взглянул на дисплей и удовлетворенно хмыкнул: старый кореш не подвел и сделал все, как обещал, с максимальной оперативностью. Сибирская братва доносила, что сеть супермаркетов «Твой выбор» в Тюмени действительно есть и что владеет ею именно Вячеслав Гаврилович Худяков — бывший начальник буровой, чего-то не поделивший чуть ли не с самим тогдашним губернатором и подавшийся в предприниматели. Зато с новым губернатором у него полное взаимопонимание, крышевала его самая верхушка областной ментуры, в связи с чем тюменской братве с его бизнеса ничего не обламывалось. Местные деловые пацаны его недолюбливали, но это уже были их личные проблемы, не имевшие к Виктору Мухину никакого касательства. Каждый устраивается, как умеет, а если вам не нравится, объявите ментам войну и гляньте, что из этого получится. Главное, чтобы осталось, чем глядеть-то… В подобающих выражениях поблагодарив бывшего коллегу, Виктор Мухин прервал соединение и задумчиво почесал переносицу телефоном. Все как будто срасталось, но беспокойство так и не улеглось. Подумав, он понял, в чем дело. Судя по полученной информации, этот Худяков у себя в Тюмени был довольно мощной фигурой и водил крепкую дружбу с высшими милицейскими чинами. Ворон ворону глаз не выклюет, мент с ментом всегда договорится. Отсюда вывод: если что, здесь, в Москве, защитники у Худякова найдутся, да еще какие! А что, если этот фраер не такой лох, каким кажется? Что, если он, сука сибирская, задумал прибрать «Бельведер» к рукам? Недаром ведь ему так приспичило осмотреть производство! А что? Оттяпает фирму вместе с заводом, а заодно и все деловые связи и будет торговать вином без посредников — что тут, в Москве, что у себя в Тюмени. Французам-то наплевать, кому сбывать товар, да и грузинам, если подумать, тоже. Ржавый может сколько угодно пить за мужскую дружбу, но, когда дойдет до дела, в его выборе можно не сомневаться — бабки он выберет, а вовсе не свою хваленую дружбу. Отсюда, между прочим, и проблемы со сбытом товара. Прошвырнулся по точкам, позолотил ручку, посулил солидные скидки в будущем, если надо, аккуратно надавил, и дело в шляпе: вино не продается, фирма на грани больших финансовых неприятностей. Владельцы ссорятся и рвут на себе волосы, и тут в самый драматический момент появляется господин Худяков — вот он я, здравствуйте! Бог из машины, как окрестил его Климов, с шестью миллионами свеженьких евриков в клюве. Так, поехали дальше. Стало быть, через неделю он осмотрит производство и обязательно найдет, к чему придраться, — если сильно захотеть, даже столб можно обвинить в нарушении правил дорожного движения. Сделке капут, продаж нет, и тут господин Худяков снова приходит на помощь терпящей бедствие фирме: а что, ребятки, не продадите ли заведеньице? Все равно ведь загнетесь, тем более что кругом мировой финансовый кризис так и свирепствует. Вот вам полцены — берите, пока я добрый, а то ведь по миру пойдете! Не сдашься сразу — найдет, чем еще припугнуть, с какой стороны надавить. При таких связях да не найти! И что тогда — война? С кем? Витя Мухин со своей братвой, какая еще осталась, против столичного ГУВД, прямо скажем, жидковат… Муха до боли закусил губу, ладони мгновенно сделались липкими от холодной испарины. Только что придуманная им схема захвата фирмы была примитивной, но действенной. Страшнее всего было то, что, когда Худяков включит простенький механизм захвата, сопротивляться будет уже поздно. Нужны были какие-то превентивные меры, но какие? Мысленно проклиная Климова, который напился как свинья и вышел из строя в самый неподходящий момент, Муха снова схватился за телефон. Отправиться в гостиницу лично он не мог — Худяков его видел и, конечно, запомнил, — но для нехитрого дела, которое он задумал, у него имелся идеальный исполнитель. — Буфет? — сказал он, дождавшись ответа. — Как там наше тело? Какое-какое… Которое охраняешь! Дрыхнет? Ну, правильно, столько выжрать… Так ты у нас, стало быть, свободен? Вот тебе и «ага»… Слушай сюда. Сейчас быстренько разыщи Костыля, и дуйте оба в гостиницу. Сделаете так… Дважды повторив нехитрые инструкции и убедившись, что Буфет все правильно понял и ничего не перепутает, Виктор Мухин положил трубку, закурил еще одну сигариллу и в ожидании известий вернулся к своему пасьянсу. Глава 9 В то самое время, когда отставной полковник Главного разведывательного управления Генштаба Илларион Забродов пил кофе в компании действующего генерал-майора того же управления и своего старинного приятеля Андрея Мещерякова в уютном арбатском кафе, в вестибюль обветшавшей гостиницы, расположенной в двух шагах от ВВЦ, вошел грузный мужчина почти двухметрового роста. Он был одет в просторное черное пальто, придававшее его внушительной фигуре отдаленное сходство с копной сена, на которую зачем-то вылили бочку мазута. Из-под пальто выглядывали темные брюки с металлическим отливом, свободно ниспадавшие на сверкающие длинноносые туфли сорок седьмого размера; в вырезе пальто блистал первозданной белизной легкий шарф, а выше красовалась круглая, как полная луна, продубленная всеми ветрами кирпично-красная физиономия в обрамлении короткой седой бороды. Окруженные густой сеткой морщин маленькие светло-голубые глаза сверкали беспричинным весельем — впрочем, вполне добродушным; слегка вьющиеся темные волосы были густо перевиты серебряными прядями, хотя на вид человеку было никак не больше пятидесяти. С плеча на широком ремне свисала дорожная сумка, истинные размеры и вес которой стало возможным определить, когда потенциальный постоялец легко и непринужденно водрузил ее на стоявший в углу столик. Сидевшая за стойкой дежурного администратора немолодая женщина издала испуганный возглас, когда ножки столика начали разъезжаться в разные стороны; мужчина поспешно подхватил свой багаж и переместил его на пол, который, к счастью, был много прочнее ветхой гостиничной мебели. — Прошу прощения, — глубоким басом произнес мужчина, прижимая к сердцу мясистую короткопалую ладонь. — Я не знал, что он такой хлипкий. — Старый, — пояснила дежурная, осторожно переводя дух. — Нас уже который год грозятся на ремонт закрыть, да все никак не закроют. — Вот и хорошо, что не закрыли, — пробасил мужчина. — Не люблю я эти новомодные отели. Понаделают евроремонтов и деньги сумасшедшие дерут, а за что — непонятно. Я как-то раз, не поверите, влип в историю. В соседнем номере телевизор уж очень громко работал. Ну, я, как водится, в стенку стучать. Разок стукнул — насквозь проломил, представляете? Гипсокартон, чтоб ему пусто было… Пришлось ремонт оплачивать. Мой карман, конечно, и не такое выдержит, но не люблю я деньги на ветер швырять, пустое это занятие… Администраторша, поблекшее лицо которой еще хранило следы былой привлекательности, слушая его, сочувственно кивала головой. Она была не прочь поболтать со свежим человеком, тем более что мужчина попался обходительный, трезвый и с правильными взглядами на жизнь, во многом совпадавшими со взглядами незамужней дамы. Ее симпатия к гостю значительно усилилась, когда она заметила, что на безымянном пальце его правой руки отсутствует не только обручальное кольцо, но даже и след от него, частенько с головой выдающий мужиков, считающих, что гостиничный блуд в командировке не является супружеской изменой. — Люблю, когда все просто и надежно, — развивал тему бородач, немного похожий на Санта-Клауса в трауре, — вот как у вас. Мебелишка, конечно, подкачала, зато стенки, сразу видно, кувалдой не прошибешь. Да что кувалда! Тут, поди, не всякая пушка справится. Чай, не в наши времена строили, а еще при товарище Сталине. Сурово тогда было, спору нет, зато уж если делали что-то, так на века и лучше всех! Ну, так как, хозяюшка, насчет ночлега — не прогоните? У меня и номерок забронирован, если вдруг что… — Ну, если забронирован, тогда, конечно, придется пустить, — смеясь, согласилась дежурная. — Что с вами делать, если вы такой предусмотрительный! — Да уж, что есть, того не отнимешь, — с весьма довольным видом пробасил бородач. Дежурная придвинула к себе журнал регистрации, еще не уступивший место компьютеру, и, перелистав, нашла нужную страницу. — На чье имя забронирован номер? — На мое. Худяков моя фамилия, Вячеслав Гаврилович. Дежурная, не удержавшись, прыснула и сейчас же испуганно прижала к губам ладонь. — Ой, простите, нечаянно вырвалось… Бородач улыбнулся, протягивая ей паспорт. — Ничего, я привык. В самом деле смешно: с этаким брюхом — он похлопал себя по выдающемуся вперед могучему животу — и вдруг Худяков! У нас в роду, сколько знаю, все мужики такие здоровенные. И все — Худяковы. Не иначе, в старые времена предку моему эту фамилию для смеха прилепили. Так до сих пор все и смеются. А мне не жалко, пускай себе смеются. Смех — он жизнь продлевает. — Это верно, — согласилась дежурная, сноровисто заполняя гостевую карточку. Вообще-то, заниматься этим должен был постоялец, но дежурная не видела причин, в силу которых не могла оказать столь пустячную услугу такому приятному человеку. — Ой, — вдруг спохватилась она, — вас же недавно по телефону спрашивали! — Меня? — изумился Вячеслав Гаврилович Худяков. — Странно… А вы ничего не путаете? — Нет, не путаю. Спросили, зарегистрирован ли у нас Худяков Вячеслав Гаврилович. Я проверила по журналу, сказала, что на ваше имя забронирован номер, но вы еще не въехали… А что, не надо было? — Ну, почему не надо, раз люди спрашивают? Хотя, конечно, странно. Что-то много народу в последнее время моей скромной персоной интересуется. Представляете, дома, в Тюмени, перед самым отъездом вызывают в военкомат и ну расспрашивать: куда еду, зачем, да каким рейсом вылетаю… Думал, все, забрили старичка в солдаты… Ан нет, отпустили, даже повестку не прислали. А зачем вызывали, чего хотели, так и не сказали. Одно слово, черти. Но насчет звонка — это, наверное, фирмачи беспокоятся. У меня в Тюмени сеть продовольственных магазинов, так вот я и приехал поговорить тут кое с кем насчет оборудования — холодильного там, торгового опять же… Созвонился с фирмами, предупредил, чтоб, значит, зря не ездить — конец-то неблизкий. Вот они, видать, и беспокоятся. Заждались, стало быть. Это хорошо. Ежели у них такая нетерпячка, значит, финансы поют романсы, можно и поторговаться, скостить, понимаете ли, тысчонку-другую… Как вы полагаете, выгорит дело? — Право, не знаю, — глядя в карточку, которую заполняла, откликнулась администраторша. — Я в этом совсем не разбираюсь. Хотя вчера по телевизору в новостях говорили, что сейчас из-за кризиса многие отрасли торговли терпят большие убытки. — Только не торговля продовольственными товарами! — подняв кверху толстый, как сарделька, указательный палец, назидательно поправил ее Худяков. — В нашем деле нынче даже некоторый подъем наметился — народ, понимаете ли, едой от стресса лечится, хорошая еда от нервов первейшее лекарство, лучше любой валерьянки… А с какого номера звонили, вы не заметили? Дежурная удивленно приподняла выщипанные в ниточку брови. Вячеслав Гаврилович бросил взгляд на стоящий у ее локтя дисковый телефонный аппарат в когда-то белом, а теперь пожелтевшем от старости, захватанном грязными пальцами корпусе и смущенно крякнул. — Ах да, простите. Ну, да это неважно. Все они нынче в одинаковом положении, всем несладко приходится, каждый клиент на вес золота. — Вы их там особенно-то не обижайте, — пожалела торговцев холодильным оборудованием дежурная, протягивая через стойку ключ с привязанной к нему архаичной деревянной грушей — облупленной, местами почерневшей, с наполовину стершимся и подправленным от руки шариковой ручкой номером. — Кто, я? Да я мухи не обижу! — громогласно заверил Худяков, кладя ключ в глубокий карман пальто. — Ну, спасибо вам, хозяюшка. Пойду отдохну часок с дороги и — вперед, труба зовет! Держись, столица! Дежурная с улыбкой проводила взглядом его массивную фигуру и, украдкой вздохнув — в кои-то веки встретился солидный, положительный, а главное, неженатый мужчина, так и тот, во-первых, провинциал, а во-вторых, даже не подумал за ней приударить, — вернулась к чтению любовного романа в потрепанной мягкой обложке. Старая, медленно, но верно приходящая в упадок гостиница уже давно не испытывала большого наплыва постояльцев, так что в течение получаса, а то и добрых сорока минут дежурную никто не отвлекал. За это время она успела так глубоко погрузиться в сложные перипетии бурной личной жизни героини, что сильно вздрогнула, когда ее слуха коснулся дребезжащий стук застекленной входной двери. Подняв голову, женщина увидела двух относительно молодых — лет по тридцать пять или около того — людей, которые, в два счета пройдя через тесноватый вестибюль, остановились перед стойкой, нависнув над ней, как слегка покосившиеся после знаменитого теракта, но чудом устоявшие нью-йоркские башни-близнецы. Один из них был чернявый и длинный, как коломенская верста, а другой — белобрысый, тоже довольно высокий и широченный, как шкаф. Не омраченное печатью интеллекта лицо белобрысого было тяжелым и флегматичным; он жевал резинку, размеренно, как корова, двигая массивной челюстью. Чернявый выглядел чуточку более интеллигентным, хотя в чем именно заключается эта интеллигентность, администраторша вряд ли смогла бы ответить. Одеты молодые люди были вполне прилично: чернявый — в модную спортивную куртку с яркими цветными вставками, а белобрысый — в короткое черное полупальто, в котором казался почти квадратным. На улице опять моросило, но одежда посетителей была сухой, из чего следовало, что они подъехали к гостинице на автомобиле. — Худяков проживает? — поинтересовался белобрысый, явно не отличавшийся красноречием и полагавший элементарную вежливость ненужным излишеством. — Здравствуйте, — с немного виноватой улыбкой вступил в разговор чернявый. — Скажите, пожалуйста, Вячеслав Гаврилович Худяков к вам уже вселился? Умиротворенная этим вежливым обращением, дежурная приветливо ему улыбнулась. — Да, еще и часа не прошло. А это вы его спрашивали по телефону? — Ага, — буркнул белобрысый шкаф, к которому никто, собственно, не обращался. — У нас с ним стрелка забита. — Мой друг имеет в виду назначенное деловое свидание, — любезно перевел его слова на русский язык чернявый. — У вашего друга очень образная речь, — суховато заметила дежурная.