— Он просто обожает сериалы, — объяснил чернявый, являвшийся, по всей видимости, как и его неотесанный друг, представителем фирмы — поставщика холодильного оборудования для предприятий торговли. — «Ментовские войны», «Бандитский Петербург» и прочее в том же роде. — Понимаю, — сказала дежурная. Она посмотрела на телефон, но тут же вспомнила, что связь в номерах уже отключена в преддверии намечающегося капитального ремонта. Да и особой необходимости в звонке постояльцу она не видела: чернявый молодой человек производил вполне благоприятное впечатление, а что до его грубоватого спутника, так торговцы холодильниками не обязаны блистать светскими манерами, особенно когда разговаривают не с покупателем, а с пожилой администраторшей захудалой гостиницы, без пяти минут безработной. — Двести шестой номер, по лестнице на второй этаж и направо, прошу вас. Чернявый вежливо поблагодарил и двинулся к лестнице; белобрысый шкаф буркнул что-то неразборчивое — не то «спасибо», не то «пошла ты» — и поплелся следом. Поднявшись по трем ступенькам, они остановились перед широкой двустворчатой дверью, которая вела на парадную лестницу. — Прошу вас, Геннадий Иванович, — с шутовской галантностью поклонился чернявый, уступая белобрысому дорогу. — Только после вас, Константин Александрович, — саркастически проворчал белобрысый шкаф, в свою очередь отвесив неловкий полупоклон. После этого они протиснулись в дверь одновременно, едва не выворотив раму, и, похохатывая, стали подниматься по лестнице. Дежурная посмотрела им вслед, завидуя молодому задору и жизненным силам, и снова опустила взгляд в книгу. — И чего ты, Костыль, вечно перед каждой уборщицей расшаркиваешься? — буркнул белобрысый, когда они поднялись на один пролет. — Во-первых, это не уборщица, а дежурный администратор, — ответил его чернявый долговязый спутник. — А во-вторых, запомни, Буфет: вежливость — лучшее оружие грабителя. А ты, чуть что, сразу быковать. Стрелку ему забили… Тебе надо, чтобы эта старая коза уши навострила? Давно на нарах не кантовался, герой? Продолжая вполголоса препираться, они поднялись на второй этаж, свернули направо и, пройдя несколько метров по тускло освещенному коридору, скрипучий пол которого был застелен протертой едва не до дыр ковровой дорожкой, остановились перед дверью двести шестого номера. Буфет сразу потянулся к дверной ручке, но Костыль отпихнул его в сторону и постучал в деревянную филенку согнутым указательным пальцем. Через некоторое время из-за двери послышалось шарканье домашних шлепанцев и глубокий, как у протодьякона, бас осведомился: — Кто? — Электрик, — ответил Костыль. — Откройте, пожалуйста, нам надо проверить проводку. Не беспокойтесь, мы быстро. — Черт знает что, — проворчал бас. — Гостиница пустая, ходи да проверяй в свое удовольствие. Нет, надо лезть в номер, когда там люди отдыхают… Раздался щелчок замка, и дверь открылась. — Ни хрена себе Худяков! — воскликнул Костыль, растеряв всю свою вежливость при виде заполнившей собой почти всю тесную прихожую, обтянутой синим тренировочным костюмом горы мяса. — А ну, жиртрест, выворачивай карманы, — потребовал Буфет, вынимая из кармана пружинный нож. — Деньги, документы, ценные вещи — живо сюда, пока я с тебя пару пудов сала не срезал. — Да вы заходите, ребята, — миролюбиво пригласил толстяк, будто не заметивший ножа, — чего в дверях-то стоять? Посидим, накатим по сотке, обсудим наши проблемы… — Ты что, козел, русского языка не понимаешь? — зашипел Буфет и сделал движение рукой, словно собираясь ударить гостя столицы ножом в живот. В это мгновение произошло что-то непонятное — во всяком случае, Буфет ничего не успел понять. Кто-то — уж не Худяков ли? — вдруг с нечеловеческой силой дернул его за руку, которая сжимала нож. Мигом потеряв равновесие, а заодно и почву под ногами, Буфет пулей проскочил мимо толстяка и влетел в номер. На лету его настиг удар пудового кулака, пришедшийся точно между лопаток. Он был так силен, что мгновенно погасил инерцию; Буфет не по своей воле резко изменил направление полета, как меняет его волейбольный мяч, когда игрок у сетки гасит высокую подачу, и вместо подоконника с грохотом врезался в пол, где и остался лежать, утратив всякий интерес к продолжению дебатов. — Похоже, вы, пацаны, рамсы попутали, — все так же миролюбиво сообщил Вячеслав Гаврилович Худяков остолбеневшему от удивления и неожиданности Костылю. — То ли номером ошиблись, то ли профессию выбрали не ту… Шел бы ты, сынок, подобру-поздорову, — добавил он, заметив, как Костыль достает из-за отворота куртки пистолет. Привыкший в острых ситуациях полагаться на силу оружия, Костыль не внял доброму совету и попытался передернуть ствол пистолета. Он успел оттянуть затвор, и тут кулак тюменского торговца продуктами питания вонзился в его тощий живот, как крепостной таран варваров в межкомнатную перегородку из гипсокартона. Костыль сложился пополам, ловя широко разинутым ртом воздух, который никак не хотел проходить в легкие. Взведенный, готовый к бою пистолет выпал из временно потерявшей чувствительность руки. Удар пришелся в живот, но Костыль был почти уверен, что у него сломан позвоночник, не говоря уже о внутренностях, которые, казалось, превратились в сплошное однородное месиво, наподобие мясного пюре для детского питания. Худяков прекратил его мучения, аккуратно взяв могучей ладонью за шиворот и легонько стукнув лбом о дверной косяк. Костыль тихо охнул, закрыл глаза и опустился на пол. В очередной раз оторвав взгляд от книги, дежурный администратор увидела спускающегося по лестнице постояльца двести шестого номера. Он был одет в синий тренировочный костюм, под которым виднелась полосатая флотская тельняшка, и домашние шлепанцы со смешными пушистыми помпонами. Вид у него был озабоченный и, как показалось дежурной, чуточку виноватый. — Простите, — сказал он, приблизившись к стойке, — тут такая странная история… В общем, надо срочно позвонить, а у меня в номере телефон почему-то не работает… — Их отключили, — с готовностью объяснила дежурная. — Я вам говорила, из-за ремонта. Вечно они куда-то торопятся, хорошо еще, что воду не перекрыли. Вы можете позвонить с моего аппарата… — Спасибо, — кивнул седеющей головой Вячеслав Гаврилович. — Наверное, лучше вы сами. Надо вызвать милицию. А заодно уж, пожалуй, и «скорую»… * * * В половине седьмого вечера, когда сумерки за окном уже давно превратились в густую чернильную тьму, будто там, снаружи, наступила глубокая ночь, в офисе, наконец, раздался телефонный звонок. Совершенно изведенный бесплодным ожиданием Мухин вздрогнул от этого резкого звука и, схватив трубку, гаркнул: — Да! Увы, звонил не Буфет, а Климов, которого как раз таки интересовало, куда подевался его телохранитель. Разочарованный Муха, который и сам был не прочь узнать, куда запропастился посланный на пустячное дельце мордоворот вместе со своим напарником, довольно грубо ответил компаньону в том смысле, что он не нянька каждому быку, что рабочий день у служащих уже закончился и что, в конце концов, Буфет не его телохранитель, а Климова. — Ты чего орешь? — больным голосом поинтересовался Игорь Витальевич. — Озверел, что ли? Если не знаешь, так и скажи… — А я так и говорю, — взяв себя в руки, уже спокойнее отозвался Муха. — Пес его знает, где его черти носят. А тебе зачем? Оказалось, что Игоря Витальевича Климова мучит тошнота, головная боль и, как ни странно, зверский аппетит, но в холодильнике у него, считай, пусто, таблетки от головы все вышли еще позавчера, и ему необходимо срочно ехать в ресторан с заездом по пути в какую-нибудь аптеку, а водителя в лице Геннадия Лыкова по прозвищу Буфет будто корова языком слизала — дома его нет, в офисе, как выяснилось, тоже, а его мобильный телефон не отвечает — гудки в трубке есть, а ответа не дождешься… Мухин, который знал об этом не хуже Климова и жаждал повидаться с Буфетом по причинам куда более серьезным, чем поездка в ресторан, посоветовал партнеру взять такси и не засорять занятым людям мозги своими так называемыми проблемами. Ход оказался не самый удачный: услыхав про занятых людей, Климов немного очухался, вспомнил, что у них действительно есть проблемы более насущные, чем его драгоценное похмелье, и поинтересовался, удалось ли что-нибудь выяснить о Худякове. Муха, встревоженный затянувшимся отсутствием Буфета и Костыля, ограничился полуправдой, то есть выложил о Худякове все, кроме того, что тот дружен с губернатором и высокими милицейскими чинами. Эту информацию он решил попридержать как минимум до завтрашнего утра по простой причине: ему вовсе не улыбалось на ночь глядя выслушивать беспокойное кудахтанье Климова, от которого в подобных ситуациях не было никакого толка. Успокоенный его обтекаемым ответом, Климов опять принялся ныть и жаловаться на Буфета, который, по его мнению, был дармоедом и лентяем, которого не дозовешься как раз тогда, когда в нем действительно возникла нужда. Муха уже начал обдумывать, как бы повежливее послать партнера ко всем чертям, и тут на столе вдруг ожил его мобильник. Дотянувшись до аппарата свободной рукой, Мухин глянул на дисплей, мигом забыл о дипломатии и, сказав партнеру: «Все, мне тут по делу звонят», без церемоний повесил трубку. По мобильному звонил Орешин — майор милиции, связанный с Мухой узами давнего знакомства и взаимовыгодного сотрудничества. В прежние времена, когда воры-законники еще не отошли в тень и оказывали какое-то влияние на ситуацию, Ваню Орешина, наверное, назвали бы «штемпом». Сейчас подобные словечки вышли из моды, да и майор Орешин не подпадал теперь под классическое определение штемпа — подкупленного милиционера, за деньги оказывающего посильное содействие криминальным структурам, — поскольку официально тот же Муха давно перестал числиться в лидерах мелкой преступной группировки и обрел статус легального, законопослушного бизнесмена. Честный мент Орешин по старой дружбе оказывал мелкие услуги честному предпринимателю Мухину, а честный предприниматель Мухин время от времени выдавал честному майору небольшие денежные ссуды, и при чем тут, спрашивается, какой-то штемп? Услуги Орешина заключались в основном в сливании информации, носившей сугубо служебный, а порой и секретный характер, а выдаваемые Мухой ссуды были безвозмездными, но это уже никого не касалось: мало ли о чем говорят при встрече старые знакомые и кому какое дело до их денежных взаиморасчетов. Майор Орешин был из тех ментов, которых держат в органах только потому, что их не за что оттуда уволить — они настолько безынициативны, что даже проштрафиться по-настоящему не способны. Широкий зад Вани Орешина будто навек прирос к креслу оперативного дежурного, и это вполне устраивало как начальство — пусть себе сидит, лишь бы под ногами не путался, — так и его самого. Устраивало это и Муху, поскольку, протирая штаны в упомянутом кресле, Орешин по долгу службы пропускал через себя массу любопытной и зачастую весьма полезной информации, которой по первому требованию охотно делился со старым знакомым (и, как не без оснований подозревал Муха, не с ним одним). В другое время Муха воспринял бы звонок Орешина вполне спокойно и, быть может, даже не стал бы на него отвечать. Но сейчас этот звонок мгновенно связался в его сознании с таинственным исчезновением Буфета. Орешин ограничился тем, что назначил Мухину встречу, из чего следовало, что он еще на службе и не может разговаривать свободно или, быть может, разговор не телефонный. Тревожась все сильнее и не понимая, что, собственно, могло случиться с двумя такими опытными бойцами, как Костыль и Буфет, Мухин запер кабинет и вышел в приемную. Секретаршу он уже отпустил. Ее стул пустовал, компьютер был выключен. Укрепленный на кронштейне подслеповатый черно-белый монитор установленной в вестибюле первого этажа видеокамеры показывал уборщицу, которая лениво возила шваброй по цементному полу перед лифтом. Уборщица была довольно молодая, с неплохой фигурой, и некоторое время Муха таращился в монитор, пытаясь разглядеть, какова она с лица. Нисколько не преуспев в этом важном деле, поскольку камера была установлена над дверью лифта, а уборщица ввиду своего занятия пребывала в полусогнутом положении и демонстрировала объективу не столько лицо, сколько обтянутый темным рабочим халатом крепкий зад, Виктор Мухин двинулся было к стенному шкафу, где висело его пальто, как вдруг остановился, осененный внезапной идеей. Вернувшись, он втиснулся в кресло секретарши и, произведя все необходимые манипуляции с несложной аппаратурой, стал просматривать записи, сделанные следящей камерой на протяжении сегодняшнего дня. Вскоре ему удалось обнаружить искомое; поиграв кнопками, он остановил воспроизведение на кадре, наиболее четко запечатлевшем обрамленное седоватой шкиперской бородкой лицо тюменского предпринимателя Худякова. «Вот ты какой, северный олень», — сказал сибиряку Муха и дал компьютеру команду на распечатку. Пока принтер жужжал и клацал, перенося на бумагу портрет сибирского купца, Муха задумчиво дымил сигариллой, пытаясь понять, на кой ляд ему вдруг понадобилась фотография Худякова. Поступок был интуитивный, продиктованный не логикой, а снедавшим Виктора Мухина беспокойством. В конце концов он решил, что портрет Худякова если не поможет решить проблемы, то и не помешает — как говорится, запас карман не тянет. Худяков был в высшей степени подозрительным типом, и бесследное исчезновение двух проверенных бойцов, посланных слегка пощупать его за бока и проверить, что он за птица, только усиливало подозрения в его адрес. Откровенно говоря, события выстраивались в простую, логически безупречную цепочку, и на встречу с сердечным другом Ваней Орешиным можно было не ездить. Муха подозревал, что и без этой встречи знает, что может рассказать ему услужливый мент: на его месте об этом не догадался бы только полный идиот. Однако поехать, пожалуй, все-таки стоило: Орешин наверняка знал подробности, а подробности имели значение. Выключив и обесточив все, что могло быть выключено и обесточено, Муха запер офис и вошел в пустой ввиду вечернего времени лифт. Спускаясь на первый этаж, он с невеселой улыбкой думал о том, что размеренная жизнь так называемого легального бизнесмена уже начала накладывать отпечаток на его характер. Вот взять, к примеру, его только что состоявшийся уход из офиса. Ведь сам, лично, ползал по углам, выдергивая вилки из розеток, щелкал выключателями — ну разве что пол не подмел. Пару лет назад ему б такое и в голову не пришло — кому надо, тот пускай и выключает, а Витя Муха — не жлоб, чтоб еще и на электричестве экономить. А вот поди ж ты, начал-таки экономить, начал… Неужто мировой экономический кризис виноват? Или это Климов, плешивая сволочь, мало-помалу выдрессировал его, переделал на свой лад? Уборщица все еще возила грязной тряпкой по полу вестибюля. Услышав, как открываются двери лифта, она подняла голову и поздоровалась. Муха не удостоил ее ответом: она была далеко не так молода, как выглядела на экране монитора, и совсем некрасива, а стройность ее фигуры при ближайшем рассмотрении оказалась обыкновенной костлявостью — следствием тяжелой физической работы, плохого питания и сварливого характера. Толкнув дребезжащую стеклянную дверь в архаичной дюралюминиевой раме, Виктор Мухин вышел на крыльцо. Резкий холодный ветер ударил в грудь, мигом забрался под пальто и защекотал ледяными пальцами ребра. По щекам хлестнул косой заряд холодных капель — не дождь и не снег, а что-то среднее, не то замерзающее на лету, не то, наоборот, норовящее растаять на полпути к земле. Муха поднял воротник пальто и сбежал по выщербленным бетонным ступенькам. Повинуясь нажатию кнопки на брелоке, машина пиликнула сигнализацией и приветливо моргнула оранжевыми огоньками. Муха открыл дверцу и торопливо нырнул в салон. Двигатель мощного кроссовера ожил и мягко заурчал, раскосые фары вспыхнули ярким светом ксеноновых ламп; «дворники» двумя бесшумными взмахами очистили ветровое стекло, машина плавно тронулась и покатилась вперед, с плеском разбрызгивая колесами слякоть. Орешин уже был на месте. Муха издалека углядел его густо забрызганную «десятку», приткнувшуюся к обочине прямо под знаком «Остановка запрещена». «Десятка» размеренно моргала оранжевыми огнями аварийной сигнализации. Затормозив рядом, Муха хлопнул ладонью по красной кнопке с изображением треугольного знака аварийной остановки и под мерные щелчки включившейся сигнализации полез наружу. В салоне «десятки» было тепло, густо накурено и пахло какой-то дрянью — не то грязными носками, не то сыром, не то застарелым потом. В проникавшем с улицы свете фонарей тускло поблескивали майорские звездочки на плечах зимнего милицейского бушлата; оранжевые вспышки аварийной сигнализации выхватывали из сумрака пухлые округлые щеки, лохматые брови и короткий вздернутый нос Орешина. Из-под форменной шапки выбивались темные кудри, в полумраке хитро и маслянисто поблескивали быстрые глаза недалекого пройдохи и мелкого карьериста. — Привет олигархам, — традиционно приветствовал Мухина майор Ваня, протягивая для пожатия небольшую пухлую ладонь. — Привет внутренним органам, — так же традиционно ответил Муха, устраиваясь на сиденье и пожимая протянутую руку. Ладонь у майора была мягкая и, несмотря на холодную погоду, влажная. Поздоровавшись, Орешин сразу же занялся раскуриванием сигареты. Муха, воспользовавшись этим, украдкой вытер ладонь о брюки: он был брезглив и ничего не мог с этим поделать. — Как твое драгоценное здоровье? — поинтересовался майор, попыхивая зажатой в зубах сигаретой. Голос у него был высокий, почти женский, как у евнуха, что свидетельствовало об избытке в его организме женских гормонов и, с точки зрения Мухи, тоже говорило не в его пользу, как и его вечно потные ладони. — Не дождетесь, — буркнул Муха. — Давай, Ваня, говори, зачем звал, у меня времени в обрез. — Зачем-зачем… А то ты не в курсе! — подтверждая его догадку, недоверчиво воскликнул майор. — Допустим, не в курсе, — осторожно произнес Муха, все еще надеясь, что предчувствие его обмануло. — Пацанов твоих повинтили, — сообщил Орешин, одним точным ударом срубив его надежду, как елочку из детской песни — под самый корешок. — Каких еще моих пацанов? — по старой привычке заартачился Муха. — Нет у меня давно никаких пацанов. Я сам по себе, и они сами по себе, которые еще на воле. Это они тебе сказали, что подо мной ходят? — Со мной они не говорили, — ответил необидчивый майор, — и про тебя, сам понимаешь, ни гу-гу. Только я-то знаю, что Буфет с Костылем без твоего слова даже воздух испортить боятся. А тут — вооруженный налет… — Какой еще налет? — не поверил своим ушам Муха. — Вооруженный, — с удовольствием повторил Орешин. — Ну, у Буфета-то при себе только ножик был — плохонький, китайский, его ни одна экспертиза холодным оружием не признает. А вот Костыль отличился — вздумал в гостинице шпалером махать. — Идиоты, — сквозь зубы процедил взбешенный этим известием Мухин. — И ты, гражданин начальник, недалеко от них ушел, если думаешь, что это я их на гоп-стоп подписал. Сам покумекай — ну, на кой ляд оно мне сдалось? — А я знаю? — пожал плечами майор. — Карась-то жирный — бизнесмен из Сибири. Приехал закупать холодильное и торговое оборудование для своих супермаркетов — стало быть, не с пустыми руками… — Что? — во второй раз за две минуты не поверил своим ушам Мухин. — Что, ты сказал, он приехал закупать? — Холодильное и торговое оборудование, — повторил Орешин. — Прилавки там всякие, морозильные шкафы, холодильники для напитков… Это не я, это он сказал, когда показания давал. — А вино? — зачем-то спросил Муха.