* * * Услышав в ответ на свой звонок донесшийся из глубины квартиры крик: «Открыто!» — генерал Мещеряков повернул ручку и толкнул дверь. Люстра в прихожей не горела, лишь из открытой двери гостиной на пол падала косая широкая полоса электрического света. Поскольку хозяин явно не торопился навстречу гостю, генералу пришлось самостоятельно найти на стене выключатель. Под потолком, заставив его на мгновение зажмуриться, вспыхнула яркая лампа. — Раздевайся и проходи, — донеслось из гостиной. — А если это грабители? — ворчливо поинтересовался Мещеряков, снимая пальто. — Ну и что? — откликнулся из комнаты Забродов. — С ними было бы веселее, мы бы затеяли подвижную игру… Эх, ну что за времена настали? Ты бы позвонил на Петровку, намекнул, чтобы не так усердствовали, а то всех грабителей переловили и пересажали, буквально некому физию начистить! Мещеряков хмыкнул, пристраивая на вешалку свое пахнущее уличным морозцем пальто. Забродов, как всегда, был в своем репертуаре. Грабителей ему, видите ли, не хватает! — Грабителей у нас больше чем достаточно, — сообщил он, входя в комнату и энергично потирая озябшие на морозе ладони. — И если я позвоню на Петровку и попрошу, чтобы их перестали ловить, за мной через пять минут прибудет санитарная машина, чтобы доставить в закрытый санаторий для генералов, повредившихся умом на почве беззаветного служения Отечеству. — А такой есть? — заинтересовался Илларион. Он сидел в глубоком кресле и, расстелив на журнальном столике газету, занимался чисткой оружия. На газете были разложены немногочисленные детали его семизарядного бельгийского револьвера тридцать восьмого калибра; размеренно двигая шомполом, Забродов прочищал ствол. Его пальцы лоснились от оружейной смазки, и Андрей Мещеряков порадовался, что Илларион не встретил его в прихожей, чтобы помочь снять пальто. — Есть, наверное, — сказал он, усаживаясь в свободное кресло. — У нас ведь чего только нет! Но наверняка я не знаю. И узнавать, что характерно, не хочу. — А что ты вообще знаешь? — недовольным тоном проворчал Забродов, откладывая в сторону револьвер. — Вот ты говоришь, грабителей у нас хватает. Ну, и где они? — Что значит «где»? — слегка растерялся Мещеряков. — Везде. На улице, в подворотне… Не понимаю, в чем смысл вопроса? — Я хочу знать, почему они ко мне не приходят, — капризно объявил Забродов. — Дверь нараспашку, в квартире полно раритетов, которые можно выгодно загнать любому знающему коллекционеру, а они не идут! — И не придут, не надейся, — не без злорадства заверил генерал. — Это еще почему? — удивился Забродов, старательно вытирая куском ветоши испачканные ружейным маслом пальцы. — Я что, заразный? Прокаженный какой-нибудь? — Ты просто слишком любишь подвижные игры, — пояснил Андрей. — И игра у тебя всегда в одни ворота. А слухом, как известно, земля полнится. К тебе ведь приходили пару раз, не так ли? — Так, — подтвердил Илларион, жмурясь от приятных воспоминаний. — Ну, и чему ты удивляешься? Надо было или играть аккуратнее, или, как выражаются твои драгоценные грабители, сразу мочить наглухо. А так… У тебя же на двери висит табличка: «Не влезай, убьет!» И, как положено, череп со скрещенными костями. Все ее видят, один ты не видишь. Или видишь, но думаешь, что это зеркало. Забродов фыркнул и швырнул замасленную ветошь поверх разобранного револьвера. — Ты принес? — Принес, принес, — буркнул Мещеряков, — иначе зачем бы я приехал? — Ну, мало ли, — пожал плечами Илларион. — Например, попрощаться. — За время нашего знакомства, — медленно проговорил генерал, — я прощался с тобой столько раз, что мне эта процедура уже порядком надоела. Прощайся не прощайся, результат всегда одинаковый: ты каждый раз возвращаешься и снова начинаешь действовать всем на нервы, как будто никуда и не уходил. — За это ты меня и ценишь, — самодовольным тоном констатировал Забродов. — В общем, да. Хотя за твою трескотню тебя иногда хочется не просто убить, а замучить. — Ха! — пренебрежительно воскликнул Забродов. — Руки коротки, ваше превосходительство. Не такие пробовали, и где они? Ладно, что попусту спорить! — Действительно, — саркастически поддакнул генерал. — Ты что будешь — чай, кофе? Кофе с коньяком? Коньяк без кофе? Или попросту, по-русски — водочки под квашеную капусту? — Некогда мне с тобой водку с чаем распивать, — сердито заявил Мещеряков и, вынув из оттопыренного кармана пиджака коробку патронов, бросил на стол рядом с разобранным револьвером. — И вообще, я с хамами не пью. — Я? — возмутился Забродов. — Это я — хам?! — А то кто же? По-твоему, гонять генерала через пол Москвы из-за коробки револьверных патронов — не хамство? Что я тебе — посыльный? Этот, как его… разносчик пиццы? — А я виноват, что в магазинах таких не достать? — хладнокровно парировал Илларион. — И вообще, если это тебя так напрягло, мог бы, в самом деле, послать водителя. Хранившийся дома небольшой запас патронов к своему револьверу, который, прямо как немецкий «парабеллум», признавал только фирменные боеприпасы, он беспечно растратил давеча в лесу за городом, где, пользуясь полным безлюдьем, упражнялся в стрельбе, дырявя консервные банки и сшибая со старых елей шишки. В оружейной лавке, куда он заглянул сегодня днем, патронов нужного ему калибра действительно не оказалось; их обещали подвезти через три дня, и Забродов, который не мог ждать так долго, без раздумий позвонил человеку, который мог легко решить эту проблему, воспользовавшись своим служебным положением. Что и было сделано — естественно, не без воркотни, к которой Забродов был заранее морально готов. — Водитель тоже человек, — сказал Мещеряков. — У него жена, дети… — Больная теща, — подсказал злопамятный Забродов. — Да, и теща! И нормированный рабочий день, между прочим. Илларион с пренебрежительным видом сунул в зубы сигарету, чиркнул колесиком зажигалки и закурил, окутавшись облаком дыма, как торпедный катер, ставящий дымовую завесу. — Врешь ты все, господин генерал, — заявил он из глубины дымного облака. — Сроду тебя не останавливали ничьи жены, а тем более тещи. Я уж не говорю о нормированном рабочем дне. Потому что ты в первую голову слуга царю и только во вторую — отец солдатам. — Это ты, что ли, царь? — Почему я? Наоборот! Если бы дело касалось исключительно государевой службы, ты бы послал водителя, наплевав на его тещу и на то, что рабочий день давно кончился. А ты, голубчик, прикатил лично, потому что питаешь ко мне непозволительно нежные чувства. Я, конечно, не против, но имей в виду: ориентация у меня по-прежнему правильная. — С-скотина, — с чувством процедил генерал и немедленно сравнял счет: — Ты тоже имей в виду, что в наше время далеко не все считают правильной традиционную ориентацию. Особенно у нас, в Москве. Так что будь добр выражаться точнее. Я-то еще ничего, а вот где-нибудь в ночном клубе или на светской тусовке может выйти неловкость. Вдруг неправильно поймут? Кстати, — добавил он уже другим тоном, — что касается твоей ориентации. Как поживает Рита? Забродов перестал улыбаться. — Нормально, — ответил он, помолчав. — Хотела приехать. — А ты? — Сказал, что уезжаю. На рыбалку. Договорились с ребятами еще два месяца назад, неудобно отказывать — один всего на неделю из Африки приехал, другой через три дня уезжает на Ближний Восток… — Обиделась? — Обрадовалась, — проворчал Илларион. — Где тебя научили задавать такие дурацкие вопросы? А еще генерал… — И чего ты не женишься? — задумчиво произнес Андрей. — Потому и не женюсь. Нет, ты представь себе: тихий вечерок, за столом на кухне сидят счастливые супруги и заглянувший к ним на огонек старый друг семьи Андрюша Мещеряков — чай с баранками пьют или, к примеру, водку с пивом. Потом жена идет укладывать детей, а мужчины остаются на кухне — курят и обсуждают какие-то свои мужские дела. Ту же рыбалку, например, или, скажем, автомобили. А утром муж уходит из дома на полчасика и… Давай смотреть правде в глаза, Андрей: когда-нибудь я все-таки не вернусь. Сколь веревочке ни виться… И что ты ей тогда скажешь? — Если ты не вернешься, отсутствие штампа в паспорте ее, конечно, утешит, — хмыкнул генерал. — Зато хоть сирот не останется, — начал дурачиться Забродов. — То-то и оно, что никого не останется, — не поддержал шутку Андрей. — А жаль… Впрочем, откуда ты знаешь? — Что? — Да насчет потенциальных сирот. Откуда ты знаешь, что их нет? Забродов пару раз моргнул глазами и энергично почесал затылок. — Черт, действительно… Да ну тебя! Скажешь тоже! — Ага, — засмеялся довольный одержанной победой Мещеряков, — проняло! — Да иди ты, — буркнул Забродов, демонстративно возвращаясь к чистке револьвера. — Тоже мне, семейный психолог. На нервы я ему действую… На себя посмотри! Расселся тут — чаю не хочет, водки не желает, танцуй вокруг него… Как же — его превосходительство на посылках! Как Золотая рыбка. — У старухи, — подсказал Мещеряков. — Смотри ты, — уважительно проворчал Забродов, — сказки Пушкина все-таки читал… — Мультфильм в детстве смотрел, — возразил Андрей. — Тогда другое дело. А то я уже испугался: а вдруг, кроме умения читать, у тебя и другие скрытые таланты имеются? — Даже не сомневайся. Даром, что ли, меня в генералы произвели? Скажи лучше, ты когда ехать-то собрался? Забродов посмотрел на часы. Было двадцать ноль-семь, но темень за окном стояла такая, будто уже давно пробило полночь. — Да вот, револьвер вычищу и двину потихонечку. Дорога не шибко дальняя, но и не близкая. Если верить карте, до этого Пескова верст двести пятьдесят — двести семьдесят. Вроде рукой подать, но это ж наши российские дороги. Словом, планирую быть на месте еще до наступления утра. — И?.. — Там видно будет. Давай не будем снова затевать этот разговор — что, да как, да в какой последовательности… Это просто разведка. Мещеряков посмотрел на разобранный револьвер. Эта дорогая игрушка, при всей ее безотказности, а также силе и точности боя, выглядела несерьезно в сравнении с тем, что было использовано против капитана Лисицына и его напарника на обочине федеральной трассы в сотне километров от поворота на Песков.