Однако Иллариону Забродову было не до тостов и разного рода шутовских штучек. — Молча! — сухо сказал он, словно отрезал, и, не дожидаясь своего собутыльника, молча опрокинул сто граммов водки себе в рот. Говорков, выпучив свои покрасневшие рыбьи глазки, недоуменно посмотрел на седого полковника, который обычно, перед тем как выпить, любил чинно произнести тост или послушать его. На сей раз он почему-то отступил от своих правил. Говорков хоть и был слаб на спиртное, но был вовсе не глуп, а местами даже очень сообразителен и изобретателен. Вот и сейчас он понял, что и у Забродова какие-то неприятности. — Понял, Константинович, — выдавил из себя Говорков и тут же влил в себя «лекарство». Мужики прикусили… Потом, повторив еще по сто граммов и закурив по сигарете, молча посмотрели друг на друга. Разговор не клеился. И только когда начали вторую бутылку водки, хозяин квартиры поинтересовался у соседа: — Так что там у тебя случилось такое, Иосиф Петрович? Что за беда? Говорков тут же оторвался от кильки в томате, которую тщательно вылавливал батоном из банки, и, вытерев тыльной стороной ладони испачканный рот, сообщил: — Вот именно беда, Константинович! Не знаю, что и делать со своим племянником! Забродов недоуменно посмотрел на своего гостя, который вдруг стал жалобно шмыгать красным носом. — А что такое? — откинувшись на спинку стула и закурив очередную сигарету, спросил Илларион Константинович у своего собеседника. Говорков махнул рукой и нервно закурил сигарету. — Даже не знаю, как и сказать, Илларион, — начал он, замолчал и опустил глаза. — Так говори, как оно есть, — пожал плечами Забродов. Иосиф Говорков поднял голову, посмотрел на седовласого хозяина квартиры, развел руками и, громко причмокнув жирными губами, сказал: — Так в том-то и дело, Константинович, что я не знаю, как оно есть. Вроде бы ничего не случилось, но я чувствую печенками, что нечто случилось, и меня это очень беспокоит! Из сумбурной речи худощавого расстроенного соседа Илларион Забродов ничего не понял, но почувствовал, что у Говоркова и в самом деле какие-то крупные неприятности. — Петрович, успокойся, — сказал Забродов и, взяв со стола бутылку водки, налил спиртное в рюмки. — Выпей и расскажи все по порядку. Говорков смахнул кулаком набежавшую слезу и решительно кивнул головой: — Хорошо! Мужики выпили и закурили. Илларион Константинович внимательно посмотрел на своего несчастного и убитого горем соседа и проговорил: — Я слушаю, Петрович… Так что случилось? В чем сыр-бор? Иосиф Говорков сделал еще одну затяжку, задержал дыхание, а потом, шумно выдохнув из себя дым, решительно затушил окурок в консервной банке и встал со стула. — А сыр-бор вот в чем, Илларион Константинович, — произнес он, — мой племянник не в себе! — Не понял, Петрович, — пожал плечами Забродов, — что значит «не в себе»? Он что, с ума сошел или просто крышу снесло от головокружительного успеха? Говорков махнул рукой: — Да наоборот! Он у меня трудолюбивый, честный и до костей мозга влюблен в футбол! Да и звездная болезнь ему не грозит. Илларион Забродов недовольно хмыкнул и переспросил: — Тогда что значит «не в себе»? — А то, уважаемый сосед… — подняв вверх руку и оттопырив кривой указательный палец, многозначительно произнес Говорков, — не в себе — это значит, что он стал не такой, как всегда! Сегодня пришел с утренней тренировки весь бледный, издерганный и злой! Со мной не разговаривает, телефон отключил… Забродов повел плечами. — Ну, всякое бывает… — неопределенно сказал он. — Может быть, поссорился с кем-нибудь, например с девушкой, — вспомнив об Ирине Мирошниченко, предположил Забродов, — или с тренером… Кстати, его на игру ставят? — поинтересовался он. Говорков махнул рукой. — Да в том-то и дело, Илларион Константинович, что его ставят в основной состав, — убежденно ответил Говорков. — По крайней мере, как он сам сказал, главный тренер обещал поставить его на предстоящую игру с ЦСКА. — Тогда, Иосиф, я не знаю, что и сказать… — шумно вздохнув, сказал полковник. Говорков, последовав примеру собеседника, тоже протяжно и горько вздохнул: — Вот и я не знаю! — Так что ты от меня хочешь, Петрович, — вдруг вспылил Забродов, — и чем я тебе могу помочь, дорогой мой товарищ Говорков? — Можешь, дорогой друг! На тебя у меня, товарищ полковник, лишь одна и надежда! — сказал Говорков. — Прости, Иосиф Петрович, но я не знаю, чем я могу быть полезен, — неуверенно возразил Забродов и, слегка усмехнувшись, недовольно добавил: — Разве только что вытереть сопли расстроенному юноше. Говорков обиженно и даже гневно сверкнул рыбьими затуманенными глазками. — При чем тут сопли, гражданин полковник, — пытаясь привстать, но так и оставшись сидеть на прежнем месте, заявил обиженный дядя восходящей звезды. — Между прочим, Илларион Константинович, ребенку угрожали! Забродов с интересом взглянул на Говоркова и уточнил: — То есть как «угрожали»? Говорков нервно и суетливо взял пачку «Примы» и, достав сигарету, снова закурил. — В прямом смысле, — обиженно и даже вызывающе сказал он. — Подожди-подожди, Петрович, — остановил Говоркова Забродов. — Что значит «ребенку угрожали»? Иосиф Говорков недовольно и обиженно хмыкнул и, достав из кармана трико огромный платок, сочно и громко высморкался, а потом, заложив ногу за ногу, проговорил: — А то и значит, что угрожали! — Это все пустые слова, Иосиф! — раздраженно сказал Забродов. — Кто угрожал? Когда угрожали? Откуда тебе это известно? Тебе это сказал Виктор? — Он, Константинович, со мной в последнее время вообще не разговаривает, — грустно и шумно вздохнув, признался Иосиф Петрович Говорков. Илларион Константинович усмехнулся и спросил: — Так откуда ты знаешь, что ему угрожали? Или тебе кто-то другой шепнул на ухо? Говорков снова покачал головой: — Никто мне не шептал. Я сам слышал, как он разговаривал по телефону. — И что ты слышал? — поинтересовался Илларион Константинович. Говорков посмотрел на недопитую бутылку водки, потом перевел взгляд на хмурого Забродова и предложил: — Константинович, может быть, прикончим эту гадость, а то она мне сосредоточиться не дает. — И когда ты напьешься, Говорков?! — укоризненно произнес хозяин квартиры. Говорков виновато пожал худыми покатыми плечами и развел руками: — Виноват, Константинович. Думаю, что на том свете успокоюсь. — На том свете мы все успокоимся, — недовольно проговорил Забродов. — А ты мне скажи, когда на этом свете ты успокоишься? У тебя проблемы с племянником, а ты двух слов связать не можешь, чтобы толком прояснить ситуацию! — Виноват, Илларион, — развел руками Говорков, — но ничего не могу с собой поделать. Душа, Константинович, просит и даже требует! Илларион Забродов недовольно сверкнул глазами, однако сдержался и раздраженно и быстро вылил из бутылки остатки водки в большой граненый стакан. — Пей, горе ты мое луковое! — поставив стакан с водкой перед соседом, то ли приказал, то ли разрешил Забродов. — Только дело разумей! Говорков покорно кивнул головой. — Понял, Константинович! — пробормотал он и, боясь, что строгий полковник передумает, быстро осушил содержимое стакана, а потом добавил: — Фу! Дело, Илларион, я в любом состоянии разумею и понимаю. Спрашивай! Забродов посмотрел на несчастного Говоркова и хотел было ему ответить соленым словцом, но решил, что, пока тот еще что-то соображает, нужно прояснить ситуацию относительно его племянника. — Так что ты слышал, Петрович? — спросил он. — Точно не помню, — с трудом проговорил сосед, — но Витек сказал кому-то по телефону, что не боится их угроз и ему на них наплевать! — Достойный ответ мужчины, — похвалил молодого человека Забродов и тут же спросил: — Петрович, а кто звонил Виктору? Говорков неуверенно дернул худыми плечами и недовольно усмехнулся: