Его слова, как чемодан с двойным дном: вроде и понимаешь, что с подвохом, но не злишься. Я понимала Брока и как журналист, и как человек: дракон хотел узнать о той, с кем связан клятвой, хоть что-то. Пусть сначала мелочи: возраст, отношение к простым, повседневным вещам. Ведь именно из таких незначительных деталей и складывается суть человека. — За шестнадцать — спасибо, но, вообще-то, мне двадцать четыре. — Правда? — делано удивился ящер. — А под слоем грязи и не видно…. — Вот скажи, ты специально где-то учился так сыпать комплиментами? — Нет, это врожденный талант, — в тон мне, с ехидцей, ответил дракон. — Ну, раз ты у нас такой талантливый, будешь голодным, — заключила я, доедая последний кусок. — Чтобы отяжелевший сытый желудок ненароком твой чудный дар не придавил. Собеседник на это лишь ухмыльнулся. Видимо, утром, пока я спала, изрядно успел подзакусить, и терзания по поводу обеда были ему пока чужды. — Вижу, что ты и отдохнула и поела, — вынес вердикт Брок, оглядывая меня. — Тогда пошли. Я лишь вздохнула и потопала за провожатым. Вот только наш путь сейчас разительно отличался от утреннего, угрюмо-молчаливого. Нет, Брок не болтал без умолку, но хотя бы отвечал на вопросы. Причем неодносложно. А это в нашем случае — большой прогресс. Я расспрашивала обо всем. Единственное, чего не касалась — темы войны. Хотя, не скрою, хотелось узнать о ней до жути. Но, как я поняла, это было такое минное поле, на которое без спецподготовки соваться не стоило. Глава 3 Она же вопрос третий: — Как охарактеризовать все это в двух словах? Узнала я немало. Порою даже украдкой включала выуженный из поклажи диктофон, что бы записать некоторые объяснения. На сей раз Брок потерял где-то в кустах свое благородство, и куль тащила я. Оттого незаметно достать боевого цифрового соратника труда не составило. Оказалось, что в этом мире границы проходят по меткам земли — рекам, горам — лишь у людей. Небо же — исключительно вотчина драконов. Испокон веков крылатые сыны рассекают высь облаков, а живут на парящих твердынях — островах. На них-то найдется место и скалам, и равнинам, и даже озерам. На мой справедливый вопрос: как все это уместить на одном клочке суши, пусть и весьма внушительном, Брок лишь хмыкнул. Но я пиявкой вцепилась в спутника, и он пояснил: если снизу твердыни практически все одинаковы, то сверху… — чем сильнее энг, тем обширнее его владения. Я долго вертела последнюю фразу в голове, пока не вспомнила о пятом измерении. Вернее, о тех фокусах с расширением пространства, которые современная наука двадцать первого века провернуть пока не в силах, хотя и рьяно мечтает. Впрочем, грезит об этом феномене не только наука, но и столичные риелторы. Последние даже порою почти воплощают сие волшебство в жизнь, умудряясь разместить на пяти квадратных метрах двадцать пять таджиков. Но если этот энг, как я поняла со слов Брока, — правитель твердыни умирал, то что происходило с его «расширенным пространством»? Сворачивалось, как палас, до первоначальных размеров? Когда я высказала свою мысль, Брок долго хохотал надо мной. — Нет, конечно. Даже после смерти энга долина останется долиной, а горы — горами. Ведь чтобы их создать, верховный дракон отдает часть себя. А умирая — и вовсе растворяется в твердыне. Именно по такой незримой связи энг всегда находит свой парящий оплот. Идет к нему по зову, как на свет маяка, сколь бы далеко не занесли дракона его крылья. И наоборот — твердыня стремится к своему хозяину… — А кто живет на этих твердынях? — Как кто? Драконы, конечно. — И много? — меня одолел журналистский азарт. — Соглядатничаешь? — подозрительно уточнил Брок. — Нет, любопытствую исключительно по — женски, — улыбнулась я, пряча в складках ткани диктофон. — Ну-ну, — не поверил дракон, но все же ответил на вопрос: — Не мало. Парящие твердыни — наш дом, наша земля, наша держава. И пусть это не цельный пласт, а острова, но наша связь прочна кровными узами. Мы едины духом, не то что ваше лоскутное одеяло. Что именно под этим самым одеялом имел в виду Брок, я поняла чуть позже: на земле — вотчине людей — было множество урядов. Равнинники, верхние, болотники, горяне, песчанники — все будто заплатки на лоскутном покрывале. Они вечно воевали меж собою за приграничное поле или лес, озеро или деревеньку. Хотя были часты союзы, когда двое кнёссов братались против третьего. Но так среди людей было не всегда. Когда-то и человеческое племя было единым, но потом… Впрочем, не только люди и драконы делили этот мир. Были ещё и подземники. Границей с ними считалась земная твердь. Бородатые карлики выходили на свет солнца редко. Чаще всего — чтобы обменять дары рудных жил на урожай, выращенный под небесами. Церги, или гномы, были теми еще хитрецами и плутами, с людьми особо не якшались. Зато и войн с родом человеческим эти норники не вели. А все потому, что карлики, в случае чего, тут же ныряли в свои штольни, и выковырять их оттуда не было никакой возможности. А направлять отряд — так обвалы дело нехитрое. Магия же в подземном царстве не действовала: вся уходила в землю. — Поэтому воевать с цергами заклинаниями бессмысленно, — и столько затаенной боли и отчаяния было в этой короткой фразе Брока, что после нее тишина повисла надолго. — А кто ещё тут живет? Феи, эльфы… Я замолчала на полуслове, наткнувшись на внимательный взгляд золотистых глаз. — Эльфы? — Ну да. Длинноухие, тощие, в лесу живут, из лука стреляют….- я старательно вспоминала образ классического эльфа. Почему-то у меня он ассоциировался с недокормленным Орландо Блумом. — Длинноухие есть. Только они не в лесах. В море. Мое богатое воображение сразу же пририсовало белобрысому герою «Властелина колец» жабры и пару ласт. И как-то я в момент в местных эльфах разочаровалась. — Но я бы не советовал тебе к ним соваться. Злопамятные, надменные… Как-то был у них с посольством. Так одна приветственная речь длилась почти целый день, до захода солнца. А потом была наша, ответная, столь же краткая, — мстительно добавил Брок. — Как же ты под водой дышал? — я не поняла сначала, но про «посольство» в голове пометку сделала. — А я и не говорил, что они в самой воде плавают. У них на дне купола воздушные. Соединены, словно соты. На тысячи дней пути простираются по морскому дну. Я все же не утерпела. Сложила все услышанное от Брока, припомнив его слова о том, что твердыня тянется к дракону, как и он к ней, о «посольстве», добавила реплику одного из охранников «был бы ты простым….», и ровно в середине описания ящером эльфячьего радушия, невзначай задала вопрос: — И тебе, энгу, эти не выделили отдельных покоев? — Нет, они заверили… — начал Брок и споткнулся о мой вопрос, как об извилистый древесный корень. — Догадалась-таки, — раздосадовано хмыкнул Брок. Я кивнула, до жути довольная собой: все же сумела собрать из разрозненных обрывков, цветных и черно-белых, часть картины по имени «Брок». Значит, он действительно не простой дракон, а этот самый энг. — Та твердыня, что чуть не грохнулась на нас, — твой остров? — Она бы «не грохнулась», как ты изволила выразиться. Просто опустилась, сколь могла низко… А я, пока не отдам долг, не могу даже взлететь. Истинный облик принять под силу, а взлететь — нет. — И эта «тучка» теперь будет над нами висеть? — насторожилась я. Да… С такой рекламной поддержкой в виде парящего острова-транспаранта прятаться смысла нет. — Не будет, — отрезал Брок и, резко меняя тему, скомандовал: — Привал. За разговорами я не заметила, как наступил вечер. Солнце клонилось к горизонту, окрасив все вокруг тревожно-малиновой зарей. Она одновременно и пугала, будто шепча душе спрятаться, затаиться, и манила неведомым: загляни, поверь в чудеса и сама стань частью этого чуда. — Разведи костер, а я добуду ужин, — Броку были близки не красоты таинственного вечернего леса, а вещи гораздо более прозаичные. Пара секунд — и он действительно ушел. Развернулся и утек в чащу. Так, что ни один лист на ветках не дрогнул. А я осталась одна. Оперлась спиною о ствол, словно кто-то ослабил натянутую внутри меня струну. Усталость навалилась на плечи, придавила. А потом я запоздало вспомнила, что понятия не имею, как разжигать этот самый костер. Да и из чего. Мучилась я долго и, подозреваю, что со стороны — весьма извращенно. Но поскольку отходить далеко боялась, то натаскала сухих веток. Сложив хворост в пробник кургана, я окончательно пригорюнилась. Первый раз в своей жизни пожалела, что не курю. Зажигалка сейчас была бы как нельзя кстати. К тому моменту, когда вернулся Брок, таща свою добычу, я так и сидела, с ненавистью глядя на горку веток. — Пытаешься испепелить взглядом… Похвально, конечно, но огонь добывают немного другим способом. Нельзя злить уже злую женщину, иначе окажешься не просто в луже, а по шею в воде. В воде Стикса. — Например, наступить на хвост чересчур языкастому дракону? — нарочито заинтересованно спросила я. — Зачем? — не понял Брок. — Чтобы огнеструйный ящер от неожиданности плюнул сгустком пламени и поджег наконец — то этот сушняк. Ведь из нас двоих именно ты имеешь талант к поджигательству. — Зато маг из нас двоих — ты, — парировал Бок. — С чего это я маг? — А как ты нейтрализовала плетение клетки? Я лишь восхитилась пронырливостью одного ушлого ящера. Если ему прямо сказали, что я не могу ничего о себе поведать, то он решил выведать все обходным путем. — Я ни разу не маг. И являюсь только счастливой обладательницей одного родового проклятия. — Интересно, какого? — сложив руки на груди, полюбопытствовал дракон. — «Жить на одну стипендию», — в тон ему выплюнула я. Дракон завис. А я наконец-то разглядела его «добычу» и, не удержавшись, протянула: