– Не думаешь, что мне обидно это слышать? – Можно подумать, я у тебя единственная! Сам сказал, что до меня тоже влюблялся. Из песни слов не выкинешь. Первая любовь, даже такая несуразная, не забывается. Много раз представляла себе варианты. Я и Витя. Подумаешь, Ритка! Он взрослый, я – пигалица. Понятно же, что ему была нужна женщина, а не девочка. Если любишь – можно что угодно простить. – С этого момента, пожалуйста, конкретнее. Что-то не пойму, куда ты клонишь! Это была не сказка, а присказка? Ты с ним встречалась, у вас что-то было! Ох уж эта Леночка …А это всё – и час рассвета, и сад, поющий под дождём, – я просто выдумала это, чтобы побыть с тобой вдвоём. Вероника Тушнова В небольшом посёлке на окраине державы жили две подружки, две девочки, каждую из которых звали Леночка. Их многое связывало: обе проживали в старой бесцветной пятиэтажке, учились в одном классе, любили те же фильмы и книжки, слушали одинаковую музыку, вместе учили уроки. Леночки были одинакового роста и веса, обе светловолосые, сероглазые, со схожими внешне лицами. Незнакомым взрослым девочки представлялись сёстрами. Одевались они в одни и те же наряды. Если Леночке Докукиной покупали платье, Леночка Снегирёва просила маму достать похожее. Вероника Сергеевна не могла дочери отказать. Свободное время подружки проводили вместе, поэтому и мальчишки, появляющиеся в их компании, были общими. Расставались подружки только на каникулах, когда Леночка Докукина уезжала с родителями к морю, или к бабушке в деревню под Воронежем. Леночке Снегирёвой путешествовать было некогда, и не на что – у неё не было папы, а у мамы не было образования, поэтому работала она без выходных продавцом овощей на рынке, чтобы обеспечить любимицу. Понятно, что всю домашнюю работу приходилось выполнять дочке. В восемь лет она умела готовить салаты, супы и варить картофель, в десять стирала и гладила, в двенадцать научилась шить обновки: себе, подружке, и маме. Вероника Сергеевна по мере возможностей баловала дочь, даже если для этого приходилось себе во многом отказывать. Леночка не имела склонности пользоваться маминой безграничной любовью. Она понимала многое, в том числе и тот факт, почему у мамы нет мужа, а у неё папы. Папу родители увезли “от греха подальше”, как они объяснили маминым родителям, когда первая любовь принесла неожиданные плоды. – Мальчик не готов стать отцом, – сказала папина мама, – нужно было лучше следить за своим ребёнком. Геночке нет восемнадцати, за его будущее отвечаем мы, а он нести ответственности за беспорядочную половую жизнь вашей дочери не обязан. Ему образование получить нужно, судьбу устраивать. Советуем вашей любвеобильной леди сделать аборт. С тех пор папа не объявлялся. Леночка видела лишь один снимок, на котором улыбался кудрявый светловолосый мальчишка, похожий на персонажа из фильма “Приключение Электроника”. На фото папе было лет семнадцать. Мама была поздним ребёнком. Бабушка и дедушка умерли, когда Леночке было семь лет. Девочка, как все дети, бредила папой. Она не могла его осуждать: мама сделала всё, чтобы он оставался в её воображение хорошим и любящим. Этим летом, ровно через неделю после окончания седьмого класса, Леночку Докукину как обычно увезли отдыхать на всё лето. Подружка заскучала. Ей предстояло грустить в одиночестве почти три месяца. Лето выдалось жаркое, солнечное. Леночка сшила себе купальный костюм и цветастый сарафан, отпросилась у мамы на озеро. Отдыхать с книжкой, хоть и недолго, было здорово. Свободного времени оставалось достаточно, что загорать понемногу каждый день. Там, на пляже, она и познакомилась с Сашей, своим ровесником. Мальчик тоже перешёл в восьмой класс, только в другой школе. Что это было: симпатия, романтическая влюблённость, вечный зов – кто же разберёт, если эмоции ошеломили, а чувства растворяли сознание как сахар в горячем чае. Им очень замечательно было вместе. Леночка даже про подружку забыла, настолько молодые люди оказались необходимы друг другу. Спустя две недели после первой встречи ребята не представляли жизнь без общения. События в их жизни стали развиваться стремительно. Друзья этого не замечали, поскольку любой день пролетал одним мгновением. Они вместе прибирались, готовили, загорали, катались на лодках. Были прогулки при луне, объятия, поцелуи и робкие признания в любви. Были. Ребята, обнявшись, лежали в постели, когда раздался скрежет ключа в замке. – Мамочка! Саня, что делать, она же ещё на работе должна быть! – Успеем. Одевайся быстрее! Быстро не вышло. У мамы было замечательное настроение. На рынке устроили санитарный день, она освободилась раньше, рассчитывала провести время с дочкой, по которой ужасно соскучилась. Вероника Сергеевна бросила на тумбочку сумку, двумя ловкими движениями скинула туфельки, и через несколько секунд открыла дверь Леночкиной комнаты. У неё в горле застряли две буквы, – Ле… Больше ничего произнести мама не сумела, так её впечатлило увиденное зрелище. Леночка лихорадочно застёгивала сарафан на голом теле, мальчишка скакал на одной ноге, пытаясь натянуть джинсы на вздыбленную плоть. Растёрзанная кровать с недвусмысленными следами на простыне, сатиновые мужские трусы на полу, бюстгальтер в кармане дочкиного платья… Мама стояла, открыв в изумлении рот, махала на моментально раскрасневшееся лицо раскрытыми ладонями, не в состоянии адекватно оценить то, что видит. Вероника Сергеевна развернулась, убежала на кухню, где долго гремела посудой, в чём не было необходимости: прежде, чем лечь, друзья тщательно прибрались, перемыли даже то, что уже было чистым, натёрли тарелки и чашки до блеска, приготовили ужин. Мама видела краем глаза, как крадучись испарился мальчик. Она сидела, монотонно раскачивалась, нервно курила, хотя избавилась от пагубной привычки ещё весной, сбрасывала дрожащими пальцами пепел мимо блюдца. Мокрые глаза, барабанная дробь пальцами правой руки, застывшая мимика лица, взъерошенные волосы, размазанные по лицу губная помада, тени и тушь: именно в таком виде застала Леночка маму. Что она могла сказать, объяснить? Да ничего. –Я люблю Сашу. – Кого… а, Сашу… Сашу ты любишь… а меня, меня…? Тебе пятнадцать лет, девочка моя. Пят-над-цать! Я воспитываю тебя одна, специально была предельно откровенна, чтобы ты избежала моей незавидной участи. Именно участи, а не судьбы. Знаешь, дочь, это совсем не весело, жить одной и знать, что будущего для тебя не существует. – Мы предохраняемся.