— Да. В этом суть. — Я смотрю на него. — А ты? Ты действительно так привязан к клятвам, которые уже нарушил, что отказался бы от этой возможности? Макс ухмыляется. — У меня никогда не было недостатка в возможностях переспать с женщинами. Во всяком случае, они еще больше интересуются, когда узнают, что я священник, падший или нет. Но обет, который я нарушил, не был обетом безбрачия, и я сделал все возможное, чтобы придерживаться его, даже если я больше не являюсь полностью человеком церкви. — Он делает еще один глоток своего напитка, глубоко вздыхая. — Кроме того, если Виктор выполнит данное мне обещание, это может продлиться недолго. — Понятно. Твоя встреча с отцом Донахью. Макс кивает. — Виктор согласился использовать то влияние, которое он имеет на священника, чтобы посмотреть, сможет ли он восстановить меня в правах, смыть мои прежние грехи и все такое. Когда мы вернемся, моей первой остановкой будет собор Святого Патрика. — Нет желания вкусить плотские утехи, пока есть такая возможность? Макс печально улыбается. — Склонность, конечно, есть. Но я сделал все возможное, чтобы искупить вину за тот путь, по которому шел до сих пор, и это его часть. Кроме того, — добавляет он, допивая свой напиток. — Ты не единственный, кто тоскует по женщине, которой не должен обладать. Я начинаю спрашивать, о ком он говорит, хотя уверен, что и так знаю. Но Макс уже достает бумажник, выкладывает наличные на стол, чтобы покрыть свои напитки, и встает. — Спокойной ночи, Лиам, — тихо говорит он. — Увидимся утром. Я задерживаюсь там еще на некоторое время после того, как он уходит, помешивая виски в стакане и глядя в янтарные глубины, думая об Ане. Женщине, которой я не должен обладать. Завтра мы снова будем в воздухе и на пути в Грецию. Я могу только надеяться, что это будет на шаг ближе к ней и к выполнению данного мной обещания. Я найду тебя. Где бы ты ни была. АНА Александр не приходит в мою комнату. Спустя долгое время после того, как я выплакала все слезы, на которые была способна, я поднимаюсь с пола. Через некоторое время, иду в ванную умыться и снимаю шелковое платье, оставляя его кучей на полу, когда я иду рыться в шкафу в поисках свежей пижамы. Я нахожу еще один шелковый комплект, на этот раз черный, и надеваю его, забираясь в постель, чувствуя, как все мое тело болит, как будто меня переехал грузовик. Сегодня я испытала всю гамму эмоций: от счастья до паники и снова туда и обратно. Я проваливаюсь в беспокойный сон с новой болью в груди, когда задаюсь вопросом, где Александр, что он делает. Часть меня знает, что я должна быть благодарна за то, что он оставил меня в покое, позволил мне одеться и приготовиться ко сну. Однако другая часть меня задается вопросом, с Иветт ли он все еще, что они могут делать вместе, что он может говорить ей, а она ему. Она моя. Его голос эхом отдается в моей голове, когда я засыпаю, в голове крутятся образы всего, что было переполнено днем. Я снова на складе, мои руки скованы цепью надо мной, ноги болтаются в футе над землей. Нагрузка на мои плечи огромна, но еще хуже вид красивого лица Франко, который с вожделением смотрит на меня, стаскивая с меня туфли, проводя пальцами по сводам моих ступней. — Мне всегда нравились ноги, — говорит он, проводя кончиком пальца по моей подошве, так что мои пальцы скручиваются. — Но не ноги танцовщицы. Отвратительно, что с тобой делают эти пуанты. — Затем он ухмыляется, показывая сверкающие белые зубы, и вытаскивает охотничий нож, сверкающий на свету зазубренным краем. — Но не так отвратительно, как они будут выглядеть, когда я закончу, если ты не будешь говорить. Порезы. Порезы. Ожог. Шипение паяльной лампы и запах бутана. Мои собственные крики, спустя долгое время после того, как я выдала все, что должна была ему сказать, и он принялся за все остальное, избивая меня без причины, кроме собственного удовольствия. Я была без сознания задолго до того, как он оставил меня на пороге Луки. Снова музыка, но на этот раз я слышу ее, когда болтаюсь на складе, одна нога у меня связана за спиной, а Алексей и Франко кружат вокруг меня, сливаясь и разделяясь, смеясь надо мной, когда я снова слышу шипение паяльной лампы, вижу блеск лезвия. Их голоса, сливающиеся воедино, говорят мне говорить, Алексей насмехается надо мной, называет меня ущербной, сломленной, угрожает продать меня мужчинам, которым понравится, что я не смогу сбежать. И поверх всего этого голос Александра у меня в ухе. Следи за своими манерами. Следи за своими манерами. Следи за своим… — Анастасия! Сильные руки с длинными пальцами хватают меня за плечи, встряхивая, я просыпаюсь, и мои глаза распахиваются, чтобы увидеть Александра, нависающего надо мной, его лицо едва различимо в тусклом свете из окна. В горле у меня хрипло и сухо, как будто я кричала во сне, а по лицу снова текут слезы. — Мне жаль, — еле выдавливаю я, приходя в себя, и Александр отпускает меня, отступая с явным раздражением, написанным на его лице. — Ты меня разбудила, — говорит он, потирая рот рукой. — Я люблю, когда мой сон никто не беспокоит. — Мне жаль, — снова шепчу я. — Правда, жаль. Это был кошмар… — Тебе нужно, чтобы я снова начал давать тебе лекарства? Если это поможет тебе уснуть, я пойду и принесу его сейчас. — Он отворачивается, как будто собираясь уйти за ним, и я невольно начинаю плакать, внезапная холодная паника охватывает меня при мысли о том, что меня снова усыпляют наркотиками. — Прости, если я помешала тебе и Иветт… Александр резко поворачивается ко мне. — Так вот в чем дело? Иветт ушла домой. Она не… — Он хмурится, как будто мой комментарий сбивает его с толку. — У нас не те отношения, Ана. Она не спит со мной. По какой-то причине я начинаю плакать сильнее, мой желудок скручивается в холодные узлы. Александр смотрит на меня так, как будто он совершенно сбит с толку, проводя рукой по волосам. — Анастасия, ну что еще? — Я…я просто… — Я не знаю, как выразить словами то, что я чувствую, и особенно к этому мужчине, который такой странный во многих отношениях. — Я совсем одна. Я так устала от одиночества. Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, зависая в воздухе между нами, и Александр делает шаг вперед, включая свет у моей кровати, опускаясь в кресло с подголовником у окна. — Ты не одна, крошка, — наконец говорит он, его голубые глаза останавливаются на моем лице с явным замешательством. — Ты здесь, со мной. Как ты можешь быть одна? — Это не то же самое, — шепчу я. — Я принадлежу тебе. Это не… — Это не что? — Раздражение возвращается, губы Александра сжимаются, когда он смотрит на меня. — Что из того, куколка, если ты принадлежишь мне? Я даю тебе приют, кормлю тебя, забочусь о тебе и хорошо к тебе отношусь, так как же ты можешь быть одна? — Он повторяет вопрос, и по тону его голоса я слышу, что он, похоже, действительно не понимает. Это смущает меня так же сильно, как мое заявление, кажется, смущает его, и мы долго смотрим друг на друга, тишина сгущается по мере продолжения. Александр внезапно щелкает пальцами, плавно вставая. — Ванна, малыш. Это то, что тебе нужно. — Он направляется в ванную, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, включает свет, и мгновение спустя я слышу плеск горячей воды из кранов. — Я не думаю… — Я начинаю протестовать, когда он возвращается, но он прикладывает палец к моим губам, его руки уже движутся, чтобы расстегнуть пуговицы на моей пижаме. — Ванна приведет тебя в порядок. — Он быстро и эффективно снимает с меня одежду, поднимает меня, как будто я ничего не вешу, а я почти ничего и не вешу, и несет в ванную так же, как он сделал в тот первый день, когда я проснулась здесь. Это немного успокаивает, как знакомый вкус, так и тепло воды с цветочным ароматом, когда он опускает меня в нее, и я чувствую, как паника сна отступает. Мне неприятно признавать, что он был прав, но я чувствую, как мои мышцы расслабляются, тепло проникает в кости, когда я расслабляюсь в ванне. — Вот так, — говорит Александр с довольным выражением лица, садясь на табурет рядом с ванной. Его глаза, как обычно, не задерживаются на какой-либо определенной части меня, и я ловлю себя на том, что мысленно возвращаюсь к предыдущему ужину, к тому, как его пальцы касались моих губ, как напряглось мое тело, когда он кормил меня, к ощущениям, покалывающим кожу. Это напомнило мне о том, что я почувствовала, когда он впервые привел меня сюда искупаться. — Если Иветт не проводит ночь с тобой, то кто проводит? — Осторожно спрашиваю я. Я не могу выбросить из головы ее упоминания о других девушках, других домашних питомцах, и я также не могу избавиться от того, как она смотрела на него. Я могла ощутить ее ревность, когда она осязаемо осматривала меня и прикасалась ко мне. Я также не могу забыть, как Александр сказал, что я принадлежу ему, когда стоял в дверях, спасая меня от нее. Он также спас меня от Алексея. Возможно, нетрадиционным способом, но он спас меня. Я понятия не имею, что было бы со мной, если бы я осталась в руках Алексея. — Это не твое дело, — коротко отвечает Александр, но что-то в том, как он это говорит, подсказывает мне, что нет никого. Я думаю о нем наверху, в его постели, в полном одиночестве. Я снова думаю о том, как покалывало мою кожу, когда он положил кусочек круассана между моих губ, о вкусе шоколада и о прикосновении его пальцев к моему рту. Прежде чем я могу остановить себя, я тянусь к его руке, мои пальцы обхватывают его запястье, когда я притягиваю его к себе, прижимая его ладонь к своей груди. Что-то пронзает меня, когда я чувствую, как его рука касается моего соска, прилив тепла, который разогревает мою кровь и заставляет мои бедра сжиматься вместе, а сердце учащенно биться в груди. Рука Александра задерживается на долю секунды, на его лице выражение чистого изумления. Затем он вырывает руку из моей хватки, вода расплескивается и он отшатывается. Боль мгновенно вытесняет желание, которое я испытывала, моя грудь ноет от чувства отверженности, хотя я знаю, что не должна так себя чувствовать. Я даже не должна хотеть его, но я хочу, и я чувствую, как слезы мгновенно наворачиваются на глаза, когда он отшатывается от меня. — Значит, она была права, — бормочет Александр, его взгляд прикован к моему лицу. — Ты действительно хочешь меня. Или, возможно, ты просто чувствуешь, что должна отплатить мне таким образом? — Но ты не хочешь. Я имею в виду, меня. — Я обхватываю себя руками за грудь, отстраняясь. — Зачем ты купил меня, если я тебе не нужна такой? Что имела в виду Иветт, когда сказала, что ты заплатил за меня слишком много? Александр игнорирует мой последний вопрос. — Дело не в желании, — наконец говорит он после минутного молчания. — Красивые вещи предназначены для того, чтобы на них смотрели, а не использовали. Я чувствую, как слезы все еще наворачиваются на глаза, горячие и внезапные. Он смотрит на меня с любопытством, его взгляд скользит по всей длине моего тела почти бесстрастно, но я вижу вспышку жара в его глазах, когда они возвращаются к моему лицу. — Значит, ты возбуждена? — Мягко спрашивает он. — Когда Иветт прикасалась к тебе ранее, она сказала, что было очевидно, что ты хочешь меня. Я тяжело сглатываю, мое лицо краснеет. Меньше всего на свете я хочу признаться этому мужчине в том, насколько я на самом деле возбуждена, особенно после того, как меня отвергли. Но его голос мягкий, не обвиняющий, любопытный. Он делает паузу, и на мгновение единственными звуками в ванной остаются мягкое журчание воды в ванне и наше дыхание, Александру тяжелее, чем раньше, когда он смотрит на меня, сидящую обнаженной в ванне. — Тогда потрогай себя, — тихо говорит он хриплым голосом с сильным акцентом. — Если тебе нужно удовольствие, малыш, доставь его себе, пока я смотрю. Я пораженно моргаю, глядя на него. Из всего, что я ожидала от него услышать, это было не это. Я чувствую, как моя кожа вспыхивает еще сильнее при этой мысли. Не то чтобы я никогда ни для кого не мастурбировала, я могу вспомнить не один секс, который доставлял удовольствие, наблюдая, как я трогаю себя для него или пока он меня трахает. Но это как-то по-другому. Это кажется странно интимным в тесной жаркой тишине ванной, когда Александр так близко, полностью одетый, в то время как я лежу голая в воде. Но я хочу этого. Боль между моими бедрами усиливается под тяжестью его взгляда, звука его дыхания, и я тяжело сглатываю, чувствуя, как моя рука скользит вниз, как будто ее тянет какая-то другая сила, неподвластная моему контролю. Другая моя рука скользит к моей груди, туда, где я хотела его, мои пальцы обводят мой сосок, в то время как другая рука скользит по моему животу, вниз к вершине моих бедер. Я чувствую на себе взгляд Александра, когда мои пальцы скользят у меня между ног. Это только усиливает мое желание, мое сердцебиение пульсирует в груди и под моими пальцами, когда я раздвигаюсь, желая, чтобы он увидел. Я не могу смотреть на него. Мне уже кажется, что я не могу дышать, мое сердце бешено колотится в груди, и я не могу встретиться с ним взглядом. Но я также слышу, как его дыхание учащается, когда мои пальцы скользят по моему клитору, описывая маленькие круги, чувствуя, какая я влажная и скользкая по причинам, которые не имеют ничего общего с водой. Я хочу, чтобы он что-нибудь сказал, подстегнул меня, но он продолжает молчать. Однако я не могу остановиться сейчас, когда я начала, мой клитор пульсирует под моими пальцами, когда мои бедра выгибаются вверх в горячей воде, требуя большего трения. Я не знаю, о чем фантазировать, о чем думать, я не могу заставить себя задерживаться на каком-то одном изображении или мысли слишком долго. Но сидящего рядом Александра достаточно, смешанное возбуждение и смущение от того, что я так уязвима перед ним, толкают меня на высоту удовольствия, которого я никогда раньше не достигала сама. Я забываю о своих колебаниях, забываю о любых сомнениях, которые могут возникнуть у меня по поводу того, кто он для меня, забываю обо всем, кроме того, что он продолжает вызывать во мне чувства, о том, как мое сердце бьется быстрее, когда он рядом со мной, о смеси страха, благодарности и возбуждения, которые я испытываю каждый раз, когда нахожусь в его присутствии. Я думаю о том, как он сказал "Она моя", когда Иветт стояла передо мной, ее пальцы прижались там, где сейчас мои, и я громко стону, мои бедра раздвигаются, когда я тру быстрее, мои пальцы делают быстрые круги вокруг моего клитора, когда я держу себя открытой, чтобы он мог видеть… смотрит ли он? Я надеюсь, что он смотрит. Я украдкой бросаю взгляд вверх, когда мои пальцы скользят по моей гладкой, пульсирующей плоти. Я вижу, что он возбужден, его толстый бугорок натягивается под шелком пижамных штанов, которые на нем надеты, его халат распахнут, так что я могу видеть его мускулистую обнаженную грудь, темные волосы, в которые мне вдруг отчаянно хочется запустить пальцы, когда он растягивается на мне, чтобы его пальцы заменили мои, его язык, его член.