Оглядевшись по сторонам, женщина заметила, что скамейка поодаль опустела. Сидевший на ней пьяница исчез. Вокруг не осталось никого, кроме дремавшего отца и мальчишки на медленно останавливавшейся карусели. И женщины. Она встала, запустила пальцы под рукав пальто и почесала «дорожку» от уколов. Ей велели только проследить и понаблюдать, а потом доложить. Больше ничего. Но тут… наверное, это шанс? Это выйдет подороже доклада, может, ей даже удастся выклянчить ночку, когда не придется работать на улице. Мальчишка слез с остановившейся карусели и зашагал к лабиринту из труб. Подальше от дремлющего отца и поближе к кустам. Трясясь от адреналиновой волны и начинавшейся ломки, женщина посмотрела на коляску. На нее глядели мертвые глаза куклы в натуральную величину. Женщина решила, что ей делать. – Просто все пошло наперекосяк. – Гевин смотрел на Иону как на готового к броску зверя. – Ты не интересовал пославших ее людей. Вряд ли ты помнишь, но тогда я участвовал в крупной совместной операции Управления по борьбе с организованной преступностью и Интерпола, мы расследовали убийство нелегальных мигрантов, найденных в железнодорожном тупике. Мы знали, что там замешана местная банда перевозчиков, но думали, что она лишь посредничает для куда более крупного синдиката, работающего с Балкан. Мы оказались правы, однако вскоре выяснилось, что копали не только мы. Эти гниды, блин, следили за всей моей командой и выискивали слабые места. Вели они не только нас, но еще и родных, и друзей. Вроде тебя. Мир завертелся перед глазами Ионы. Кабина с лампой и деревянными панелями, бритая голова сидящего напротив человека вдруг высветились и раздулись, словно в кошмаре. Он спит, этого быть не может. – Не может быть, – прохрипел Иона. Но сразу вспомнил молодую маму. Вспомнил, как та ему улыбнулась, поправляя одеяльце на сидящем в коляске ребенке. – Нет, просто так она не могла его взять. Кто-то наверняка бы заметил… – И заметили. Камеры засекли момент, когда она выходила из парка, но на картинке не получилось разглядеть, что у нее в коляске. Еще раньше ее засекли с той же коляской на входе, так в чем ее подозревать? Она просто мамаша, везущая ребенка в парк. А Оуэн Стокс подходил на роль подозреваемого гораздо лучше. Разумеется, женщину пытались вычислить, но только как свидетельницу. Когда ее не смогли найти, никто не увидел необходимости раскручивать эту версию. – Не верю! – в панике крикнул Иона. – Тео бы вырывался или… закричал! Или что-то еще! Я бы услышал! – Но ведь не услышал же? – Гевин поднял бутылку и снова глотнул. На этот раз медленнее и с расстановкой, потому что снова обрел уверенность в себе. – Она схватила его, прежде чем тот успел рот раскрыть. Ты думаешь, наркоманка не справилась бы с четырехлетним ребенком? Она оттащила его подальше, хорошенько ему врезала и сразу вывезла из парка. Неподалеку ждала припаркованная машина, и даже если бы он и поднял шум, то кто бы обратил внимание на измученную мамашу с ревущим ребенком? – Нет! – В сердце Ионы словно вонзили нож. – В трубе лежала его кроссовка… – Ее туда подложили, мать твою. Уже потом сдвинули решетку и сбросили вниз, чтобы все выглядело так, будто он мог заползти в трубу. Нет, нет, нет… – Врешь! Откуда ты об этом знаешь? – Потому что эти гады уже меня шантажировали. За несколько дней до похищения я получил анонимное электронное письмо с видео, на котором я трахаю снятую в баре девку. Оказалось, что это подстава. Девка работала на них, находилась здесь нелегально и к тому же была малолеткой. Меня поставили перед выбором. Или мне станут платить по пятьсот в неделю за инфу, или скинут ссылку Мари, моему начальству и в газеты. Добавили, что решить я должен до конца недели. Гевин умолк, чтобы сделать очередной глоток. Потом опустил бутылку и покачал головой. – Клянусь, я до сих пор не знаю, что такого натворил, но выяснить мне случая не представилось. Я еще мучился в поисках ответа, когда пропал Тео. Я понятия не имел, замешаны ли они в том деле, но на следующее утро получил еще одно письмо. Там говорилось, что они сдвинули крайний срок и дают мне на решение всего час. А к письму приложили фотографию Тео. В каюте словно совсем не осталось воздуха. – Ты все знал? – с трудом выдавил из себя Иона. – Тебе прислали доказательство, а ты, блин, так ничего и не сказал? – А как я мог? Что бы, по-твоему, они со мной сделали, если бы я что-то вякнул? Или с моей семьей? Иона попытался броситься на Гевина, он закричал и стал рвать и дергать стягивавшие запястья и лодыжки жгуты. Гевин неторопливо встал и треснул его дубинкой по колену. Что-то хрустнуло, и от полыхнувшей раскаленно-белым боли у Ионы перехватило дыхание. – Уймешься или еще добавить? – спросил Гевин, нависая над ним. Иона, зажмурившись, втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Но поднявшаяся внутри него волна ярости не дала бы ему говорить, даже если бы он и мог. Через несколько секунд Гевин вернулся к стульчику и сел. – Я пытался сделать все, чтобы его не убили, – произнес он таким тоном, словно никого не бил. – Пытался, да еще как. Если бы я считал, что слова помогут его вернуть, я бы сразу же тебе сказал, но что бы было толку? Они не выслали того, что можно отследить, а вякни я, они наверняка бы прикончили Тео. Господи, думаешь, мне не хотелось его спасти? И я сделал единственное, что смог. Сказал, что сделаю все, что они хотят, если Тео отпустят. Пусть новости было десять лет, пусть Иона знал, чем все закончилось, но, услышав ее, он по-прежнему понял, что наперекор всему надеется, что его сын каким-то образом уцелел. Отчего ему становилось еще горше. – Однако не отпустили, – сказал он. – Нет. – Гевин отвел глаза. – Потом подослали ко мне женщину, этакую невинную овечку. Ко мне домой. В присутствии Мари и Дилана, так что я сделал вид, что это по работе. Она сказала, что пришла как «посланница», все очень напыщенно и вежливо. Извинилась. Рассказала, что случившееся в парке не было санкционировано, что виновных накажут. Но изменить уже ничего нельзя. У Ионы перехватило дух. – Что значит – «изменить ничего нельзя»? – А ты как думаешь? – Гевин беспомощно пожал плечами, словно извиняясь. – Если бы я мог что-то еще сделать, то… – Что они сделали с моим сыном? – Слезы застили Ионе глаза, он почти ослеп. – Убили? – Точно мне так и не сказали… – Они его убили? – Конечно, блин, убили! – гаркнул Гевин, с громким чмоканьем треснув по подлокотнику дубинкой. – Это же четырехлетний ребенок, что же еще они сделали? Эти гниды продавали людей гуртом, как скот. Думаешь, они стали бы церемониться с какими-то там мальчишкой? Иона почувствовал, как зашлось сердце, словно вот-вот остановится. Он-то думал, что подготовился. Он-то считал, что давным-давно смирился с гибелью Тео. Но все оказалось не так. Физические страдания – ничто по сравнению с болью недавней потери. Он сидел неподвижно, оглушенный услышанным. – Они не сказали как, а я не спрашивал. Но они и не собирались отпускать Тео после того, как эта тупая сучка его похитила. Я бы избавился от многих страданий, если бы раньше это понял. – Гевин снова отхлебнул, потом поднял бутылку, словно готовясь произнести тост. – Теперь доволен? Ты хотел получить ответы, и ты их получил. Раньше Иона думал, что ненавидит Оуэна Стокса, но эта ненависть показалась ничем по сравнению с чувством, которое он испытывал, глядя на сидящего перед ним совершенно чужого человека. Он с удвоенной силой снова начал растягивать жгут за своей спиной. – Десять лет, – проговорил он трясущимся от горя голосом. – Десять лет ты знал, что произошло, и ничего не говорил. – Думаешь, мне это нравилось? Жить с таким камнем на сердце? Господи, зачем, по-твоему, я трахал Крисси? Мне хотелось, чтобы ты об этом узнал, потому что тогда, по крайней мере, я перестал бы притворяться! – Гребаный ты трус! – Ой, начинается! Потому что я во всем виноват! – свирепо осклабился Гевин. – Хотел знать, зачем я тебя в это втянул? Так вот затем! Не только твоя жизнь пошла под откос! Думаешь, сидели бы мы сейчас на этом вшивом катере, если бы ты не заснул и не дал шлюшке-наркоше скрыться с твоим сыном? Из-за тебя эти гниды вертели мной, как хотели! Говорили «служи», и я служил! Иону начала охватывать холодная ярость. – Тебе за это хорошо платили. – Ой, да отвали ты! Из того, что лежало в квартире, я каждый пенни отработал! Каждый гребаный пенни! Господи, что только не приходилось делать… А ты даже там напрочь все изгадил. Семьсот пятьдесят тысяч тю-тю, потому что ты сунул туда свой вонючий нос! А теперь гляди. – Гевин с усмешкой пнул стоящую на полу сумку от лэптопа. – Вонючие сто тысяч. И надолго мне их хватит? Иону охватило сверхъестественное спокойствие. Боль из рассеченных запястий отошла на задний план, она казалась очень далекой, когда он продолжил растягивать жгут. – Скажи, как их зовут. – Ну и что с того толку? – Гевин махнул бутылкой в сторону лежавшего на полу Ионы. – Тебе, похоже, это вряд ли пригодится. – Тогда нет причин молчать, – ответил Иона. В тот момент ничто остальное не имело значения. – Я хочу знать, кто убил моего сына. Гевин откинулся на спинку стульчика и сделал вид, что размышляет. – Ладно, давай-ка посмотрим. Местного босса звали Ли Сиссонс, но он всем заправлял вместе с сыновьями, Патриком и Джезом. Приказ следить за тобой мог отдать один из них. Вот только… нет, погоди. Верно, он вскоре исчез. А сыночки вслед за ним. На самом деле почти все связанные с ними или погибли, или исчезли. Не прошло и полгода, как всеми их делишками стали заправлять конкуренты. Забавно, да? Водка заплескалась, когда Гевин в очередной раз отхлебнул. Опустив бутылку, он бросил на Иону презрительный взгляд. – Когда они сказали, что будут наказаны виновные, то имели в виду не наркоманку, которая выкрала Тео. Похищение ребенка офицера полиции чревато неприятностями для бизнеса. Именно так. Наркотики, контрабанда, проституция и что там еще – это бизнес. Большой бизнес. Его воротилы управляют не только бандами, они рулят еще и политиками, и банкирами. Это международная индустрия, огромная машина. А если ей кто-то вставляет палки в колеса, его просто убирают. Так что если ты хотел отомстить, то опоздал. Что бы с ними ни случилось, этого недостаточно. Иона не почувствовал облегчения, лишь горькую досаду оттого, что ни до кого из убивших его сына людей не дотянуться. Кроме сидящего напротив человека. – А что стало с женщиной, выкравшей Тео? – спросил он, растягивая жгут и не обращая внимания на текущую из порезов кровь. – Ну, той, с коляской? – О, она была первой. Из нее хотели сделать наглядный пример, так что отрезали ей руки, а труп выбросили в переулке. Иона замер, мгновенно забыв про жгут. – Как ее звали? – Тебе это без надобности. – Ана Донаури? Удивления Гевина с лихвой хватило, чтобы подтвердить подозрения Ионы. – Это кто тебе сказал? Иона не ответил. Он не стал гадать, как об этом узнала Элиана Салим, но теперь, казалось, во всем происходящем обнаружилась некоторая неотвратимость. Гевин подался вперед, сжав в руке дубинку. – Я спросил: кто это тебе сказал, мать твою?! Иона посмотрел Гевину в глаза, снова принявшись растягивать жгут. Давай же, зараза… – Элиана. – Не верти вола. Даже если ты не врешь, что она жива, у нее уж никак не получилось бы об этом узнать. – Никак? – наигранно пожал плечами Иона. – Как видишь, она узнала. И просила запомнить это имя, но не сказала зачем.