О своем скоропалительном решении поднять Амелина я пожалел уже через секунду, когда осознал, какими именно знаниями он владел при жизни. Ну еще бы, целый генерал генштаба вооруженных сил… Очевидно же, что в его голове всевозможных сведений по оборонке страны забито под самый чердак. Да и президент, с которым я говорил несколько после, выказал озабоченность этим фактом. Нет, он, конечно, не попытался ставить мне ультиматумы, но и держал себя в руках с очень большим трудом. Теперь если я вдруг захочу жить своей жизнью, не работая ни на кого, то Россия отпускать меня захочет еще меньше. Я ведь буду носителем ее государственной тайны… Поспешил я, ничего не скажешь. А вообще, интересный выверт психики. Пару лет назад я бежал от Сухова и его предложения сотрудничать, как от огня, зарывая самого себя все глубже, лишь бы не потерять свою свободу. А теперь на полном серьезе раздумываю над тем, чтобы променять лесной простор, радость охоты и привкус крови на губах на уютную конуру, цепь и пышный бантик на холке. Хотя, если задуматься, а почему нет? Все-таки предложение бывшего полицейского было высказано в иной форме, и больше напоминало крепостное право. А нынешние слова президента звучат вполне привлекательно… но это пока все еще только слова. В общем, я находился в серьезных раздумьях. Но их пока следовало бы отложить, потому что впереди у меня была весьма важная, как по мне, встреча с российскими учеными. По моей просьбе была собрана целая делегация зоологов, с которыми я хотел обсудить кое-какие серьезные моменты своей предстоящей работы… Целый отряд моих неизменных сопровождающих в спецкостюмах, которые не отходили от меня ни на шаг с самого момента возвращения в Россию, отвел меня в какое-то определенно выдающееся НИИ. К сожалению, на табличку я внимания обратить забыл, поэтому не знал, что это было за учреждение. Однако в его архитектуре прослеживалась определенная обучающая направленность – большие кабинеты, просторные коридоры, ступенчатые аудитории… по-моему, я даже расписание занятий успел заметить на одной из стен. Мне очень живо представлялись в этих стенах толпы суетливых студентов и редкие преподаватели, что степенно прохаживались по здешнему храму знаний. Но именно сегодня внутренние помещения оказались абсолютно пусты, будто к моему приезду специально объявили выходной. Хотя, может сегодня и был выходной, а то когда я последний раз интересовался днями недели? Меня привели к огромной аудитории, которая оказалась заполненная на целую треть людьми в защитных изолирующих костюмах. Надо полагать, это и есть те самые ученые, с которыми мне предстоит сейчас работать. Похоже, что доверие российского правительства ко мне не распространяется настолько далеко, чтобы позволить находиться рядом с выдающимися умами страны, не озаботившись даже минимальной защитой для них. С одной стороны смешно, а с другой вполне оправдано. – Добрый день, – поздоровался я, окидывая взглядом хмурых людей. Их лица, виднеющиеся сквозь тонкую перегородку прозрачного пластика или стекла, можно было назвать какими угодно, но только не радостными. Становилось очевидно, что нахождение здесь в таком наряде удовольствия им доставляло крайне мало. Однако выражение любого лица сменялось с недовольного на тревожное или даже откровенно испуганное, стоило мне только бросить на него взгляд. Эти люди боялись моего вида так же, как животные боятся открытого огня. И если моей подавляющей ауры они ощущать явно не могли, будучи защищенными комбинезонами, то вот красноречивый вид моего изуродованного лица говорил за себя сам. Всем своим неприглядным обликом я внушал этим интеллигентным господам стойкую антипатию и неприязнь. Как знать, может я невольно разбудил в них воспоминания о школьных годах, когда эти уважаемые ученые мужи еще не обладали своим авторитетом и подвергались гонениям? Может, перед моим лицом они снова почувствовали себя беззащитными и слабыми детьми, потому и встретили меня с демонстративным холодом? Неважно. Так и не дождавшись ответного приветствия, я решил не тратить понапрасну время, а переходить сразу к сути. – Я скажу прямо и коротко. Вы мне нужны для того, чтобы помочь спроектировать анатомию существа, которое способно стать сверххищником и на земле, и в воде. Хищника быстрого, смертоносного и разумного… Едва я объявил об этом, как вверх с первого ряда тут же взметнулась поднятая рука. – Прости за любопытство, – переспросил сухонький пожилой дядечка, костюм которого, казалось, был больше нужного на несколько размеров. – Но что значит «спроектировать?» – То и значит, – не задержался я с ответом, – вы должны будете объединить опыт самой матери природы и проанализировать все множество живых форм, чтобы создать скелет и мышечный каркас гипотетического организма, который мог бы загрызть и тираннозавра. Ученые от такого заявления несколько озадаченно переглянулись и о чем-то зашептались, но от последующих расспросов воздержались, поэтому я решил дать еще одно небольшое пояснение. – Вы наверняка знаете, кто я, но я все равно представлюсь. Меня зовут Сергей и я некромант. Большинство из вас, скорее всего, слышали мое прозвище – Аид. Если говорить коротко, то с помощью своего Дара я способен обрекать мертвых на вторую «жизнь», в течение которой они будут беспрекословно выполнять мои указания, но этим мои умения не ограничиваются. Как выяснилось, моя власть над мертвой плотью гораздо шире и полнее, чем я мог предполагать ранее, и оказалось, что при соблюдении некоторых условий, – о том, что эти условия включали в себя в первую очередь истязание разумных, я не стал уточнять, а то ученые и без этих подробностей выглядели достаточно кисло, – я способен придавать ей любую форму. Собственно, ваши знания сейчас нужны для того, чтобы помочь мне создать суперсуществ, равных которым не может быть нигде в мире. У вас остались еще вопросы? Собравшиеся молча переваривали мои слова, и на их лицах сейчас застыла смесь недоверия и шока. Складывалось впечатление, что внутри каждого сейчас шла непримиримая борьба рационального начала и почти детской веры в чудеса. Да, для большинства населения планеты моя сухая речь звучала как сказка, а то и вовсе бредни сумасшедшего. Пожалуй, из всего населения планеты только лишь жители Рима и российские солдаты, пережившие прошлогоднюю бойню, были способны безоговорочно поверить в это. Остальное подавляющее большинство вполне справедливо должно было отнестись к подобному заявлению, мягко говоря, с сомнением. Однако к чести слушателей они открыто высказывать недоверие не спешили. Все-таки один только факт, что их здесь собрали, говорил о многом. Прибавьте к этому безликие фигуры военных, облаченных в странные для любого стороннего наблюдателя костюмы, и результата хватит для того, чтобы заставить задуматься самого отъявленного скептика. Вверх снова поднялась рука, принадлежащая на этот раз обладательнице вполне привлекательного и молодого лица, в которой вряд ли можно было бы заподозрить труженицу от науки. Ну, максимум студентку старших курсов. – Скажите, это про вас был снят фильм «Царство мертвых?» – Бойко выпалила она, получив от меня разрешающий кивок. – Если вы о той документалке, где меня полтора часа сравнивают с Антихристом и говорят, что я стану причиной апокалипсиса, то да. Обо мне. – И насколько правдивы описанные в этом фильме события? – Не унималась барышня. – Скажем так, – произнес я ровно, – события в нем описаны достоверно, хотя я и не могу с уверенностью об этом говорить, поскольку не смотрел его до конца. Но вот трактовка этих событий и их причины представлены лживо. – То есть, вы в самом деле виновны в гибели стольких людей, но вместо того, чтобы сидеть за решеткой, стоите перед нами? – Да, все именно так. – Легко согласился я, чем поверг девушку то ли в состояние крайнего возмущения, то ли потрясения. Она уже набрала в грудь воздуха, чтобы сказать мне что-то без сомнения колкое, или даже резкое, но я попросту отвернулся от нее, зашагав по аудитории. – А теперь давайте займемся вопросами, касающимися непосредственно нашего дела, а не обсуждением моей личности. Если таковые, конечно же, у вас еще остались. – Но подождите… – попыталась было вставить слово неугомонная особа, но сразу же осеклась, стоило мне ожечь ее своим тяжелым взглядом. – Я сказал, достаточно. – Припечатал я безапелляционным тоном. – Сядьте на свое место. От резкой перемены в моем голосе передние ряды в аудитории рефлекторно подались назад, словно бы пытались максимально увеличить расстояние между ними и мной, и назойливая девушка тут же плюхнулась на пятую точку, спрятавшись за спину сидящего перед ней коллеги. У меня не было ни времени, ни желания ввязываться в словестные перепалки и что-либо объяснять. Мое прошлое было черным, как мрак полярной ночи, и не было никакого смысла пытаться его обелить оправданиями или пояснениями. Мне было безразлично, кем меня считают эти люди, их здесь собрали не для разбора моих грехов, а для работы. Работы, в которую каждый из нас должен был внести свою лепту. *** Собрание с учеными прошло не сказать чтобы совсем гладко, но очень информативно. Слушатели очень долго не могли усвоить одну простую вещь, что от них требуется проработка только одного скелета и мышечного каркаса, будущего сверхсущества, поэтому, то и дело бросались в непролазные дебри животной анатомии. То они пытались обосновать наличие четырехкамерного сердца у подобного зверя, то начинали яростно спорить друг с другом на тему строения его пищеварительной системы, а один фанатик вообще стал доказывать что-то про мочеполовую систему еще несуществующего монстра. Но даже с учетом того, что научные сотрудники постоянно норовили свернуть не туда, я для себя извлек настолько много нового и полезного, что уже сейчас готов был пересмотреть свой изначальный подход к форме нового вида Морфов. Я покинул общество ученых, почувствовавших себя во время обсуждения гораздо свободнее, чем в начале, когда посчитал, что они уловили суть моей задумки. Они столь увлеклись поставленной задачей, что даже позабыли о своих душных костюмах, приступив к обсуждению грядущей работы прямо здесь. Моего ухода, казалось, никто из них даже и не заметил, кроме, разве что, той боевой девицы, что бесстрашно попыталась ввязаться со мной в перепалку. Я поймал ее недружелюбный взгляд уже в самых дверях, но она поспешно отвела взгляд и уткнулась носом куда-то в бумаги, делая вид, что увлечена своими раздумьями. Хмыкнув, я вышел из аудитории, а следом за мной отправились и все мои конвоиры. А следующей на повестке дня была другая встреча, куда более важная, чем эта. Встреча с людьми, обладающими схожими социально-психологическими характеристиками с покойным Амелиным. Но основная загвоздка крылась в том, что о роли потенциальных жертв никому из них еще не сообщалось. Убедить их добровольно пойти по пути смерти, судя по всему, предстояло именно мне. И что-то на этот счет у меня существовали определенные сомнения… В этот раз я настоял, чтобы людей не защищали от меня никакими средствами, чтобы я мог максимально полно улавливать их эмоции и, в случае чего, корректировать свое выступление. Но мне упорно не желали идти навстречу в этой просьбе, так что пришлось подключать самого президента, чтобы тот своей властью поспособствовал решению спорного вопроса. И только тогда организаторы смирились с моими требованиями. Кандидатур подобралось около тысячи человек, и из всех них мне предстояло убедить хотя бы каждого сотого. Конечно же, людей такого же склада ума и характера, как и мертвый генерал, было несколько больше, но правительство страны изначально решило не привлекать семейных служащих или имеющих на попечительстве родственников-инвалидов. И оспаривать это решение я не посмел, да и не имел такого намерения изначально, раз уж на то пошло. Сейчас их всех собрали в большом конференц-зале размерами двадцать на тридцать метров, но даже в таком просторном помещении пришлось заметно потесниться, чтобы вместить всех разом. Некоторым не хватило места, и кое-кого усадили прямо ступеньки между рядами кресел. Свет немного померк, и на стене появился светлый прямоугольник проекции, на котором секундой позже запустили короткий видеоролик, на котором президент страны толкнул недолгую, но проникновенную речь. Говорил он о долге, о чести, о том, что российские солдаты не первый раз выступают в роли защитников целого мира, упомянул без особой конкретики об угрозе, нависшей над всем человечеством, и о том, что только в их силах предотвратить неизбежное. В заключение он сказал, что не в праве просить или тем более приказывать собравшимся, и что решение о том, остаться в стороне или прийти на выручку своей Отчизне, предстоит каждому из них принять самостоятельно. На этом видео завершилось, и под потолком зажегся одинокий софит, бросающий пятно света на одинокую трибуну. Это означало, что настал мой выход. Мысленно переведя дух и испытав вдруг волнение, которое можно было сравнить с тем, что одолевало меня перед самой первой телевизионной съемкой, я вышел на сцену. Меня никто не объявлял, но одного моего появления оказалось достаточно, чтобы монотонный гомон голосов, обсуждающих непонятное обращение президента, смолк, и зал погрузился в напряженную тишину. Большинство присутствующих сумели узнать меня, несмотря на мой сильно изменившийся облик, и я почувствовал, как в людях начинает нарастать злоба пополам с животным страхом. – Я вижу, что вы узнали меня, – начал я свою непростую речь, – и ощущаю вашу ненависть. Не могу вас осуждать за нее, потому что на вашем месте испытывал бы ровно то же самое. Я не могу просить у вас и ваших павших товарищей прощения, потому что тем злодеяниям, которые я сотворил, прощения не может быть в принципе. Просто хочу чтобы вы знали, что за это я уже получил сполна. Вы, конечно, можете с этим не согласиться, но поверьте на слово, сложно придумать наказание хуже, которое постигло меня. Полтора года я лежал погребенным, не в силах пошевелить даже кончиком пальца. Целых полтора года я молил о смерти, как об избавлении. Я изнывал от столь сильного отвращения к себе, что вы все вместе взятые не сможете его даже вообразить, не говоря уже о том, чтобы испытать. Долгие месяцы, казавшиеся мне десятилетиями, моя личность медленно умирала, но неизменно возрождалась из могильного праха, чтобы ослепляющее омерзение к себе могло снова ее пожрать и уничтожить. Я балансировал на грани безумия, чувствуя его затхлый ветер в своем разуме, и не знал, что будет дальше… Я говорил и говорил, все больше распаляя себя и зал. Смешанные чувства собравшихся людей то душили меня колючей проволокой, то пытались придавить к полу, то возносили под самый потолок, как восходящие воздушные потоки. И я катался на этих эмоциональных качелях, как последний адреналиновый наркоман на американских горках. Я не ожидал встретить понимания или снисхождения, и начинал объясняться только для того, чтобы людям было проще меня понять. Но чем больше я рассказывал о тех кошмарных днях, тем большее облегчение испытывал, тем легче становилась незримая гора черных грехов, давящая на мои плечи. Я словно исповедовался перед этими людьми, счищая со своей души мерзкую коросту, что облепила ее, словно непроницаемый кокон. – Самые жуткие из моих преступлений не попали в объективы камер, и я не буду рассказывать о них, потому что иначе ваша вражда ко мне усилится многократно. Но вы должны знать, что они навечно остались запечатлены здесь, – я с такой силой ткнул себя в висок указательным пальцем, что тот громко хрустнул и изогнулся. – Эти сцены, полные омерзения и глухого отчаянья не отпускают меня ни на единый миг. Я лишился способности спать, и поэтому теперь лишен даже маленького шанса на кратковременное темное забытье без сновидений, они преследуют меня всегда, не давая даже мгновения передышки. Я устал бежать от этого кошмара, но ничего не могу сделать со своим прошлым. Я проклят и обречен. Ни один из вас не сумеет выдумать ничего хуже той пытки, которую я испытываю каждую секунду своего существования, так что можете даже не пытаться… Я сделал короткую паузу, чтобы сделать глоток воздуха, который, по сути, мне был нужен только для того, чтобы говорить. Параллельно с этим, я наблюдал за собравшимися людьми и отметил, что они не сильно-то изменили ко мне свое первоначальное отношение, но, тем не менее, то с одной, то с другой стороны зала веял сквозняк чего-то отдаленно напоминающего сочувствие. Уже одно это можно было считать огромным прогрессом. – И все-таки, вас здесь собрали не для того, чтобы вы слушали мое покаяние. Вы слышали, что президент сказал об общечеловеческой угрозе, и его слова не были преувеличением. Помимо меня, есть еще одна такая же тварь – древняя и злобная, пришедшая к нам из глубины веков. Посмотрите, во что она превратила многомиллионный город за неполный месяц. За моей спиной начали крутить видеоряд из слайдов, взятых с отснятого во время вылазки в Рим материала. Пустые улицы, лужи крови, мертвецы, утаскивающие людей, площадь Петра, превращенная в маленький ад… – Горожане оказались вынуждены прятаться в канализации и в прямом смысле этого выражения жрать друг друга, чтобы выжить. – Продолжал я пересказ того, чему мы были свидетелями. – И прямо сейчас, пока я вам об этом рассказываю, они умирают от голода, болезней или сами убивают друг друга. Собравшиеся молчали, прикипев взглядами к картинке позади меня. Для них, не понаслышке знакомыми с теми зверствами, что я чинил в Москве, демонстрируемые кадры не были просто иллюстрацией каких-то далеких событий, для них это была реальность. – У этого существа достаточно сил, чтобы провернуть подобное еще во множестве стран и городов, и вполне вероятно, что оно дойдет и до России. Как-то раз оно обмолвилось, что стало причиной смерти половины Европы в средние века, и за это люди прозвали его Черный Мор. Та страшная эпидемия чумы, о которой можно прочесть в учебниках истории, на самом деле была вовсе не буйством неведомой в то время болезни. Это все дело рук некроманта, такого же, как и я. По залу пронесся ропот, послышали первые выкрики: – Размазать его гуслями! Что он может против танка?! – Вдарить тактическим снарядом! – Почему его еще не уничтожили власти?! – Устроить бомбежку! В ответ на все эти сомнительные предложения я лишь покачал головой, удерживая свое сознание от того, чтобы не раствориться в бушующей буре чужого возмущения. – Существуют определенные политические причины, по которым Россия не может открыто вмешаться в дела другой страны. А остальные государства либо еще не поняли, что происходит с их соседом, либо недооценивают степень угрозы. Например, Соединенные Штаты сейчас активно пытаются призвать Российскую Федерацию к ответу за то, что ее солдаты побывали на территории Италии. Пусть у них пока и недостаточно доказательств, но это им нисколько не мешает. На данном этапе именно их вмешательство не позволяет применять тяжелую технику, от которой, кстати, у Древнего тоже есть свои средства. На проекции появились изображения монстроподобных Морфов, которые во время бега раздирали под собой асфальт, словно рыхлый чернозем. Потом картинка сменилась и продемонстрировала людям летающих чудищ, крылья которых закрывали большую часть кадра. – Во-первых, я живое доказательство тому, что даже ядерный удар не способен остановить создание, подобное Древнему. А во-вторых, такие действия без сомнения поставят международные отношения на грань третьей мировой войны. А чем больший хаос будет окружать эту тварь, тем сильнее она станет. Для нее смерть – это пир и жизнь, это ее сила и ее пища. И, собственно, вас здесь собрали для того, чтобы отобрать добровольцев, которые пойдут со мной, чтобы положить конец этому безумию. Проникшиеся серьезностью угрозы слушатели сперва согласно загудели, выражая свое согласие на участие в этой авантюре, но я остановил их, взмахом ладони. – Вы не поняли меня. Подписавшись на это, вы гарантированно умрете. Вас не будут чествовать, как героев, ваши имена не впишут на памятные доски и уж тем более не станут славить на всю страну. Вы просто исчезнете для всех, а ваширодственники получат лишь скупые «похоронки», в которых будет сказано, что вы погибли при исполнении служебных обязанностей, и пустые цинковые гробы, наглухо запаянные оловом. И только очень немногие будут знать, что вы отдали свои жизни, чтобы спасти свои отчие дома и свою Родину. – Что ты мелешь?! – Молодой парень с удивительно голубыми глазами, которые ярко сверкали даже в полутьме конференц-зала, вскочил со своего места. – Мы еще даже ни на что не согласились, а ты уже заочно нас собрался хоронить! Так добровольцев не вербуют! Несколько слушателей согласно закивали, выражая согласие, но и только. Больше раскрыть рта не решился никто. – Я говорю так, – подбавил я немного стали в голос, – как оно есть на самом деле, не пытаясь ничего скрыть. Со мной в Рим смогут отправиться только мертвые! Тишина, повисшая в зале, была максимально близка к определению «могильная». Даже будучи размазанным по бетонной стене неподалеку от эпицентра ядерного взрыва я не слышал такого давящего безмолвия. Там все-таки присутствовали хоть какие-то звуки – шелест капель дождя, шум моторов работающей вдалеке техники, голоса птиц. Здесь же тишина стала абсолютной… – Теперь, когда вы знаете подробности, я спрашиваю вас: «Кто захочет навсегда вычеркнуть себя из списков живых, ради спасения человечества?! Кто рискнет пойти против такого врага?! КТО ОТПРАВИТСЯ ВМЕСТЕ СО МНОЙ К ЗАБВЕНИЮ?!» Глава 11