С каменным лицом я отвечаю: – А ты стал другим с той поры, как надел корону. Ему не нравится такой ответ. Я качаю головой. – Что с тобой сталось, Мидас? – Не хотела произносить это вслух, но этим вопросом я задаюсь уже давно. Он всегда был таким? Или, как лягушка, брошенная в теплую воду, я просто не замечала постепенного накала его алчности, пока она чуть меня не сварила? Он грозно сводит брови. – Я возмужал, Аурен. Понял, чего хочу, и просто это забрал. – Ты стал алчным. Он резво подходит ко мне, пока его грозная буря не завладевает моим воздухом и не угрожает погасить все светлое и теплое. – Алчность относительна. Я увидел возможность улучшить себе жизнь. И тебе. – Ты всех обманул. Мидас насмешливо хмыкает. – Хватит причитать, Аурен. Довольно этого бунта. Он тебе не к лицу. – Нет, проблема в том, что он не к лицу тебе. Вот в чем заключается истинная правда. Я питомец, которого должно держать в клетке, и марионетка, а если скажу или сделаю что-нибудь по своему уму – то, что ему не по душе или он не может контролировать, – тогда Мидас хочет раздавить это, как насекомое каблуком. – Хватит! – негодует он, и я вздрагиваю. – Ты ведешь себя как капризный ребенок. Услышав оскорбление, я отшатываюсь. – Капризный ребенок? Проклятие, да ты шутишь? – Попридержи язык, – рычит он, направив палец на мое лицо. Я замираю. – Я буду говорить то, что захочу, и покину эту чертову комнату, когда пожелаю. И тебе меня не остановить. Тебе меня не остановить. Не остановить. Нет. Слова бьются между нами, забиваются ему в уши и гудят у меня на языке, потому что вот она – жестокая правда, которую он не хотел, чтобы я знала: эта сила исходит не только от магии. Она берется из мужества. И у меня есть и то и другое. Под его взглядом хочется отвернуться, но мне удается не дрогнуть. – Осторожнее, Аурен. Будь очень-очень осторожна. Каждое его слово – предупреждающий удар. Мне становится трудно дышать. Этот темный извитой гнев в груди корчится и тычется перьями и клювом, как какое-то неизвестное животное. Я пытаюсь придумать разумный план, буду затяжную игру и испарюсь прямо у него из-под носа, но больше он не будет держать меня в плену. Моя душа такого не выдержит. Силой обладаю я. Я. Мне все равно, как давно он пытался хитростью заставить меня думать иначе. – Или что? – бросаю я вызов голосом резким, как удар хлыста. Мидас хочет мне угрожать, а существо, пробудившееся во мне, хочет сразить его за это. Не знаю, что видит Мидас в моем лице, но он щурит глаза. – Хм, вижу, наша разлука нанесла тебе больше порчи, чем я подумал вначале. У меня вырывается мрачный смешок. – Думаешь, я испорчена, потому что отказываюсь сидеть под замком, как душевнобольная в лечебнице? – Знаешь, я привел планы в действие, и скоро прибудет Третье королевство, так что я не могу допустить, чтобы ты вела себя вызывающе. Многое на кону, и ты должна играть свою роль. А именно – золотить все, что я прикажу, и сидеть там, где я велю тебе быть. Ты пережила трагические события, и мне очень жаль, но я тебе не враг. Я – твой защитник и твой царь. Мой тюремщик и предатель. – Я позолочу все, что ты скажешь, – говорю я ему, – если ты больше не посадишь меня под замок. Этот появившийся ультиматум, словно звезда, упавшая с неба и взорвавшаяся на земле. В камине горит слабое пламя, мягкое оранжевое свечение соперничает с нависающими над нами тенями. Мидас долго на меня смотрит. В комнате только мы вдвоем, глядящие друг на друга, будто незнакомцы. Я ни разу ему не отказывала и всегда подчинялась его воле. А вот мерзавец сказать о себе такого же не может. Наконец он вздыхает и качает головой. – Ох, Аурен. – Мидас кладет руки себе на бедра, словно стараясь сдержаться. И все же на его лице виднеется высокомерие, и я спрашиваю себя: смотрел бы он на меня так же, если бы мы еще были при дневном свете. – Я не хотел этого делать, но ты не оставила мне выбора. Он запускает руку в карман, а после протягивает ладонь, на которой лежит небольшой золотой кусок грязного металла. Нахмурившись, я смотрю на гвардейский значок, внимательно рассматриваю герб в виде колокола. – Почему ты мне это показываешь? – Не узнаешь? Я настороженно смотрю на него. – Это значок, который носят все стражники Хайбелла. Мидас берет его и прокатывает между указательным и большим пальцами, как бог, держащий мир в своих грозных руках. – Ты вроде говорила, что твой стражник погиб от рук Красных бандитов. Я лихорадочно думаю. Застываю. Неудержимо лечу со скалы. На мгновение вижу перед собой красный цвет на снегу и милые голубые глаза. А слышу лишь: все хорошо, все хорошо, все хорошо. Его имя вырывается у меня, как кинжал, вытащенный из груди. – Сэйл… Однако Мидас качает головой, я отрываю взгляд от значка и смотрю на него. – Нет. Дигби. Мысли в свободном падении резко останавливаются. Перед глазами вспыхивают черные точки, словно беззвездное небо готово поглотить меня без остатка. Я отшатываюсь, еле-еле успев ухватиться за тумбочку, потому что земля внезапно ушла из-под ног. – Дигби? – шепот, мольба, ошарашенный стон. – Что… я… не понимаю. Что-то мерцает в глубине мутных глаз Мидаса. – Он у меня, Аурен. Из моей груди вырывается мучительный стон, а сердце чуть не подскакивает к горлу. Губы дрожат, мне нечем дышать, я впиваюсь пальцами в стол, чтобы устоять. – О чем ты? Он снова спокойный и хладнокровный. Сосредоточенный. От одного только взгляда меня переполняет ужас. – Видишь ли, это должно было стать подарком. На мгновение я крепко зажмуриваюсь, голова кружится, пока я пытаюсь осмыслить шокирующие известия.