Мой мир смотрит на меня с запретных страниц забытой земли. Сверкающие реки, залитые лучами рассвета, улыбающиеся цветы и деревья с цепкими ветками. Холмы, которые качаются, когда на них наступаешь, и песок, сделанный из стекла. Глаза пощипывает от слез, когда я просматриваю рисунки, а пальцы покалывает, словно чувствуя отголоски чего-то знакомого. Я останавливаюсь на самой последней странице, где ореанская женщина с соломенно-желтыми волосами и осенними глазами прижимается к мужчине-фейри с ониксовой короной. У него заостренные уши, смуглый цвет кожи и прозрачные крылья, нависающие тенью за его спиной. Они стоят на фоне закатного неба, за ними круглые облака оранжевых и розовых оттенков. Мужчина и женщина смотрят друг на друга так, словно они одни в целом мире. Они окутаны легкой дымкой, их глаза блестят от любви. В самом низу изящным почерком выведено одно-единственное слово на древнем языке фейри. Päyur Я долго рассматриваю рисунки. Листаю книгу в свете угасающего пламени, чтобы утолить свою тоску по прошлому. Смотрю на книгу, пока от усталости не начинает щипать в глазах, а мысль о Дигби не отступает. Я не могу оставить Дигби здесь, так что найду его. Даже если придется рыскать по всему замку, я отыщу своего стражника. А потом, когда уйду – потому как я обязательно уйду, – я заберу Дигби с собой. Дигби, пожалуйста, живи. Живи, пожалуйста. Я засыпаю с тайной книгой в кармане моего платья, и мне снится та пара фейри, стоящая в сумерках, объятая общей аурой и шепчущая мне возвращаться домой. Если бы я только знала, где находится дом. Глава 13 Царь Мидас Я на три уровня ниже первого этажа замка Рэнхолд, и это все равно что находиться в ледяной коробке. Даже мантия и толстые перчатки не спасают от пронизывающего холода. Удивительно, как при каждом выдохе у меня изо рта еще не идет пар. Когда я прохожу мимо одной тюремной камеры до другой, от меня испуганно дергаются тени. Полагаю, узники в темнице Фулька пробыли тут слишком долго, чтобы попытаться со мной заговорить. Даже если они действительно понимают, что к власти пришел новый правитель, то им лучше не утруждать себя мольбами или криками о пощаде. Судя по запаху из некоторых камер, можно предположить, что их узники либо уже мертвы, либо одной ногой в могиле. Помилование им будет ни к чему. Мои шаги эхом отдаются по серому каменному коридору, когда я прохожу под многовековыми арками, построенными, на мой взгляд, слишком низко. Их высота словно создана для того, чтобы обитатели темницы чувствовали себя еще более замурованными. С потолка, как подношение талого снега, капает холодная вода. Вечно мокрая от снега земля просачивается до самых темниц и стекает безразличным пренебрежением к их обитателям в виде ледяных сталактитов, напоминающих замороженные пальцы, обвинительно указывающих на узников. Стоящие на посту стражники темницы кланяются мне, когда я прохожу мимо по узкой лестнице на уровень выше. Здесь намного светлее благодаря двойному количеству канделябров, но потолок все же покрыт инеем. Я направляюсь в комнату слева, и стражник распахивает дверь так быстро, что мне даже не приходится сбавлять шаг. Тепло окутывает сразу же, как я оказываюсь в передней. Я стою напротив толстого кожаного балдахина, свисающего с потолка и отделяющего комнату от входа. Я отодвигаю тяжелую коричневую полу и, наклонив голову, прохожу в огромное, полное пара помещение. Здесь непокладая рук трудятся несколько человек, некоторые скребут стены. В этой комнате, вместо инея и капающих сосулек, камни скользкие от горячей воды, просачивающейся в каждую трещинку. Работники уделяют внимание каждому дюйму, пытаясь помешать распространению плесени. Другие стоят между длинными рядами растений, ухаживая за каждым листом и цветком. Я осматриваюсь, переводя взгляд с одной фиолетовой формы на другую, а потом в самом конце нахожу лекаря, который суетится у пристроенной к стене стойки. Долговязый мужчина не замечает меня, пока я не оказываюсь прямо напротив него. Увидев меня, он чудом не роняет бутылку, которую наполнял. – Ваше Величество, прошу прощения, – быстро поклонившись, говорит он. – Я не знал, что вы сюда спуститесь. – У меня было еще важное дело, – говорю я и бросаю взгляд на стоящие в ряду готовые к применению кроваво-красные бутылки с пипетками. К нам подходит работница, и ее фартук мнется, когда она приседает в быстром реверансе. Женщина берет одну из наполненных бутылок и на ходу ее откупоривает. Я вижу, как она до конца выливает содержимое в почву ближайшего к нам куста. Здесь растут сотни таких растений. Они, видимо, прихотливые, поскольку вянут на солнце, но для пышного роста им необходимо больше влаги и тепла. Их ветви тянутся вверх, как ограда из кольев. На каждой ветке растут бесцветные бутоны с пепельно-белыми лепестками. Бутоны бесполезны, распускаются спустя длительное время, но они созрели и почти готовы опасть со стеблей – именно их и собирают как можно аккуратнее садоводы. При должном уходе на этих висячих лепестках появляются кроваво-красные капли росы. Мощная эссенция, которая при приеме внутрь вызывает расслабление и продлевает удовольствие. В этом королевстве роса приносит довольно много денег. – Чем я могу вам помочь, Ваше Величество? Я поворачиваюсь к лекарю, который вытирает тряпкой испачканные пальцы, а потом бросает ее на рабочую поверхность. На его морщинистом лбу блестят капельки пота, а щеки разрумянились от заполнившей комнату влажности. – Я хотел убедиться, что все наложницы получают противозачаточный тоник. – Безусловно, мой царь. Я лично его разносил. Кивнув, я вытираю с затылка выступивший пот. – А беременная наложница? – спрашиваю я. – Ее изолировали? – Да, и утром я ее осмотрел. С ней все хорошо. – Я хочу, чтобы мне докладывали о каждом осмотре. Мужчина послушно склоняет голову и вытирает носовым платком верхнюю губу. – Будет исполнено, сир. – Отлично. На выходе я еще разок окидываю полную пара комнату оценивающим взглядом. Все заняты своими делами, все здесь продумано до мелочей и организованно. Все слаженно, как безукоризненно пошитый костюм. Возможно, Фульк и был глупцом, но в вопросах разведения и поставки росы ему хватило ума назначить главными нужных людей. Покидая нижние уровни замка, я чувствую, как за считаные секунды мою мокрую кожу овевает неприятный холодок, а скопившийся влажный пот лишь усугубляет дело. Грязь подземелья и сырость теплицы так липнут к одежде, что у меня зудит кожа. Не помешает переодеться. И, возможно, принять ванну. Как только я добираюсь до верхних этажей и возвращаюсь в открытую часть замка, стражники отходят от стен и следуют за мной. Но стоит мне сделать три шага, как вперед выходит главный страж и протягивает послание. – Сир, к вам только что прилетел ястреб. На ходу я беру послание, уже продумав, в какой наряд переоденусь, но застываю на ступенях, заметив белую восковую печать в форме колокола. Срываю ее и пробегаюсь взглядом по письму. Вот же холодная, бесполезная тварь! Читаю снова и снова, а на третий раз скрежещу зубами, чтобы подавить ярость. Когда читаю в четвертый, в голове уже созревает план. Малина больше не хочет быть полезной? Хочет отринуть своего супруга и царя? Так тому и быть. Я резко разворачиваюсь, бросив намерения вернуться в свои покои. Стражники следуют за мной тенью, когда я выхожу из замка. Прохожу мимо внутреннего двора, мимо ледяных скульптур, мимо конюшен. Сапоги скрипят на усыпанной снегом тропинке, и наконец я оказываюсь перед открытой тренировочной площадкой. В круге собралось несколько солдат, которые проводят тренировку. Краем глаза вижу, как они останавливаются и кланяются, но не обращаю на них внимания и продолжаю идти к пристроенному зданию. – Ждите здесь и закройте дверь, – приказываю я стражникам. Изнутри здание представляет собой голый скелет. Всего лишь небольшой склад для тренировки. Кучей лежат деревянные мечи, мягкие нагрудные доспехи для отработки битвы на мечах, а еще здесь полно стрел и луков с ослабленной тетивой. Тут беспорядок и разит потом, пол – одно сплошное пятно грязи и соломы в сочетании с грубыми стенами из камня. Несколько солдат с удивлением поднимают взгляд на звук закрывшейся двери, но, увидев меня, кланяются. – Всем выйти, – опустив взгляд на старика, грозно приказываю я, и солдаты бросаются врассыпную. Он уже не солдат, но ему поручено проверять оборудование и держать это место в порядке, хотя в последнем он не сильно преуспел. – Приведи Худа. Мужчина с изумлением приподнимает брови, но быстро уходит, как я ему и велел. В ожидании я расхаживаю и недовольно морщусь от того, в каком теперь состоянии мои сапоги от хождения по этому отвратительному полу. Нужно выпороть этого мужчину за пренебрежение своими обязанностями. Через несколько минут снова открывается дверь, и в комнату входит Худ. Нет нужды видеть его лицо, дабы понять, что это он, так как на нем толстый плащ с капюшоном, который он постоянно носит. Без него я ни разу его не видел, лицо всегда затенено широким капюшоном. И все же я вижу двухцветную кожу на подбородке и шее: смуглую и бледную. Это называется «витилиго», при которой какие-то участки кожи бледнее других. Некоторые солдаты над ним насмехаются, называют воловьей кожей, но мужчина никогда им не отвечает, не огрызается в ответ. Фульку он был не нужен в качестве солдата. Повезло, что я прочитал солдатские доклады и понял его потенциал. И я устрою этому «потенциалу» проверку. – Худ, – здороваюсь я, когда он замирает в паре метров, обхватив рукой запястье в солдатской стойке.