И хотя осмеянным изгоем, возможно, Худа сделало уродство его кожи, немота только довершила дело. Фульку понадобилось несколько лет, чтобы понять, что этот человек обладает магией. Я смотрю на его покрытую плащом фигуру, оглядываю пятна на руках, словно каким-то образом вижу, почему магия предпочла бежать по его венам. Поистине сильная магия уже не так часто встречается в Орее, как раньше. Без смешения крови с фейри она медленно иссякает в нашем мире. В основном она передается по королевской линии, но только если союзы подобраны верно. Но стоящий напротив мужчина – тот, кто слишком долго оставался неучтенным, незамеченным. Самый обычный, хотя и подкованный пехотинец. Его тайна раскрылась только после одной чрезвычайно дурной драки, где семеро выступили против одного, и он исчез у всех на виду. К счастью для меня, Фульк вел неплохие заметки. – У меня есть для тебя задание. Худ ждет, молчит, как и ожидалось. За недели наблюдения за ним он ни разу не заговорил. Я расцениваю его молчание как еще одно полезное приобретение. – Холодная царица стала проблемой. Я хочу, чтобы ты принял меры ради меня. Отчасти я разочарован в Малине. Я думал, супруга будет умнее, хоть и предугадывал, что она может так отреагировать. Ее дерзкий отказ лежит смятым письмом на моей ладони, которым она предопределила свою судьбу. То был единственный шанс, который я готов был ей дать, и она только что отвергла его, поскольку переоценила собственную значимость. С ее жалкими интригами и попытками удержать Шестое королевство, отказом принять наследника, теперь она стала совершенно бесполезной. Ненужной. – Твоя магия быстрая? – подойдя ближе, с интересом спрашиваю я. В ответ он опускает руки по бокам и приподнимает голову, показав пятна вокруг рта и носа, а потом сосредоточенно опускает веки. Изменения происходят медленно, как бурлящая туча в небе. Его тело вьется и волнуется, а потом становится темной, полупрозрачной струйкой внутри дымки. Этот мужчина – неподвижная тишина и бурлящие тени. Увидев его призрачные очертания, магию незримого видения, которое может исчезнуть в собственной тени и поглотить вокруг себя свет, я одобрительно хмыкаю. Я протягиваю руку, чтобы опробовать эти странные тени, но пальцы проходят сквозь них, и я чувствую только прохладный дым. Удивительно. Полезно. У Худа идеальная магия, поэтому его можно использовать в качестве наемного убийцы. Опустив руку, я смотрю, как Худ снова показывается на глазах. Тень и свет объединяются вокруг него, пока его тело снова не становится видимым и осязаемым. – Я хочу, чтобы ты отправился сегодня же, – говорю я. – Не подведи меня. Худ в согласии кивает, а потом поворачивается и ускользает, покинув склад так же тихо, как и вошел. Малина пожалеет, что отказала мне. Я пресеку ее поползновения на мое королевство, а потом моя тень ее уничтожит. Глава 14 Аурен – Аурен, ты пропустила пятно на полу. Я поворачиваю голову и смотрю, куда показывает Мидас. Мой уставший взгляд падает на мрамор, позолоченные прожилки которого теперь ползут по каждой глянцевой плитке. Тяжелым шагом я бреду через всю залу к тому пропущенному отвратительному месту. Желаю, чтобы золото полилось из моих босых пят и пальцев, но оно почти не движется. Стопы сводит так, словно кто-то впился ногтями в напряженные мышцы. Позолотив пропущенный участок, я приваливаюсь к стене. Ноги подкашиваются от усталости. На лбу выступил пот, и мне требуется вся сила воли, чтобы не лечь прямо здесь, посреди тронного зала, и не вырубиться. – Уже почти стемнело, – говорит Мидас. Можно подумать, мне нужно от него напоминание. Мидас сидит на троне, на его коленях лежит записная книга, которую он листал все эти часы, что мы тут провели. Пока он читал и делал, кто знает, какие заметки, я последовательно все тут золотила. Точно так же, как и в остальных комнатах на протяжении последних четырех дней. Превращение замка в золото выкачивает намного больше сил, чем я помню. Когда я сделала такой же объем работы в Хайбелле, моя магия еще струилась по мне. Да, она приходила брызгами и быстро истощалась, но не так, как сейчас. И все же с годами она крепла. С каждым разом мне удавалось продержаться дольше, но сейчас, истощив силу за четыре дня, я чувствую, как усталость меня одолела. Настолько, что, увидев приближение сумерек, мне хочется вздохнуть с облегчением. То обстоятельство, что моя сила проявляется только днем, означает, что время у меня ограничено, но вместе с тем это и благословение. Как только садится солнце, я могу расслабиться. Не нужно обращать внимание на каждое движение, контролировать свою кожу и прикосновение. Что особенно важно – у меня появляется передышка от нескончаемых просьб Мидаса. Я только и делала, что трудилась до седьмого пота, снова, снова и снова пользуясь своей магией, чтобы его умилостивить. Он угрожает мне жизнью Дигби. Как только у меня возникало желание велеть ему катиться ко всем чертям, вместо того чтобы превращать очередной предмет одежды, посуду, растение или стол в золото, приходилось прикусывать себе язык. Приходилось сжимать руки в кулак и все равно выполнять его приказ, потому как угроза убить Дигби довлеет надо мной, как готовая разразиться песчаная буря. Единственное благо в моей неустанной работе – то, что она проходила весьма познавательно. Я смогла увидеть большую часть замка не таясь, смогла составить карту. Теперь я не только ищу выход, но и пытаюсь выяснить, где держат Дигби. – Сегодня я больше не могу, – честно признаюсь Мидасу, покачав головой и опустив взгляд на липкие руки. Жидкое золото вязкое и липкое, наполовину пристало к ладоням, как густая краска. – Я без сил. Сдвинув брови, он закрывает книгу и засовывает ее под жилет, после чего встает с трона. Трона, который благодаря мне теперь из чистого золота в точности как и возведенный помост. Под моим прикосновением все предметы быстро становятся золотыми, но чем больше я пользуюсь силой, тем труднее и изнурительнее мне это делать. Не знаю, сколько еще дней этого бесконечного потребления моей магии я выдержу. Я уже чувствую себя так, словно состарилась лет на двадцать. Мидас подходит ко мне, водя взглядом по тронному залу. Он смотрит на блестящие полы, на позолоченные оконные рамы и стекла, которые отныне окрашены в золото. Мне даже удалось позолотить стены, на что ушел не один час при таком огромном пространстве. Пришлось золотить все струями, чтобы не слишком быстро истощились силы. А теперь я устала, не в духе и достигла дневного предела, попустительствуя тонким намекам Мидаса, что еще нужно позолотить. Нахмурившись, Мидас возводит глаза к потолку. Я не смогла поднять свою силу так высоко, а потому потолок и люстры из голубого хрусталя остались нетронутыми. Лично я считаю, что белый и голубой цвета выглядят лучше. Единственное, что осталось в неизменном виде, – это наблюдательная секция, деревянные поручни и скамьи. Однако, учитывая размеры зала, сегодня я сделала гораздо больше, чем рассчитывала. – Как жаль насчет люстр, – остановившись напротив меня и запрокинув голову, задумчиво произносит Мидас. Приходится держать язык за зубами, чтобы не наброситься на него с упреками. Я без устали работала целый день, и теперь он говорит мне такое? Я чувствую, как проклевывается из бездны моей души уже знакомый мне гнев. Я завязала ленты в безыскусные банты на спине, но от вспышки гнева они инстинктивно натягиваются. Пока Мидас оглядывает комнату, я смотрю на него. – Жаль тебя разочаровывать, – огрызаюсь я. – Завтра мы закончим, – задумчиво говорит он, не заметив мой тон. Для меня загадка, почему он говорит «мы», если просто праздно сидит тут и смотрит. – Как раз вовремя. Я получил весть из Третьего королевства. Им помешали тимбервинги, но они вернулись на прежний курс и скоро прибудут. – Он с гордостью смотрит на позолоченный трон, словно уже нарисовал в своем воображении, как сидит на нем, пока за ним наблюдают его новые воздыхатели. Монстр, прочно обосновавшийся у меня в груди, издает предупреждающие рулады, но я их подавляю. Пока я каждый день золотила предметы, Мидас трудился молча, время от времени произнося буквально пару слов, а это значит, что у меня было достаточно времени на размышления. Я пытаюсь выяснить, кто я без его контроля, но… Хочу полюбить ту, кем становлюсь. Меня волновало, что может случиться, если это темное чудище, пустившее во мне корни, поднимет свою уродливую голову. Судорожно вздохнув, я снова подавляю гнев, а пальцы прижимаю к ноющему виску. – Теперь я бы хотела прилечь. Мидас впервые смотрит в мою сторону, хмуро проводя по мне холодным взглядом. – Ты устала? – Конечно, устала, – раздраженно говорю я. Вместо вспышки злости или резкого взгляда, который предупреждает меня помнить о Дигби, он лишь сильнее хмурится. – Ты права. За последние дни ты провела большую работу, и мне стоило следить за тем, чтобы ты не переутомлялась. Ну же, мы выйдем через заднюю дверь, и я провожу тебя в твои покои, чтобы ты отдохнула. Отдых. Звучит божественно. Мидас поворачивается и начинает идти, но меня передергивает, когда я понимаю, что для того, чтобы отдохнуть, мне придется идти. Далеко. Я умасливаю себя мыслями о пуховой кровати и перовых подушках, которые ждут меня наверху. Истинная трагедия этого тронного зала не в том, что мне не удалось позолотить люстры, а в том, что здесь нет ни одной подушки. Поскольку самый мягкий предмет здесь теперь – это трон из чистого золота, то я проговариваю для себя вдохновляющую речь. Я смогу. Я смогу миновать долгий путь в свою комнату, хоть и черпала свою магию до изнеможения на протяжении нескольких дней. Смогу, потому что не хочу показывать перед Мидасом слабость. Я сильная женщина, которая учится быть независимой, будь я проклята. Нет. Я почти сильная женщина. И пока этого «почти» должно хватать. Издав решительный вздох, который звучит почти как всхлип, я отлипаю от стены и встаю на ноги. Светлая сторона: мне удалось не упасть плашмя на пол.