Ненавижу золото, которым Мидас осквернил Хайбелл, но это… от подобного глумления над моим замком, моим домом у меня трясутся руки. Я к этому не стремилась. Я не хотела ничего подобного. Как это произошло? Почему я так быстро потеряла власть? От жуткого гула трясутся стены, раскачиваются люстры, словно десятки людей швыряют в двери бревна, чтобы ворваться в замок. – Двери выдержат? – спрашиваю я. Они позолоченные, а не из чистого золота, но даже так их сломать труднее. – Последние стражники, не бросившие свой пост, на другой стороне, – говорит мужчина, прикрывающий меня слева. – Они будут сдерживать мятежников до последнего. Джео побуждает меня идти быстрее, и мы срываемся на бег, направляясь к дверному проему, который ведет к колокольне. Пройдя через нее, резко сворачиваем направо в коридор, который, как кажется на первый взгляд, заканчивается тупиком. Стражники отодвигают висящий гобелен, открывая потайной дверной прием, вделанный в стену и скрытый деревянными панелями. Стражникам приходится применить силу, чтобы открыть потайную дверь, и я заглядываю внутрь, в зияющую темноту позабытого прохода, которым на протяжении нескольких поколений не воспользовался ни один член царской семьи. А теперь я вынуждена убегать через него. Путь такой темный, что я вижу лишь первые ступеньки узкой лестницы, которую поглощает мрак. Внизу нет золота. Это лишь грубый камень, тусклый, серый и испачканный затхлым воздухом. – Факелы! Нам нужны факелы! – кричит стражник, и второй выбегает из комнаты, чтобы принести то, что может подсветить нам дорогу. Я смотрю на дверь, через которую он только что вышел, и мысли поглощает ужасный вопрос, вернется ли стражник вообще. У меня душа опускается в пятки, когда мимо проходит заплаканная служанка, волосы которой растрепаны, а в глазах виднеется жуткая паника. – Иди! – кричит на нее Джео, и она вздрагивает. – Ты должна бежать. Спрятаться. Когда они ворвутся, тебе нельзя попасться. Девушке не нужно повторять дважды. Она поворачивается и убегает, и ее топот заглушает продолжающая атака и разносящиеся эхом по горам разъяренные голоса. – Этого не может быть… Никто не слышит моего шепота, но для меня он громче крика. В ожидании секунды тянутся как часы, замок сотрясается от ударов молотком и скрежета пилы, когда люди мародерствуют, забирая золота столько, сколько можно унести. Виноват он один. Во всем виноват Тиндалл. Кто-то бежит по коридору, и сердце подпрыгивает к горлу, а потом переполняется облегчением, когда возвращается стражник. Он несет три подсвечника, которые, наверное, сорвал со стен, и один топорно сделанный факел с порванными занавесками, намотанными на сломанную ручку метлы. Он тут же передает подсвечники остальным, но конец его самодельного факела не горит. Позолоченная занавеска не поддается пламени, сколько бы раз к ней ни подносили зажженные подсвечники. – Он ни хрена не горит! – гаркает он и трясет бесполезным факелом. – Ну и брось его. Трех нам хватит, – возражает другой стражник. – Ты знаешь, как глубоко придется спуститься? Там внизу кромешная тьма. Нам нужен свет, иначе все напрасно, потому что мы упадем и переломаем себе шеи. – Желаете еще одно светило? Мы все поворачиваемся на голос, но вместо слуги заходит Пруинн, держа канделябр, на котором уже горят три свечи. – А ты что тут забыл? – грубо спрашивает Джео, обвив меня еще крепче рукой. Пруинн подходит к нам и пожимает плечами. – Когда я добрался до ворот, стражники уже покинули свои посты. Мне не по душе пасть от рук разъяренной толпы, поэтому я вернулся. – Да? Что ж, пошел вон. Тебе нельзя с нами, – огрызается Джео. Пруинн великодушно улыбается, и кажется, что его глаза ничего не выражают. Но нет, в этих серебристых омутах видны твердость и суровость, как у зазубренного лезвия, готового к применению. Он не нравится Джео, не нравился с самой первой встречи и во время каждого спонтанного визита после, но сейчас не время для мужских игр в господство. – У нас нет на это времени. Хотите с нами? Тогда вы первый, сэр Пруинн, – заявляю я. Джео напрягается и отпускает меня, но в моих словах тоже звучит вызов, и Пруинн это понимает. Он нерешительно смотрит в затененные недра. Секунду спустя берет себя в руки и с почтением кивает мне. – Для меня было бы честью повести вас, Ваше Величество. Стоящий рядом Джео что-то бурчит, но торговец его совсем не замечает. Стражники расступаются, но как только Пруинн делает первый шаг вниз, с кухни разносится оглушительный грохот. – Они прорвались в замок! – кричит стражник, и все четверо облаченных в доспехи мужчин с металлическим скрежетом вытаскивают мечи из ножен. – Идите, Ваше Величество! Идите! У меня нет времени мешкать или трепетать от страха перед спуском, потому что жуткие, ожесточенные крики становятся громче, разрывают воздух. Вопли и монотонные голоса словно исходят от стаи бешеных волков, почуявших запах крови. Похожие на лай крики отдаются эхом, слышно, как разбивается стекло, как стучат шаги в унисон с моим пустившимся вскачь сердцем. Всю нерешительность Пруинна как рукой снимает, и он бросается вниз. Я едва успеваю отметить оглушительный грохот, от которого сотрясается земля, как меня толкают вслед за Пруинном и я ныряю в проход. – Вы, двое, идите с царицей! – кричит один стражник. – Мы вас прикроем! Сапоги скользят на ступеньках, я чуть не падаю, но Джео вдруг придерживает меня за руку. – Я с вами, – говорит он за моей спиной. – Не останавливайтесь. Мы плетемся вниз, каждая ступенька становится все более узкой, отчего нога соскальзывает с края. Я веду ладонью по грязной каменной стене справа и держусь Пруинна, а Джео идет за мной. Крики становятся громче, а звуков разбивающихся предметов и жуткого погрома больше. Стоит мне подумать, что хуже уже быть не может, как двое стражников, оставшихся сзади, вдруг захлопывают потайную дверь. И меня окружает темнота. Глава 22 Царь Мидас В унылом утреннем свете я смотрю, как скульпторы рубят лед. Двое трудятся над глыбой выше меня ростом. Они держат равновесие на лестницах и рубят ледяную плиту во внутреннем дворе. Мне сообщили, что они делают скульптуру Нивена. Подарок на предстоящий день рождения принца. Похоже, всего им предстоит вырубить тринадцать скульптур по его подобию. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнуться. Этот мальчишка всего лишь избалованный паршивец, решивший поиграть в правителя. Фульк оказал своему сыну дурную услугу, предоставив ему право наследования без истинной способности приносить королевству пользу. Его юность не может служить оправданием. Я в его возрасте уже занимался домашним хозяйством, зарабатывал на пропитание и воровал, чтобы на столе у меня была еда. Мне ничего не давалось легко, все приходилось брать самому. Единственное, что Нивену удается неплохо – это испытывать мое терпение. С самого моего прибытия он был как заноза в пальце, назойливым раздражителем, от которого я не могу избавиться. Пока. Все, что мне нужно, – это время. Нужно, чтобы это королевство питалось из моих рук. Так уже и происходит – особенно теперь, когда Рэнхолд становится богаче с каждой комнатой. Золото всегда склоняет на свою сторону. Я оглядываюсь, в ушах стоит звон от постукивания стамески. Мысленно подмечаю, что в следующий раз нужно позолотить эту беседку. Я смогу видеть ее из своих покоев и, если повезет, она затмит все скульптуры принца. Все чертовы тринадцать скульптур. Меня вырывает из мыслей чье-то приближение, и я поднимаю голову, когда в беседку входит королева Кайла, ее прилегающие к силуэту голубые юбки расходятся у коленей. – Королева Кайла. – Я встаю, глядя на улыбающуюся женщину, когда она склоняет голову. – Доброе утро, царь Мидас, – говорит она, смотря на меня веселыми глазами цвета корицы. – Вот уже второй раз я застаю вас здесь. Должно быть, вы любите тут бывать. – Да. Не желаете ли присесть? – спрашиваю я и показываю на скамейку рядом с собой. Она качает головой, подбитый мехом капюшон ее плаща блестит от инея. – Все хорошо, я просто прогуливалась. Моя улыбка становится натужной. Подозреваю, во время своих так называемых прогулок Кайла использует магию, чтобы выведать тайны. Именно так бы поступил и я на ее месте. Нужно будет еще раз обговорить со стражниками, чтобы те свели всю свою болтовню к минимуму. Похоже, что мужчины в форме сплетничают больше юных девчонок. – Утро только к этому благоволит. – Так тихо и спокойно, – отвечает Кайла, но кажется, что говорит она вовсе не о погоде, и я сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнуться.