– Нет, – вздохнул он, подполз ближе и положил голову мне на колени. Его локоны рассыпались волнами по моим бедрам. – Для этого мне нужно только любить тебя. – Ты невыносим. – Я мысленно обругала себя за странный трепет в животе. – И все же, – он протянул руку, коснувшись моего подбородка, – как бы сильно я тебя ни раздражал, я нужен тебе живым. – Я обещала абику помазать Совет, – ответила я сухо. – А не сохранить его живым. Так что я могу помазать тебя, а потом убить. Требования Подземного мира все равно будут выполнены. – Мм. Значит, мне стоит оставаться очаровательным как можно дольше. – Он многозначительно пошевелил бровями. Потом нахмурился, глядя в небо. – Эти спрайты – просто катастрофа, знаешь ли. Очень скоро люди догадаются, что фиолетовые «звезды» повсюду следуют за императрицей. Твои дни анонимных путешествий сочтены. Моя рука, словно сама по себе, коснулась его лба. Он тут же расслабился, будто знакомый с моими прикосновениями. Как будто он уже когда-то лежал вот так, на моих коленях под луной. – Говоря по правде, – пробормотала я, взглянув на лавандовые завитки света над головой, – они пытались выглядеть менее приметно. Мы тихо рассмеялись, наблюдая, как спрайты собираются в мерцающие созвездия, отчаянно имитируя настоящие звезды. Боцман прищурился, глядя на них с сомнением, и недоверчиво потер глаза. – Вот негодяи. – Я вздохнула. – Когда-нибудь я уговорю их оставить меня в покое. Только не навсегда, иначе я буду по ним скучать. – Я им завидую. Они могут вечно быть рядом с тобой, и за это им ничего не будет. Я уставилась на него, закусив щеку изнутри. Он мечтательно смотрел на меня в ответ. У меня снова возникло странное ощущение, что он пребывает в дымке дорогих его сердцу воспоминаний. – Не понимаю, почему ты не хочешь использовать кусо-кусо, – произнесла я наконец. – У меня не так много времени, чтобы сформировать Совет. А вдруг я не успею тебя помазать? Когда он заговорил снова, все притворство исчезло из его голоса. Осталась лишь искренность. – Мне кажется, Идаджо, – сказал он, – ты серьезно недооцениваешь то, как легко тебя полюбить. Затем, так же спокойно, он сел и прильнул к моим губам своими. Поцелуй вышел мягким, как солнечный свет, льющийся сквозь пальмовые листья. Потом он встал и скрылся в трюме, оставив меня наедине с моим небом живых звезд. Глава 26 Зури настоял, чтобы церемонию провели на заре, в центральном крыле обширной крепости Вангуру. Его родной замок состоял из длинных и низких кирпичных зданий, украшенных элегантными геометрическими узорами и укрепленными башнями. Как только мы прибыли, мне тут же захотелось провести в Джибанти больше времени. Лазурное небо протянулось над аккуратными, оживленными городами и деревнями, окруженными роскошными зелеными лесами. Их нарочно оставили дикими, чтобы сохранить любимый досуг джибантийцев: охоту, которая обеспечивала прекрасные шкуры, экспортируемые из Джибанти по всей империи. Однако упорядоченные улицы были усеяны попрошайками, чьи истощенные лица резко контрастировали с элегантными высотными зданиями, некоторым из которых на вид было сотни лет. Простолюдины Джибанти, очевидно, не всегда были бедными. Их пустые глаза следили за нашей процессией. В переулках дети дрались с собаками за объедки. С каждым часом становилось все заметнее, как плохо жилось местным под правлением полководцев. Мне еще острее, чем прежде, захотелось, чтобы мое Собрание прошло успешно. – Н-не волнуйтесь, г-госпожа и-императрица, – прошептала Адуке, сжав мою руку. На шее у нее сверкало коралловое ожерелье акорина. Она с моей свитой шла передо мной по коридорам крепости. – После моего п-представления этим благородным придется вас выслушать. Улыбнувшись, я подмигнула, тронутая несгибаемой уверенностью моего акорина. – Если уж тебе не удастся как следует напугать этих благородных, – сказала ей, – то никому не удастся. Они даже не поймут, что это было. По традиции все Собрания включали в себя какое-либо развлечение – обычно что-нибудь льстивое и скромное, вроде орики – хвалебных од в честь гостей или танцующих животных из каждого королевства. Но на свое Собрание я попросила Адуке спеть самую страшную историю, которая ей известна. Эта мысль несказанно ее обрадовала, и даже сейчас она бормотала себе под нос строчки, поглаживая барабан своей бабушки. Главная площадка для гостей в крепости Вангуру располагалась в известняковом внутреннем дворе. Сверху на нее смотрели высокие статуи львов – животных-покровителей джибантийской королевской династии. Я услышала гул собравшихся людей задолго до того, как вышла во двор – кланы благородных занимали каждый дюйм свободного пространства. В центре двора на помосте из эхо-камней на троне сидел Зури в богато вышитом одеянии с черно-алым поясом – традиционный королевский наряд Джибанти. В его волосах сверкало гораздо больше золотых украшений, чем прежде. Когда я появилась, он вскочил, поклонился и указал на свой трон. – Двор ваш, Ваше Императорское Величество, – пробормотал он неразборчиво, рыгнув так убедительно, что мне показалось было: на этот раз он пьян по-настоящему. Сам Зури сел на трон поменьше и громко икнул. Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Сейчас мне хихикать нельзя – если я начну, то из-за нервов не сумею остановиться. Когда я взошла на помост, Адуке взревела традиционное песенное приветствие, почти не заикаясь: Для чего нам – о, скажи же! Для чего нам трон пустой? Благородные, одетые в стилях всей империи, сердито смотрели на меня из-за кружевных вееров и пальмовых ветвей. Среди них стояли полководцы Зури – семь крепких самодовольных мужчин в боевой раскраске и в мантиях из львиных шкур. Они бросали насмешливые взгляды на Зури, а потом злобные – на меня, но повторяли традиционный вопрос-ответ в хоре вместе с остальными. Мы нашли достойных трона. Вы нашли? Эгей, Кунлео! Да, они достойны трона! Я задумалась: как много благородных здесь терроризировали мои «слуги» – оджиджи, пачками убивавшие моих врагов? Ладони у меня вспотели, но я сжала их в кулаки, вскинув голову, и села на трон Зури. На мне было одеяние из адинкры, которую я купила с Кваси – черно-бело-золотая ткань, превращенная в платье, облегающее бедра и оставляющее плечи обнаженными. Украшения я выбрала самые простые: золотое ожерелье и моя корона-солнце в дополнение к ярким узорам адинкры и синим узорам на коже. – Ты выглядишь, – прошептал Зури, – как кто-то, кого стоит бояться. – Если верить словам моей названой сестры, королевы Минь Цзя, – прошептала я в ответ, – именно это и делает меня такой популярной. С эхо-камня по двору разлетелся голос Адуке, которая уже говорила тоном древних аритских ораторов: – Б-благородные кланы д-двенадцати аритских королевств! Ваша обабирин п-приветствует вас на первом В-высшем С-собрании ее поч-чтенного правления! По сигналу мои слуги начали передавать по двору миски с орехами кола. Каждый лидер клана взял по одному ореху, вежливо откусив по небольшому кусочку и выплюнув на землю в знак принятия моего предложения мира. Интересно, как долго этот мир продлится, когда я начну говорить?.. – В честь этого в‑важнейшего с-события, – продолжала Адуке, явно собирая свою смелость в кулак, – я, б-бывшая работница шахты, расскажу вам и-историю. Толпа начала перешептываться. Некоторые посмеивались над заиканием Адуке. Она покосилась на меня, и я улыбнулась ей, прошептав одними губами то же, что сказала ей сегодня утром: «Сотвори историю». Глаза Адуке сверкнули. Она расправила плечи и, выставив перед собой барабан, как оружие, начала свою историю. Заикание ее слабело с каждым словом. – Услышьте историю жизни и с-смерти! – объявила она торжественно. – Услышьте и-историю Шествия Эгунгуна! У меня три колокольчика во рту, и я не лгу! Затем она издала трель, со всей силы ударив по барабану. Когда она начала петь, я и мои слуги присоединились к ней в известном припеве: Эгунгун! О, я слышу его! Эгунгун, предок моих предков. Души идут за его барабаном, В Шествии Эгунгуна! Благородные снова зашептались, явно встревожившись и чувствуя себя неуютно. Считалось, что история об Эгунгуне обладает зловещей силой. Якобы, когда ее поют, она пробуждает зверей из Подземного мира, которые жаждут затащить души к себе вниз. Как следствие, эту историю рассказывали только шепотом или насмешливо напевали вслед преступникам, которых вели на казнь, надеясь, что неудача обрушится на и без того обреченные души. Но Адуке широко улыбнулась и продолжила, декламируя звонким голосом нараспев: – В Городе Людей не было смерти. Взгляните в глаза мои, я не лгу! В городе Людей не было смерти: мы ходили по земле, как боги. Наши дети жили вечно, пока Полководец Пламя не проклял нас. Услышьте же, как рычат звери: горрун-го, горрун-го! Полководец Пламя послал нам тринадцать монстров: охотятся они в Городе Людей! Адуке сгорбилась, отбивая ритм, и оскалила зубы, изображая зверей. – Каждый монстр – смерть, которой ты и я можем умереть, – продолжала Адуке, – и сильнейшая из них, Старость, поймает однажды нас всех. Услышьте, как рыдают жители Города Людей! Дети Земли и Пеликана познали боль, но смерть – смерть была нам неведома. Кто же будет первым? «Я, – говорит Седобородый Человек, и так мы зовем его по сей день, поскольку уже не помним его имени. – Ибо я был первым, кого Земля создала из крови и глины. Мое тело слабо: когда зарычат на меня звери Полководца, я не убегу от них». Адуке провела ладонью по своему гладкому подбородку, имитируя седую бороду. Затем сменила позу, вновь изображая волка, готовящегося к прыжку. – Той же ночью приходит она: Старость, чья грива бела, как нутро кокоса. Скребет она когтями – скр-р, скр-р! – по стенам дома Седобородого. Но он не бежит, наш Седобородый! Нет: он становится на колени и склоняет свою древнюю голову. Говорит он: «Я готов».