– Разумеется, – согласилась Гриффони. – А дальше что? – Теперь он – помощник главного рентгенолога в бирмингемской больнице. – В то время как его отец толкает наркоту? – поразилась Гриффони. – В то время как его отец толкает наркоту. – Evviva l’Italia![31] – сказала Гриффони. 11 Они еще немного поболтали, прежде чем Брунетти поднялся со стула и отодвинул его на место, к стене. Теперь он, конечно, не загораживал дверь, но зато Гриффони было не подойти к своему столу справа. У двери комиссар задержался, но Клаудиа опередила его вопросом: – Когда ты узнаешь имя у осведомителя? – Для начала нам надо поговорить. – Может, мне сходить с тобой? – предложила она. Гвидо охотнее позвал бы с собой Вианелло. Бесспорно, в роли доброго копа Клаудиа хороша: одним взглядом дает понять, что не согласна с Брунетти, и задает вопросы так, чтобы продемонстрировать солидарность с допрашиваемым. А еще умеет так возразить против решений и выводов коллеги, чтобы подозреваемый понял: уж ее-то он своей историей убедил. И все же она женщина, а на встречу с наркодилером лучше взять мужчину. – Спасибо, что предложила, Клаудиа, – сказал Гвидо. – Всегда приятно работать с такой хладнокровной особой, какой ты бываешь, когда хочешь, но в этой ситуации, думаю, мне лучше пойти одному. Гриффони усмехнулась. – Хладнокровной, говоришь? Гвидо, какая женщина устоит перед таким комплиментом? Он пошел к себе, в который раз удивляясь тому, как лейтенанту Скарпе удалось убедить виче-квесторе Патту выделить Гриффони кабинет размером с коробку для обуви. В оправдание Патты можно было лишь предположить, что он решил не тратить свое драгоценное время на то, чтобы бегать по лестницам квестуры, и ни разу не видел ее кабинета, поэтому не представляет, что такое шесть квадратных метров пространства, когда в них втиснут письменный стол и два стула. Брунетти не сомневался: лейтенант об этом еще пожалеет. Клаудиа – неаполитанка, поэтому возмездие неизбежно. Может, не сразу, но это непременно случится. Эта мысль вызвала у Брунетти улыбку. Он вошел в собственный кабинет, закрыл за собой дверь и достал из кармана телефонино. По памяти – этот номер нигде не был у него записан – ввел цифры в графу набора, и его приятель-дилер ответил, назвавшись своей фамилией. – Доброе утро, Манрико! – сказал Брунетти с приязнью, которую вопреки всему испытывал к этому человеку. Однако не хватало еще, чтобы эта его слабость определяла их разговор. Гвидо продолжил куда более прохладным тоном: – Как дела у Бруно? Вопрос тоже был выбран не случайно. – А, это вы, дотторе! – Они уже давно не общались, но Манрико узнал его по голосу. – На нашу семью обрушилась трагедия. Слова были страшные, тон же – веселый, как птичий щебет. – Надеюсь, счастливого свойства? – уточнил Брунетти. – Счастливее не бывает: Бруно женится! В июле. – И папаша невесты – полицейский? – спросил комиссар. – О, все гораздо хуже, – мрачно отозвался Манрико. – А вот это уже интересно! – Невеста – шотландка. – Быть этого не может! – изумился Брунетти. – И протестантка? – Ну, в наше время, комиссарио, это не проблема. У нас дело посерьезнее. – Неужели? – Она врач. – Ваш сын женится на девушке, которая работает и к тому же шотландка по национальности? – Брунетти протяжно хмыкнул. – Да, Манрико, понимаю вашу боль. – Благодарствую, дотторе! Я знал, что вы мне посочувствуете. – И, словно ему надоело изображать из себя клоуна, произнес: – Раз уж вы начали с Бруно, смею предположить, что это напоминание о том, что я кое-чем вам обязан. – Я впервые об этом вспомнил, Манрико, – сказал Гвидо, едва ли не оправдываясь. – За шесть лет. – За семь. В чем проблема? – Хотелось бы знать, кто отвечает за Альбертини. – Подозреваю, что речь идет не о пресиде. – По тону Манрико было ясно, что шутки закончились. – Нет, конечно, – ответил Брунетти. Тишина… Комиссар плотнее прижал телефон к уху и приказал себе: «Молчи». Он подошел к окну и посмотрел вниз, на пристань, где Фоа протирал рейлинг полицейского катера. – Это ваш рабочий номер? – спросил Манрико. – Да. – Тогда, боюсь, вам придется подождать до вечера, пока вы не придете домой, – сказал дилер так серьезно, что Брунетти подумал: сейчас он без объяснений повесит трубку. Однако к Манрико внезапно вернулась веселость, и он сказал: – Еще минутку, комиссарио! – Слушаю! – Свадьба пятнадцатого. Если я пришлю приглашение, вы придете? Даже продолжительная пауза была наполнена счастьем. – Они сыграют свадьбу в Венеции? – спросил Брунетти, надеясь на отрицательный ответ, чтобы можно было отказаться на законных основаниях. – Нет. Венчание состоится в церкви ее папаши. – Это означает то, что я думаю? Манрико, неужели все настолько плохо? – Да, комиссарио. Но все еще хуже: папаша невесты – епископ. Поздравив Манрико еще разок, Брунетти пожелал ему много внуков и повесил трубку. Комиссару не терпелось рассказать обо всем Гриффони. Но сперва он заглянул в приемную виче-квесторе. Синьорина Элеттра стояла у окна. После крохотной каморки Клаудиа приемная казалась огромной, в основном благодаря трем окнам на одной из стен. Много места занимал секретарский рабочий стол с компьютером и еще один, на котором Брунетти ни разу не видел ничего, кроме вазы с большим букетом цветов (вот как сегодня) и свежего номера журнала Vogue (тоже на месте). Синьорина Элеттра обернулась, когда он вошел. Дневной свет – та его малость, которую на сегодня выделила небесная канцелярия, – падал на нее со спины, поэтому выражения ее лица Брунетти не видел, но осанка (он про себя называл это ее аурой) свидетельствовала об усталости и внутреннем напряжении. – Bon dì![32] – приветствовал секретаршу Брунетти. – Зашел узнать, нашлась ли у вас минутка на то, чтобы навести справки о Гаспарини. Синьорина Элеттра коротко кивнула и вернулась на рабочее место. Села, пробежала пальчиками по клавиатуре. Глянула на открывшийся документ и сказала: – Информации о нем не так уж много. Он работает аудитором на химическом предприятии в Вероне. Живет в районе Санта-Кроче, близ Сан-Стае. Имя и номер телефона можно найти в справочнике. Ни одного привода в полицию в регионе Венето, в социальных сетях не представлен. – Она посмотрела на Брунетти и добавила: – Если человека нет в соцсетях, то его как бы и не существует. Странно, правда? Комиссар, у которого также не было профиля ни в одной из соцсетей (и у Паолы, кстати, тоже), ответил: – Да, странно. – Упоминаний о его жене тоже нет, – продолжала синьорина Элеттра. – Профессоресса Кросера. Имени ее я не знаю, – произнес Брунетти машинально. – Преподает архитектуру в университете и, помимо этого, работает консультантом по градостроительному проектированию – что бы это ни значило – в Турции и где-то еще. Глаза синьорины Элеттры расширились, как будто ей понадобилось получше его рассмотреть, чтобы поверить: он сумел раздобыть информацию, которую она не нашла. – Как вы это узнали? – Спросил, – лаконично отозвался Брунетти. Улыбнулся и поинтересовался: – Это жульничество? – Пожалуй, нет, – сказала синьорина Элеттра: у нее хватило сил ответить честно. – Просто этот способ получения информации кажется уже несколько старомодным. – Но вы же смотрели в телефонном справочнике, когда искали Гаспарини, так? – возразил Брунетти. – Да, – согласилась она. – Но в интернете.