Женщина удивила Брунетти, подчинившись и тихо закрыв за собой дверь. Когда комиссар снова сосредоточился на собеседнике, тот, казалось, уже успел погрузиться в сон. Лицо у Форнари было красное – то ли от жары, то ли от принимаемых лекарств. А может, и из-за болезни. В свое время он, наверное, был красавцем. Прямой тонкий нос, на удивление изящная форма бровей. Красиво очерченные, полные губы лишь подчеркивают мертвенную бледность лица. Форнари открыл глаза, серые, слегка затуманенные, и спросил: – Они подождут? – Глупый вопрос, синьор Форнари, – произнес Брунетти с преувеличенной вежливостью. – Я всегда расплачивался вовремя. Я был хорошим клиентом, – не сдавался тот. От звука его голоса – словно в горле застряло что-то мокрое – у Брунетти мурашки побежали по коже. – Это было раньше, – бесстрастно ответил он. – Сейчас – другое дело. В короткий миг забытья голова Форнари съехала вправо, и теперь он с трудом выпрямился. Брунетти видел, как пальцами, похожими на звериные когти, он цепляется за софу, вытаскивает подушку из-за спины. Комиссар вспомнил, с каким трудом Форнари разговаривает, и… подавил в себе желание наклониться и помочь ему. – Вчера вечером жена отвезла деньги. Вы получили их, не так ли? Брунетти ограничился кивком. – Так почему же они сказали, что возьмут нового поставщика? – Для Альбертини? – уточнил Брунетти. Форнари метнул в него удивленный взгляд. Этот человек был слаб, но не глуп. Он кивнул, но выражение его лица стало подозрительным. Брунетти ответил нарочито снисходительным тоном: – У нас есть кому заняться обеими точками, и Альбертини, и Марко-Поло. Посмотри на себя! Как долго, по-твоему, ты еще сможешь вести дела? – И добавил уже с презрением: – Думаешь, твоя жена такая неприметная? И годится для такого дела? – Комиссар повысил голос, словно разозлился: – Думаешь, мы станем так рисковать? Лучше уж сразу нанять циркового клоуна! – Он коротко, пренебрежительно хохотнул, словно его собеседник не очень удачно пошутил. – Поэтому сегодня не было доставки? – спросил Форнари уже без тени подозрения. – А ты сам этого не знаешь? – ответил вопросом на вопрос Брунетти. – Что тогда с нами будет? – в голосе Форнари послышалась паника. И он задохнулся в приступе страшного кашля, который заставил его согнуться у края софы. Форнари все кашлял и кашлял, пока приступ не сменился серией продолжительных хрипов, и Брунетти мучительно захотелось выйти. Дверь открылась, и в комнату торопливо вошла хозяйка с чистым белым полотенцем. Она склонилась над задыхающимся мужем, перевернула его сперва спиной на подушки, а потом на бок. Положила полотенце у его лица и подняла ноги Форнари на софу. Кашель все не стихал, влажный и жуткий, предвещающий близкую смерть. Никто не выдержит этой муки. Легкие в конце концов не устоят перед заполонившей комнату жестокой силой… Брунетти встал и вышел в коридор. Он закрыл за собой дверь и стоял там, как ему показалось, вечность, слушая, как с кашлем утекает жизнь. Наконец раздалось несколько нерегулярных хрипов – и кашель постепенно затих. Брунетти разжал кулаки, сунул руки в карманы. Еще через пару минут женщина вышла из комнаты. Посмотрела на него, даже не пытаясь скрыть презрения к его слабости. – Он уснул. Можете уходить. Брунетти спустился по ступенькам, хозяйка шла следом за ним, словно желая поскорее от него отделаться. Внизу лестницы комиссар остановился и подождал ее. Женщина прошла мимо, даже не глянув на него, и открыла дверь. – Что вам вчера сказали, когда вы отвозили деньги? – спросил он. – Что я им не подхожу. Для доставки найдут другого человека. Меня уволили. Она вдруг поморщилась, будто собиралась вот-вот заплакать, но потом протяжно, чуть ли не с облегчением вздохнула. И пояснила то ли сердито, то ли нетерпеливо: – Говорю вам: меня уволили. – И с той же подозрительностью, что и муж, поинтересовалась: – А вы разве не в курсе? Брунетти пожал плечами. Обычное дело в большой организации: информация не передается вовремя из отдела в отдел; кадровая служба не спешит с новостями; уведомление о расторжении контракта запоздало. Не прощаясь, комиссар прошел мимо женщины на улицу. Она даже не удосужилась хлопнуть дверью. 18 По пути в квестуру Брунетти вспомнил разговор с Паттой. Хорошо, что он всего лишь намекнул начальству, что между Гаспарини и наркодилером может быть какая-то связь. Но на Гаспарини напал кто угодно, только не Форнари, от которого осталась лишь надрывно кашляющая тень. И не похоже, что его жена способна на агрессию. Форнари так слаб, что не может позвонить по мобильному, значит, и нападение на мосту организовал не он. Вывод: очевидная, казалось бы, связь между жертвой и подозреваемым не подтвердилась. Придется вернуться в начало, к фактам, которые показались Брунетти незначительными, когда он впервые рассматривал версию о том, что сын профессорессы Кросеры наркоман. Он достал мобильный и набрал номер Гриффони. – Sì, – послышалось в трубке. – Через десять минут я зайду! Клаудиа Гвидо застал за рабочим столом, который она передвинула так, чтобы сидеть лицом к стене и с расстояния менее чем в полметра рассматривать на ней трещинки и облупившуюся краску. Зато второй стул теперь стоял в комнате, а не в дверном проеме – ну разве не роскошь? Обогнув Гриффони, посетитель мог присесть на свободный стул, размером не больше табурета, и побеседовать с комиссаром за закрытой дверью. Правда, затем придется с помощью переговоров решать, кто выйдет из кабинета первым… Брунетти замер на пороге и покрутил головой, изучая мизерное пространство. – Стоит чуточку передвинуть мебель – и уже дворец! С этими словами он обошел Гриффони и опустился на стул для посетителей. Она улыбнулась, закрыла дверь и посмотрела на Брунетти. – Что случилось? – спросила Клаудиа и добавила, не дождавшись ответа: – Твой голос по телефону показался мне взволнованным. Гвидо решил обойтись без вступлений: – Я был у Форнари дома. Он умирает от рака легких в жалком домишке в Кастелло. Вероятность того, что он на кого-то напал, примерно такая же, как то, что он на ангельских крыльях летает в больницу на химиотерапию. – И что это нам дает? – На Гаспарини напали, но подозреваемых у нас нет. – Случайность ты исключаешь? – Абсолютно, – сказал Брунетти и подавил желание добавить: Бога ради, мы же в Венеции! Клаудиа подалась вперед, словно хотела встать со стула, но вдруг передумала и развернулась, чтобы как можно лучше видеть собеседника. Брунетти отметил про себя, что на ней сегодня черная футболка и черный шерстяной жакет. Одинокая жемчужная нить – жемчуг, похоже, настоящий. Подлинность ее белокурых волос сомнений не вызывала. – Хорошо, – сказала Гриффони, – что ты не считаешь нападение случайным. – Почему? – Потому что тогда есть мотив. А раз есть мотив, найдутся и улики, которые на него указывают. Брунетти думал так же. – Когда знаешь, что хочешь найти, искать легче, – произнес он. Клаудиа откинулась на стуле, взяла блокнот и ручку. – Расскажи мне все, что ты выяснил. Рассказ получился долгим: что сообщила профессоресса Кросера, на этот раз в деталях; ее решительный отказ, когда Гвидо захотел поговорить с мальчиком; их с Сандро случайная встреча в квартире и агрессивное поведение подростка. И в финале – визит к семейству Форнари, с описанием жалкой обстановки, хотя (Брунетти только сейчас это осознал) там было чистенько и уютно. Всюду порядок, Форнари – в свежеотутюженной пижаме… Его кашель – Гвидо мог признаться в этом только самому себе – единственное, что пачкало дом. Внимательно выслушав коллегу, Гриффони закрыла блокнот и положила его на стол. – Пометки я сделала, но пока что они мне не пригодятся, – сказала она, кивая на блокнот, и после недолгого раздумья добавила: – Хотя… Профессоресса Кросера. Думаю, с ней стоит поговорить еще раз. Брунетти был обеими руками за. Он знал, как хороша Клаудиа в роли доброго копа, особенно со свидетелями женского пола. – Ладно! Уточню, захочет ли она побеседовать. Может, нам удастся… Гриффони перебила его: – Если она в больнице, это будет не очень разумно. Там ей будет труднее всего говорить.