К Гаспарини Клаудиа и Гвидо решили добираться своим ходом. На банальную болтовню их не тянуло. В начале четвертого они уже стояли перед дверью парадной. Брунетти позвонил, и их впустили. Профессоресса Кросера усадила полицейских в гостиной, той самой, где они с Гвидо уже беседовали… неужели это было вчера? Бледность профессорессы бросалась в глаза. Ее волосы, все того же богатого каштанового оттенка, лишь подчеркивали это. Кожа женщины будто бы поблекла, стала похожа на пергаментную бумагу. Скулы, еще недавно высокие и округлые, заострились. «Как она изменилась за пару дней», – подумал Брунетти. – Профессоресса Кросера, – начал он, отказавшись от кофе, предложенного из вежливости, – пожалуйста, расскажите нам о своем супруге. Она посмотрела на Брунетти, потом на Гриффони и снова на Брунетти, словно ожидая, что он переведет сказанное на понятный ей язык. – Что вы имеете в виду? – спросила наконец синьора Кросера. Даже голос у нее поблек, стал будто замедленным от недостатка сна и постоянной тревоги. – Я нашел дилера, который продает наркотики школьникам, – сказал Гвидо. Она впилась в него взглядом. – Это он сделал?.. Брунетти покачал головой. – Нет, ему это не под силу. Этот человек очень болен. – И сейчас находится в больнице? – уточнила профессоресса таким тоном, что Брунетти спросил себя с тревогой: уж не попытается ли она разыскать Форнари, чтобы расправиться с ним? – Уже нет. Он проходит химиотерапию. – И, желая увидеть ее реакцию, комиссар добавил: – Но судя по внешним признакам, это мало чем ему поможет. – Хорошо! – последовал резкий ответ. Брунетти не сразу нашелся что сказать. И, игнорируя ее последнюю реплику, произнес: – Этот человек не мог напасть на вашего мужа. Я в этом уверен. – И?.. – Значит, это сделал кто-то другой. Профессоресса Кросера отвернулась от Гвидо и задала вопрос его коллеге: – Вас удивляет моя резкость в адрес этого человека? Брунетти понял: ей хочется узнать, как бы на это отреагировала другая женщина. – Совершенно нет, – ответила Гриффони. – Даже если я желаю ему смерти? – Если он действительно продавал вашему сыну наркотики, это абсолютно естественная реакция. Голос Гриффони был исполнен олимпийского спокойствия. – На моем месте вы чувствовали бы то же самое? Клаудиа сцепила руки на коленях, посмотрела на них и сказала: – У меня нет детей, поэтому чувствовать, как вы, я не могу. – И, опередив следующую реплику собеседницы, продолжила, не поднимая глаз: – Хотя, думаю, желала бы того же. Клаудиа подняла голову и посмотрела на профессорессу. Лицо женщины-полицейского оставалось непроницаемо спокойным. Синьора Кросера молча кивнула. Брунетти понял, что разумнее всего притвориться, будто ничего особенного не произошло. С той самой секунды, как он попросил профессорессу рассказать о муже, разговор идет будто по накатанной. Предположение о том, что злодей, напавший на Туллио Гаспарини на мосту, – Форнари, не подтвердилось, а других зацепок у полиции не было. – Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не говорил и не делал ли ваш муж чего-то необычного последние пару недель или месяцев, не упоминал ли о чем-то, что показалось вам странным. – Даже если это был комментарий по поводу газетной статьи, – подхватила Гриффони. – Что-то, что его рассердило или взволновало. Профессоресса Кросера зажмурилась, правой рукой потерла лоб, словно пытаясь разгладить его от бровей вверх, к линии волос. – Туллио спокойный человек, его трудно вывести из себя. Он терпелив, не кричит на детей. И очень много работает. – Что вы с ним обычно обсуждаете, когда остаетесь вдвоем? – рискнула спросить Гриффони. Профессоресса ненадолго задумалась, как если бы мужчина, лежащий сейчас на больничной кровати, вдруг заслонил образ того, другого, за кого она вышла замуж. – О работе, его и моей. О детях. О фильмах, которые мы смотрели. О родственниках. Куда мы поедем в отпуск. – Она произносила слова все медленнее, пока не умолкла совсем. Потом неуверенно взмахнула правой рукой. – Те же разговоры, что и у всех. Брунетти зашел с другой стороны: – Он упоминал о неприятностях на работе? Профессоресса метнула в него быстрый, почти испуганный взгляд. Гвидо истолковал его по-своему: прежде она даже не задумывалась о том, что ее мужу может грозить опасность. Если поразмыслить, это действительно казалось невозможным. Гаспарини работал в Вероне. Ну, скажите на милость, какова вероятность того, что завистливый коллега или взбешенный клиент явится в Венецию и будет слоняться по городу, пока – вот совпадение! – не встретит свою ничего не подозревающую жертву на мосту? – Или о ком-то, с кем у него возникли неприятности тут, в Венеции? – добавила Клаудиа. Профессоресса Кросера, понурившая голову после вопроса о том, не было ли у синьора Гаспарини профессиональных проблем, встретилась с Гриффони глазами. – Нет, ничего такого. Вернее, ничего такого я не знаю. Брунетти воспользовался возможностью, чтобы сказать: – Вчера я спрашивал у вас позволения взглянуть на его вещи. – Он дождался утвердительного кивка. – Вы разрешите нам это сделать? Профессоресса недовольно нахмурилась, но прежде чем она успела открыть рот, Брунетти вспомнил, каким тоном она произнесла то единственное «Хорошо!», и добавил: – Возможно, это поможет нам найти человека, напавшего на вашего мужа. – Вы правда так думаете? – Я не знаю, что может оказаться полезным, а что – нет, синьора, – сказал Брунетти, удивляясь собственной откровенности. – Поэтому и взял с собой комиссарио Гриффони. Возможно, она заметит что-то, что ускользнуло от меня. Профессоресса Кросера снова провела пальцами по лбу, все теми же разглаживающими движениями. – Что ж, идите! Вторая дверь налево. В комнате был порядок: кровать застелена, одежда аккуратно сложена. Брунетти прошел к двери, предположительно в ванную, и приоткрыл ее. В ванной – тоже порядок, не считая полочки с косметикой и лосьонами над умывальником. Платяной шкаф – современный, белый, огромный, стоял у дальней стены, по центру. Брунетти открыл обе дверцы; одна из них жутко заскрипела. Теперь шаг назад, чтобы рассмотреть получше… На правой половине – ряд мужских туфель. Над ними – пиджаки на вешалках, из-под которых виднелись брюки из той же ткани. Рядом – еще несколько пиджаков и не менее двадцати рубашек, все до единой белые. Слева – платья, юбки, брюки-слаксы, блузки и два вечерних наряда; все вперемежку, без намека на систематизацию. Внизу – не меньше дюжины пар туфлей, и только малая толика из них стояли рядом друг с другом. Гриффони отошла немного и замерла, скрестив на груди руки, словно желая составить представление о людях, деливших это пространство, по тому, в каком состоянии они содержали свою часть шкафа. На каждой половине, сбоку от штанг-вешалок с одеждой, было по три полки; под ними – по три выдвижных ящика. На верхней полочке справа – мужские шапки и перчатки, под ними – толстые свитера, еще ниже – легкие свитера и свитшоты; на женской половине, на тех же полках – то же самое, только вещей заметно меньше. – Аккуратный мужчина, не находишь? – спросила Гриффони, кивая на стопки сложенной одежды. – Создается такое впечатление, – ответил Брунетти, думая о том, что и работа у него, скорее всего, рутинная и скучная. – Что скажешь о жене? Вместо ответа Клаудиа подошла к левому ряду одежды и пощупала ткань сначала на вечернем платье, потом на двух других. – Знает, что ей идет. – Не понял, – признался Брунетти. Гриффони просунула сложенные лодочкой ладони между двумя платьями и раздвинула их в стороны. – Смотри! Эти платья подходят ей идеально: крой, ткань, и наверняка прекрасно на ней сидят. – Клаудиа убрала руки, и платья снова соприкоснулись, как будто лаская друг друга. – Эта женщина знает, что ей к лицу. – А как насчет обуви? – Брунетти указал на туфли, лежащие разрозненно, в каком-то пьяном беспорядке. – В каждой – деревянная колодка для сохранения формы, Гвидо. Неужели ты не заметил? Действительно не заметил – слишком увлекся подсчетом пар, в которых обе туфли стояли вместе. – И как минимум пять пар – ручной работы, – добавила Гриффони. – Что скажешь о нем? – Брунетти подумал, что, пожалуй, следом за этим можно было бы попросить Клаудиа прокомментировать почерк каждого из супругов. – Любит порядок, возможно, до занудства. Очень традиционен, устойчивых взглядов. – Ты сделала такой вывод по тому, как висят его костюмы? – поинтересовался Брунетти.