В небе появились два парашютных купола, что подвигло Донцова на немедленные действия. – Дамиан, возьми трех бойцов, и пойдем ловить парашютистов. Солейко остается вместо меня. – А чьи это летчики? – задал резонный вопрос Сан Саныч. – А какая разница? – отмахнулся Донцов. – Если наш, то выручим, а если чужой, то возьмем в плен. Парашютисты приземлились где-то в предгорье, густо поросшем лесом. Новоиспеченная группа захвата проехала часть пути на «Додже», потом спешилась и углубилась в заросли. Где-то через километр Донцов обнаружил парашют, зацепившийся за дерево, и пилота, висящего на стропах. Он не знал, свой тот или чужой, жив или мертв. – Двое заходят с флангов, третий остается на месте! Деми, ты со мной, – прозвучала команда. Донцов обнажил ствол и осторожно приблизился к парашютисту. Им оказался итальянец. Живой, но без сознания. Подтянулись бойцы, освободили летчика от парашюта. Внезапно раздались несколько выстрелов, и один из бойцов рухнул на землю. Остальные залегли и открыли ответный огонь. «Откуда они здесь, и кто это?» – мелькнуло в голове у Алексея. – Дамиан, бери с собой бойца, забирайте итальянца и отходите. Мы вас прикроем, а потом догоним. Одну винтовку мне оставьте. Донцов отполз от своего напарника и залег за соседним деревом. В кустах мелькнула человеческая фигура. Алексей моментально поймал ее в прицел, выстрелил и, судя по вскрику, попал. Спустя несколько секунд он срезал еще одного. Противник залег и открыл беспорядочную стрельбу. Судя по интенсивности огня, его вели человек десять-пятнадцать. – Отползаем, прикрывая друг друга, – скомандовал Донцов. Боец согласно кивнул. Он не впервые участвовал в боевых операциях и понял командира с полуслова. Один из них стрелял, второй перемещался. Потом они менялись ролями. Донцов сделал очередной выстрел, но тут какая-то страшная сила ударила его по ушам, по голове, и он потерял сознание. Алексей разлепил веки и уткнулся взглядом в потолок с осыпавшейся штукатуркой. Он повернул голову направо, налево, скосил глаза вниз. «Ободранные стены, окно под потолком, через него виден кусок неба. Пол покрыт обструганными, но не покрашенными досками, дверь, обитая железом, деревянный стол, два плетеных кресла. Это какой-то полуподвал. Был взрыв, меня оглушило. Я очнулся, когда меня кто-то куда-то тащил, потом укол в руку, и опять темнота. Кровать со спинками, голова на подушке. – Донцов пошевелился и понял, что руки и ноги у него привязаны к кровати. – Странно, что меня не добили, а куда-то приволокли и связали. Кто, зачем?» Прошло минут десять. Дверь со скрипом открылась. В проеме показалась мужская фигура в комбинезоне. – С возвращением вас, герр Донцов. Как себя чувствуете? Донцов сразу же узнал Штюрмера. Тот улыбался во всю ширину лица. Его глаза тоже смеялись. «Ну так это все упрощает. Теперь, по крайней мере, понятно, с кем мне придется иметь дело», – подумал Алексей, скорчил обиженную гримасу и проговорил: – Я тебя сразу же развязал, а ты меня держишь распятым на кровати. Боишься, что ли, а, Карл? – Да никаких проблем! Как видишь, я даже дверь не запер. А связали тебя, чтобы ты себя не покалечил во сне, – сказал Штюрмер, вынул нож и махом перерезал веревки. – Вставай, побеседуем. Тебе попить или выпить? – И поесть тоже, – ответил Донцов, встал с кровати и переместился в плетеное кресло. – Сколько я здесь прохлаждаюсь? – Часов восемь, может, десять. Штюрмер занял второе кресло и крикнул что-то по-немецки. Буквально через пару минут в дверях появился верзила под два метра ростом. Он выложил на стол открытую банку тушенки, в которую была воткнута ложка, хлеб и очищенную луковицу. Потом этот тип отлучился еще на минуту, вернулся и завершил сервировку бутылкой сухого вина и двумя стаканами. – Чем богаты, тем и угощаем, – сказал немец и разлил вино по стаканам. Донцов отхлебнул немного, изрядно закусил, а потом спросил: – Где я нахожусь? – Да какая разница, – небрежно бросил Штюрмер. – Главное в том, куда мы тебя отвезем. Это будет контрразведка генерала Франко. Там тобой займутся всерьез. Меня ты не довез, но я тебя точно доставлю. – Немец загадочно улыбнулся и продолжил: – Ты все правильно сказал при нашей предыдущей встрече. Нам с тобой делить нечего, а испанцы пускай между собой сами разбираются. Мы же будем выполнять приказы своих командиров. Ублажать благородных донов я не очень-то хочу, но отпустить тебя не могу, не положено. – А чем это вы меня шарахнули? – спросил Донцов. – Гранатой. Она попала в яму, и тебя только оглушило. Потом мы тебе дали снотворное для восстановления здоровья. У меня к тебе вопросов нет, а ты мне их непрерывно задаешь. – В глазах у Штюрмера стояла насмешка. – Но я готов ответить на те, какие посчитаю нужными. Давай, спрашивай дальше. Алексей немедленно воспользовался возможностью, предоставленной ему, и осведомился: – А в лесу ты что делал? – Это не есть военная тайна. То же самое, что и ты. Парашютистов искал. Но вам повезло больше. Вы итальяшку утащили, а мы вашего не сумели. Какой-то болван пристрелил его еще в воздухе. А может быть, и нам повезло больше. Ты же здесь. – Штюрмер на несколько секунд задумался, потом продолжил: – А в Пособланко я с отрядом долго не задержусь. Мы уедем вслед за тобой. Эту битву Франко уже проиграл благодаря помощи Сталина. Самолеты ваши там лихо орудуют, танки подтянулись. Не удержатся фалангисты, отойдут на юг. Но это ненадолго. – А как же твои прогнозы? Ты же говорил, что наши бросят республиканцев, а получается как раз наоборот, – ехидно заметил Донцов. – Я смотрю далеко вперед. – Взгляд Штюрмера посуровел. – Разношерстное правительство этой страны неспособно самостоятельно сформировать сильную армию. Все эти интербригады напоминают баранов, руководимых разномастными козлами отпущения. Чтобы победить, нужны регулярные части. Франко постепенно сформирует их и победит, несмотря на участие СССР в войне. У вас хорошие летчики, опытные, смелые, но никакая смелость не сможет противостоять техническому превосходству. Сейчас в Испании получает боевое крещение немецкая авиация нового поколения. Ваши «ишаки» против нее – как воробьи против ястребов. Наши самолеты уже бомбят Мадрид, сровняли с землей Гернику, обеспечили превосходство в воздухе и доминирование армии Франко в целом. Хотя всерьез в эти местечковые разборки влезать не будет никто. Ни СССР, ни Британия, ни Германия. А знаешь, почему так случится? «Мужайтесь, худшее впереди». Так говорил Марк Аврелий. Сейчас все готовятся к самому страшному. Я не политик, но считаю, что намечается большая война. Она прямо-таки витает в воздухе. Донцов трясся в кузове грузовика, сидел на полу в расслабленной позе, прислонившись спиной к заднему борту. Руки, скованные браслетами, лежали между широко раскинутых ног. Его охраняли двое конвойных. Правый расположился на скамейке, в самой середине кузова, а левый – сзади. Алексей подумал, что Штюрмера таким же способом переправляли в Валенсию. Он сбежал, перебив охрану. В этом чувствовалась какая-то знаковая аналогия, подспудный намек, призыв к активным действиям. «А конвойные явно новобранцы, салаги. Один держит карабин между ног и опирается на него, как на клюку. Он должен положить его на колени, стволом ко мне и держать палец на спусковом крючке. Секунда – выстрел. Сколько времени им сейчас понадобится на это? Где-то три-четыре секунды. Это очень много! Я успею срубить обоих, создать благоприятную ситуацию для себя. Второй вообще какой-то малахольный, озирается по сторонам так, как будто ворон считает, а на меня и не глядит. Странно все это. Ведь Штюрмер профессионал, тот еще волчина. Он должен был понять, что таких бойцов, как я, нужно в железной клетке под замком конвоировать, с опытными охранниками. Хотя я ведь тоже прошляпил, и немец сбежал. Какая-то зеркальная ситуация возникает. Ведь Штюрмер – патриот своей страны и служит ей. Он выполняет конкретные задания германского командования, и ему наплевать, что будет с испанцами в результате этой смуты. А мне наплевать? Сложный вопрос. Судьба испанских товарищей, с которыми я повязан кровью, мне глубоко небезразлична. За них я готов кому угодно глотку перегрызть. А как же сама Испания? Эта политическая абстракция не для меня. Политики сделали из нее футбольное поле. Я тоже служу своей стране, Советскому Союзу, а не Испании, которая превратилась в клубок противоречий. Здесь у каждого своя правда. Какая из них настоящая, определяю не я, а наша партия. – Тут Алексея внезапно озарила парадоксальная мысль: – Грузовичок, пара неопытных конвоиров. А не возвращает ли мне немец должок? Когда его везли в Валенсию, он тоже думал о том, что командир спецотряда Донцов никак не похож на дилетанта, а уж на дурака тем более. Он предоставил шанс ему, Штюрмеру, своему коллеге. Ну и получи, дружище, ответный реверанс. А дальше уж как сумеешь. Довезут меня до костоломов из контрразведки Франко или нет, это никак не повлияет на карьеру и судьбу немца. Тут можно проявить рыцарское благородство, которое не связано с его конкретной деятельностью, сотворить эдакий парадокс, а потом любоваться собой. Может быть, он потомок какого-нибудь саксонского курфюрста. Вот и взыграла голубая кровь. Кроме того, он считает себя моим должником. Так это или нет, не знаю, но нужно действовать. Иначе плохо мне будет. Кто не стучится, тому не откроют». Донцов вспомнил своеобразную лекцию, прочитанную ему Мигелем после пленения Штюрмера. «Ты правильно сделал, что отправил этого немца в нашу контрразведку. Там его обработают по всем правилам. Не знаю, преподавали ли тебе эту специфическую дисциплину, но на клиента при допросе оказывается психологическое и физиологическое воздействие. Именно вот так, в названной последовательности. Поясняю. Физическое воздействие является лишь частью физиологического. Оно не включает в себя, допустим, применение химических или медицинских препаратов. Хороший специалист всегда начинает допрос доверительно, панибратски. Дескать, я такой простецкий парень, давай поговорим открыто, откровенно. Если клиент не подготовлен, просто глуп и доверчив, то он начинает по кусочкам, сам того не осознавая, выдавать нужную информацию. За эти мелкие фактики надо цепляться, расширять информационное поле, ловить клиента на противоречиях, загонять его в угол. Мол, ты же умный человек, а пытаешься опровергать очевидное. При этом надо упомянуть о возможных неприятных последствиях, если он откажется сотрудничать. Не о конкретных, а так, в общем. Пускай сам себе их придумает и мучается. Но это для простых и более-менее адекватных людей. На упертых фанатиков такая методика не действует. Их можно принудить только физически, пыткой. Если этот человек тебе нужен для последующего использования, то надо начинать с легких пыток, бить по болезненным местам, прижигать сигаретой, ну и что-то подобное. Пока не сломается. Если не нужен, то сразу работать с места в карьер с последующей ликвидацией. Допустим, по кускам резать половой орган перед зеркалом или грудь, если это женщина. Чтобы смотрел, не смог отвернуться или закрыть глаза. Но в моей практике до такого дошло лишь один раз. Обычно люди ломаются раньше, как только к ним прикоснется скальпель. С профессионалами вроде Штюрмера все упрощается. Они прекрасно осведомлены о процедуре допроса, готовы сотрудничать сразу, выторговывают себе максимальную выгоду, начинают по порциям выдавать информацию. Когда эта доза дойдет до нужного размера, из них делают двойных агентов. Они попадают под колпак и будут работать на тебя, пока не изменится политическая ситуация. Это вкратце. На изложение деталей и нюансов уйдет слишком много времени, а у нас его нет. Политическую сторону я не затрагиваю, а на этой виолончели можно ох как неплохо играть!» Старший лейтенант Донцов в силу своей специализации применял лишь экстренное потрошение для выдаивания текущей информации. Он догадывался о существовании иных методов допроса, а теперь Мигель аккуратно разложил всю эту процедуру по полочкам. «Что меня ждет? На куски начнут резать или двойным агентом сделать попробуют? Пакость какая! А если наши засекут, то обойдутся без всяких церемоний, скажут, что я Родину продал, и всадят пулю в затылок». Донцов катал подобные мысли в голове, как бильярдные шары, параллельно планировал побег, проигрывал до мелочей предполагаемые действия, чтобы потом тело работало само, без раздумий, рефлекторно. «Правый конвоир располагается метрах в трех от меня. Это далековато. Нужно его подманить». – Эй! – Алексей застонал, имитируя прерывистое дыхание. – Пить. Иначе умру. У меня диабет. Конвойный застыл в растерянности, не знал, что делать. Если арестант умрет, то ему не сносить головы. Донцов тем временем усилил психологическое давление, начал натруженно перхать и пускать слюни. При этом скованные руки он поднес к губам, как бы приглушая кашель, а на самом деле приготовил кулаки для прямого удара. Конвоир наконец-то принял решение, достал флягу, наклонился над пленником и поднес ее к его рту.