Я моргаю. – Но мне казалось, что горгульи были созданы, чтобы восстановить равновесие, разве нет? Я думала, что мы хорошие. – Так и было. Во всяком случае, так считал ваш король, когда заключал договоры и союзы с разными группировками сверхъестественных существ. И последней группировкой, к которой он обратился и которую, по его мнению, было особенно трудно убедить, стал, разумеется, Двор вампиров. Хадсон усмехается. – Это точно. Наш дорогой папаша ни за что бы не согласился сидеть дома и вязать свитер, если в это время он мог устроить какую-нибудь резню. Кровопускательница смотрит Хадсону в глаза. – Да, полагаю, так и есть. Но король горгулий явился не к нему. Тогда владыкой вампиров был не твой отец, а я. Мои брови взлетают вверх. – Королевой вампиров были вы? – Да, была. Пока король горгулий и я впервые не пожали друг другу руки. И меня осеняет. – Вы оказались сопряжены. И безжалостная вампирша, у которой в углу висят мертвые тела, исчезает. Кровопускательница преображается, уголки ее губ приподнимаются в улыбке. – Представьте себе мое удивление, когда я обнаружила, что у меня есть пара, что моя магия подействовала на меня саму. И что я могу чувствовать себя как школьница, потерявшая голову от любви. Она вздыхает. – У меня такое чувство, будто мы с Алистером танцевали в мраморных залах Двора горгулий только вчера. Тогда там царили смех, радость, мощь и красота. Произнеся слово «красота», она делает паузу и улыбается мне. Затем машет рукой, и пещера вокруг нас превращается в огромный бальный зал, полный женщин в ярких платьях и мужчин в богатых туниках. Сам зал сияет белизной, он почти целиком возведен из белого камня – белый мраморный пол, белые алебастровые колонны с барельефами в виде лиц горгулий и белые каменные стены, увешанные пейзажными гобеленами в оттенках белого и кремового цветов, в которые вотканы золотые нити. Больше всего мне нравится тот, на котором изображен белый водопад, усеянный золотыми цветами. В центре зала стоит огромный длинный стол, уставленный роскошными блюдами. Жареные куры, запеченная рыба, деревянные блюда с хлебом и сырами. Огромные тарелки с фруктами – персиками, виноградом, яблоками, гранатами, инжиром и какими-то другими, которых я прежде никогда не видела. Вокруг стола толпятся мужчины и женщины, они едят, пьют и смеются. В конце зала находится что-то вроде танцпола, там играют музыканты и танцуют люди. Здесь я вижу Кровопускательницу, одетую в богатое темно-красное бархатное платье, его шлейф скользит по полу. В ее ушах сверкают рубины, они же украшают ее шею и тиару. Она смеется, глядя на Алистера, который кружит ее в танце. Он облачен в белую тунику, расшитую золотыми нитями, а на его голове красуется корона, как две капли воды похожая на ту, которая сейчас вытатуирована на моей ладони. – Этот Двор прекрасен, – выдыхает Мэйси, и все мы смотрим на эту картину, как загипнотизированные. – Это была церемония нашего сопряжения, – говорит Кровопускательница, и в ее голосе и в ее глазах есть что-то такое, что заставляет меня смотреть на нее, а не на разворачивающуюся перед нами сцену. – Это был невероятный день. Все явились, чтобы отпраздновать вместе с нами, и остались на три дня. Тогда я впервые увидела стольких горгулий сразу – думаю, так было и для других гостей, не состоявших при Дворе горгулий. Включая вашего отца. – Она поворачивается к Джексону и Хадсону. – В тот вечер он и задумал их убить. Но тогда мы этого не знали. Она сжимает кулак, и сцена исчезает. Воцаряется мрак, разражается гроза. Сверкают молнии, гремит гром, хлещет дождь, и мы вымокаем до нитки. Но все проходит так же быстро, как началось, и вскоре в камине вновь вспыхивает огонь и вмиг высушивает нас. Кровопускательница стоит в середине комнаты, одетая в то же самое темно-красное платье, в котором она праздновала свое сопряжение, а с потолка медленно падают снежинки. – Думаю, именно во время церемонии нашего сопряжения Сайрус и взревновал. Он был моей правой рукой и ярым приверженцем идеи о том, что когда-нибудь сверхъестественные существа будут править миром людей. Он был фанатиком, что, разумеется, устраивало меня, когда я тоже была зациклена на войне. Но едва я оказалась сопряжена с королем горгулий, как мои взгляды изменились. Теперь я хотела того же, что и Алистер, – мира. И Сайрус почувствовал себя преданным. Он убедил членов Круга в том, что я больше не могу быть верной Двору вампиров, что теперь я принадлежу Двору горгулий, и он был не так уж и неправ. И я отошла в сторону, объявила его своим преемником и переехала ко Двору горгулий. Я уже была беременна моим первым ребенком и хотела проводить каждую минуту каждого дня с любимым. Я могу это понять. Я сжимаю руку Хадсона. Я тоже не хочу разлучаться с моей парой. Она продолжает: – Но, Сайрус есть Сайрус, он не мог успокоиться до тех пор, пока не придумал способ разорвать договор и продолжить убивать людей. А это значило, что сначала ему нужно было уничтожить Армию горгулий. Когда она произносит эти слова, поднимается ветер и начинается вьюга. Это просто еще одна иллюзия, говорю себе я. Ветер треплет мои волосы, хлещет меня по щекам. Я смотрю на Хадсона, будто говоря: «Какого черта», – и вижу, что ветер так силен, что он смог растрепать даже его несокрушимую прическу, так что волосы полностью залепили его глаза. До сих пор я видела его таким только тогда, когда он выходил из душа перед сном, но наши с ним отношения начались совсем недавно, так что это происходило редко. С растрепанными волосами он выглядит моложе, уязвимее, и мне впервые начинает казаться, что его британская стрижка-помпадур была выбрана не без причины. Это его защитная броня – то же, чем прежде была для Флинта его фирменная улыбка. То же, что властность Джексона, которая скрывает его уязвимые места. Это странная мысль, особенно сейчас, но она потрясает меня. Да, я знаю, что у Хадсона есть уязвимые места – они есть у всех. Но, даже когда он бывает нежным, он кажется мне таким сильным, таким уверенным в себе. Убрав свои кудри из глаз и рта, я говорю, повысив голос, чтобы перекрыть вой ветра: – А что Сайрус сделал, чтобы уничтожить Армию горгулий? Возможно, это не тот вопрос, который сейчас следует задавать – правда я не знаю, какими могли бы быть правильные вопросы, – но, по-моему, это самый короткий путь к тому, чтобы узнать как можно больше как можно быстрее. – Он их отравил. – Отравил? – Чего-чего, а этого я никак не ожидала, и мне это кажется невероятным. – Но их же тысячи. Как же ему удалось отравить всех? – Разумеется, с помощью магии, как же еще? – отвечает она, и ветер стихает. – В то время Сайрус обладал способностью контролировать энергию. Он мог направлять потоки энергии и даже магии. Моя сестра, также желавшая, чтобы горгульи исчезли, чтобы получить возможность уничтожить всех сверхъестественных существ, предала меня снова. Она рассказала Сайрусу, что горгульи могут общаться друг с другом телепатически – а значит, их всех связывает единая волшебная нить – и дала ему яд, которым отравила Чашу жизни. Яд, убивающий богов. Так что у них не было ни единого шанса. Она замолкает, и ее глаза стекленеют от непролитых слез. У меня все сжимается внутри. То, что она собирается сказать, будет ужасно, раз уж это может вызвать слезы даже у нее. – Адрия привязала дар Сайруса к этому яду, так что сам он мог пить его без вреда для себя. И тогда он укусил паренька-горгулью, слишком юного, чтобы он мог себя защитить, и использовал свой дар, чтобы пустить яд по волшебной нити… – И отравил всю их армию разом, – заканчиваю я, чувствуя, как меня пронизывает ужас. – Да, он отравил всех горгулий до одной, даже детей, – отвечает она, и в этот миг ее глаза полны одновременно и вихрящейся силы, и безграничного отчаяния. – Значит, поэтому в мире не осталось горгулий? – спрашивает Мэйси и, встав, подходит ко мне и сжимает мою свободную руку. – Потому что Сайрус убил их всех? – Он не убил их, – поправляет Кровопускательница. – О, он пытался, но было кое-что, чего он не учел. И, видя, как сжались ее зубы, каким пронзительным стал ее взгляд, я понимаю, чего не учел Сайрус. – Он недооценил вас. Она улыбается мне, и в этой улыбке читается лютая ярость. – Он забыл, что я не просто вампир. Я Богиня хаоса. Глава 46. Список гостей на день Благодарения вышел из-под контроля – Но я думала, что он все-таки смог уничтожить их, – вступает в разговор Иден. – Поэтому-то существование Грейс так всех и удивило. Потому что она единственная горгулья, родившаяся за последнюю тысячу лет. – Это не значит, что те горгульи, которые жили прежде, мертвы, – говорит Кровопускательница. – Мы видели их двор, – возражает Джексон. – И там никого нет. Он полностью разрушен. – Исчезнуть еще не значит умереть. – Кровопускательница смотрит в глаза Хадсону. – Думаю, ты должен это понимать, как никто другой. – Выходит, дар Сайруса – это не вечный укус? – спрашивает Хадсон, подняв одну бровь. Кровопускательница картинно закатывает глаза. – Вечный укус? Твой отец всегда был склонен к театральным эффектам. Нет, его дар заключается не в этом. Этот укус аккумулирует в себе тот яд, который остался в его теле. Что-то в этой истории кажется мне странным. – Но как Сайрус сумел отравить горгулий, как он смог направить яд, если на них не действует магия? – Горгульи были созданы, чтобы направлять энергию. Вы природные проводники. И Сайрус просто использовал ваш дар против вас самих. Как я уже говорила, этот яд предназначен для того, чтобы убивать богов, так что нетрудно отравить им какую-то горгулью. – Она пристально смотрит на что-то поверх моего плеча, погруженная в свои мысли. Флинт прерывает свое сердитое молчание. – Но его укус не убил Грейс. Она в полном порядке. Кровопускательница вмиг переводит взгляд на меня. – Король вампиров укусил тебя? Когда? – В ее голосе звучит такое волнение, какого прежде я никогда у нее не наблюдала. – Пару месяцев назад. – Моя рука инстинктивно тянется к маленькому шраму на шее, о котором я обычно стараюсь не думать. – Когда я стала королевой горгулий. Ее глаза загораются тем же ярким изумрудно-зеленым светом, который исходит от нити, соединяющей нас. – Тогда он, должно быть, знает, кто ты, раз вкусил твое волшебство. Мне становится не по себе от мысли, что Сайрус «вкусил» меня. Какая гадость.