– Это еще что? – рычит Хадсон. Я хочу сказать ему, что не имею ни малейшего представления, когда потолок наполовину обрушивается прямо у меня на глазах, первый из обломков скальной породы разрушает одну из парящих в воздухе рун, и наш магический круг сразу же гаснет. Ветер проносится по всей комнате, и все разлетаются в стороны. Мэйси отлетает, Мекай пытается поймать ее, но их обоих с силой швыряет в ту стену, где раньше находился камин. Флинт падает навзничь. Джексон использует свой телекинез, чтобы не дать Иден удариться о другую стену, но он и сам едва стоит на ногах. На нас сыплются острые сосульки и тяжелые камни, и я убеждена, что сейчас мы все умрем – что моя неспособность контролировать мою силу вызвала такой грандиозный обвал, что его не смогут пережить даже сверхъестественные существа. От этой мысли меня охватывают ужас и чувство вины, мои колени подгибаются, и меня накрывает паника. Я изо всех сил стараюсь подавить ее – сейчас мне никак нельзя поддаться панической атаке, – но это нелегко. Тем более, что я вызвала ее сама – я и эта клятая зеленая нить. Клянусь, если это будет зависеть от меня, я никогда больше к ней не прикоснусь. – Все образуется, – шепчет Хадсон, уткнувшись лицом в мою щеку, пока продолжается камнепад. – Это не твоя вина. – Да нет же, моя, чья же еще, – возражаю я, прильнув к его твердой груди и пытаясь унять дрожь в коленях. – Нет, ты не виновата, – настаивает он. – Ведь никто не умеет ездить на велосипеде, когда садится на него в первый раз. Части меня хочется сказать ему, что он ошибается, что использование зеленой нити ничем не отличается от использования всех остальных нитей внутри меня, но мы оба знаем, что это не так. Эта зеленая нить – нить полубожества – не похожа ни на что из того, чего я касалась прежде. Не похожа ни на что из того, что я чувствовала прежде. Именно сознание этого в конце концов успокаивает мои нервы и сорвавшееся с цепи сердце и позволяет мне преодолеть дрожь в коленях, пока я делаю несколько медленных вдохов и долгих выдохов. Потолок перестает трещать, сосульки перестают падать, разлетающиеся обломки замирают на земле. Когда оседает пыль – вернее, осколки льда, – Хадсон наконец отстраняется от меня. Должно быть, он испепелил все большие камни и ледяные глыбы, которые сыпались на нас, поскольку вокруг нет валунов, только сверху продолжают тихо сыпаться снежинки. Я вижу, что пещера Кровопускательницы лежит в руинах. А Флинт со всех сторон окружен огромными сосульками, имеющими по-настоящему угрожающий вид. – О боже! – восклицаю я, подбежав к нему. – Прости, прости. Ты в порядке? – Должен сказать, Грейс, что ты обрушила их метко. И слава богу, что так. – Он берет две самые большие сосульки, лежащие на земле вокруг него, и легко обращает их в пыль, затем делает то же самое с остальными. – Еще немного, и такая сосулька проткнула бы меня насквозь. Он произносит это шутливо, но я во все глаза гляжу на последний ледяной кинжал, упавший всего в нескольких дюймах от его бедра. Мне становится не по себе, когда я осознаю, что одна из этих сосулек могла легко убить его, и это была бы моя вина. Ведь я не смогла держать под контролем ту силу, таящуюся в зеленой нити, я попыталась пустить ее в ход, хотя знала, что не готова. Должно быть, все эти мысли ясно написаны на моем лице, потому что Флинт тихонько толкает меня в плечо. – Да ладно, все путем, – говорит он. – Я крепче, чем выгляжу – ведь я как-никак дракон. – Но ты же мог… – Но этого не произошло. – Он широко улыбается мне. – К тому же разве ты не слышала? Драконы практически несокрушимы. – Ключевое слово здесь «практически», – замечаю я. – Не бери в голову, Грейс. Со мной все в порядке. – Я знаю, что на моем лице по-прежнему написано сомнение, потому что он говорит: – Клянусь. – Кому ты клянешься? – спрашиваю я. – Богине хаоса? Он смеется. – Нет, она знает, что я ей не поклоняюсь. Я едва не давлюсь смехом, оглядывая пещеру и проверяя, слышала ли Кровопускательница его слова. – И что же нам делать теперь? – спрашивает Мэйси, когда Мекай помогает ей встать. Ее глаза округлены, огненные волосы растрепались. – Бежать? – предлагаю я только наполовину шутя. Вряд ли Кровопускательницу может устроить то, что я сделала с ее пещерой. Однако она, как ни удивительно, подходит ко мне и говорит: – Есть такие вещи, от которых невозможно сбежать, Грейс. И к ним относится твоя сила. Затем машет рукой, и ее гостиная принимает свой первоначальный вид. – Значит, вот как? – Иден оглядывается по сторонам. – Один взмах вашей руки, и все опять выглядит отлично? – Да, именно так, – соглашается Кровопускательница, также оглядевшись, на лице ее читается удовлетворение. – Хотя, по-моему, «отлично» – это слабо сказано, ты не находишь? – А я-то думал, что она, напротив, выразилась слишком сильно. – Эти слова произносит незнакомый мужской голос, причем очень и очень сердитый. – Хотя мы с тобой редко в чем-то соглашаемся, не так ли, Кассия? Глава 50. Думал, ты в сказку попал? Я смотрю на Хадсона и Джексона и одними губами произношу: – Кассия? – Но видно, что они так же озадачены, как и я – Джексон качает головой, а Хадсон небрежно пожимает плечами, – после чего мы все поворачиваемся к обладателю этого голоса, эхо которого все еще отражается от стен пещеры. Я потрясена. Потому что голос принадлежит высокому взбешенному старику в ярко-бирюзовых пляжных шортах, темно-синих ластах и солнечных очках с линзами ярко-синего цвета. Волосы у него точно такие же, как у Эйнштейна – длинные, серебристые, небрежно зачесанные назад, в ушах серьги, в сосках – ничего себе – пирсинг, а на одной руке красуется большая татуировка, изображающая лестницу, которая проходит над водой и ведет к затейливым полуразрушенным напольным часам. И вид у него при этом совершенно разъяренный. – Не вини меня, Джикан, – говорит Кровопускательница – Кассия? – скучающим тоном. – Трудно воспринимать тебя всерьез, когда ты так упорно везде демонстрируешь соски с пирсингом. – Я же был на пляже, – отвечает он, показывая на маску для подводного плавания и трубку, словно мы могли не заметить его пляжные шорты и ласты. – На Гавайях. Впервые за пятьсот лет. – Тогда мы не станем задерживать тебя. – Она закатывает глаза – Я уверена, что у тебя там есть захватывающие занятия, например, подсчет песчинок на берегу. Он щурит глаза. – Я плавал с маской и трубкой. Там были кораллы. И чудесные рыбки. И дельфин. – В таком случае я не понимаю, почему ты пребываешь в таких расстроенных чувствах. – Кровопускательница смотрит на него с такой насмешливой улыбкой, какой я прежде у нее не видела. – Ведь в глубине Сахары такого не увидишь. – Да, не увижу, – выдавливает он из себя. – К этому-то я и веду. – Тогда тебе надо брать отпуск почаще, – невозмутимо говорит она. – Надо думать, это улучшило бы твое настроение. – Да, но нельзя же нам всем бездельничать целыми днями в наших личных ледяных пещерах, придумывая способы надуть вселенную, ты не находишь? У некоторых из нас есть настоящая работа, которую нужно делать. – Он усмехается, подойдя ближе. – Благодаря таким, как ты. – Вообще-то никто не просил тебя о помощи. – Кровопускательница делает несколько шагов к нему, и я думаю, что эти двое сейчас похожи на парочку профессиональных стрелков на Диком Западе, готовящихся затеять перестрелку. Если бы они вдруг выхватили пистолеты и нацелили их друг на друга, я бы ничуть не удивилась. – Может, ты меня о ней и не просила, – говорит он, хмуро оглядывая комнату, которая снова выглядит безупречно, – но она тебе определенно нужна. С этими словами он опускает руку в карман своих ядовито-бирюзовых пляжных шортов. Я готовлюсь к тому, что сейчас он достанет какое-то оружие, и по тому, как Хадсон заслоняет меня, видно, что он думает о том же. Но вместо этого Джикан вынимает золотые старомодные карманные часы. Самые что ни на есть настоящие – с цепочкой и затейливо украшенной крышкой. – О, я понял, – говорит Флинт. – «Джикан» – это по-японски «время». Клево. – Довольно разговоров. – Джикан поднимает свои часы. – Вот вам хорошая идея: почему бы нам одним выстрелом не убить два вопроса? – Думаю, вы хотели сказать – «двух зайцев», – поправляет его Флинт. Джикан поворачивается к нему, подняв брови над краями своих солнечных очков. – Эта поговорка, – поясняет Флинт – и надо отдать ему должное, ничуть не смущается, несмотря на весьма грозный взгляд Джикана, – звучит по-другому. Одним выстрелом убить двух зайцев, а не два вопроса. – Ну, разумеется, дракон считает, что мы должны убить двух зайцев. Это ваш ответ на все. Хотя я не понимаю, что вы имеете против зайцев. Ведь, если подумать, это такие безобидные существа. У Флинта округляются глаза. – Я не… Я не говорю, что мы должны убивать… – Перестань болтать. У меня от тебя болит голова. – Джикан переводит взгляд на меня. – Ты уже закончила? Закончила? Да ведь я еще и не начинала. – Почему вы говорите так грубо… – Почему ты задаешь так много вопросов, каменная малявка? – парирует он. – Для куска скальной породы ты слишком любопытна. – Для куска скальной породы? – возмущенно повторяет Джексон. – Какого черта… – Заткнись, несчастный гот. Никто не хочет слушать тебя, и ни у кого нет времени на очередную твою истерику. Не знаю, чем именно давится Джексон: своим возмущением или слюной, но в любом случае звук, который он издает, напоминает нечто среднее между криком умирающего носорога и брачным зовом бегемота. – Извините? Что вы сказали? Джикан сощуривает глаза.