– И моральный, – кивнула Шейна. – Лишь мы имеем право их судить, наказывать и поощрять. Сама понимаешь, нельзя оставить без присмотра целый народец, хотя и маленький. Например, Храз и Сира теперь очень нескоро получат такую же чистую и выгодную работу, и про их недостойное поведение уже знают все родичи. – Не слишком сурово? – засомневалась я. – Иначе нельзя. Они ведь учатся всем уловкам и хитростям не у нас, а у жителей ближайших городков и сел, и если не наказать хоть одного, то завтра же эту лазейку используют другие. Да и не настолько оно жестокое, как приговоры в обычных судах. У нас нет ни казни, ни телесных наказаний, ни тюрем, ни принудительных работ. Только всеобщее порицание, и поверь, второй раз Сира не решится влезть в сундук подопечного и в одиночку съесть приготовленные тому в дорогу орешки. – Кто тебе сказал про орешки? – вытаращила я глаза. – Сами денгулы, – улыбнулась шеосса. – Я же говорила, врать нам они не могут. – Так дед летит с денгулами? – Нет. С ним отправился Санс. По нашим сведениям, секретарь Рэйльдса стал за эти годы довольно сильным магом. И поскольку он безвыездно живет в том замке, то вполне может считать себя его хозяином. Бывали и такие случаи. Ну, раз с Бесом отправился один из старых шеоссов, я могу быть спокойной, никакому секретарю там не выстоять. По своим все растущим способностям сужу. Но почему же на душе так тревожно, как перед экзаменом?.. Вроде все знаешь, выучил все, что можно, и преподаватели попались не такие гады, как рассказывают почти все бывшие студенты. В час откровения, разумеется. А на сердце все равно тягостно, как в самый пасмурный день. – Варья, – осторожно окликнула меня княгиня, – ты что-то чувствуешь? – Нет. А должна? – вскинулась я. – Не должна, – покачала она головой. – Но иногда бывает. Твой дед ведь ментал, могла и тебе перепасть эта способность, хотя бы не вся, лишь какая-то грань. – А можно поподробнее про способности для отсталых путешественников по чужим мирам? – Ты уже считаешь тот мир чужим? – Нет, и никогда не смогу. Это как отчий дом, теперь я особенно четко понимаю значение этих слов. Можно даже сказать, чувствую их вкус и запах. Это место, где тебе было тепло и уютно, где пахло пончиками и борщом, где в углах спальни прятались сказочные звери, на окнах цвели ледяные узоры, а на Новый год приходил Дед Мороз и шутил голосом Беса. Но теперь все изменилось, и там для меня больше нет места, нужно искать его в этом, недружелюбном пока мире. Некоторое время мы молчали, потом, припомнив ее слова, я решила проявить настойчивость: – Шейна, так про какие грани ментальных способностей ты говорила? – Про неизведанные, – неожиданно печально проговорила она. – Так уж вышло, что эти способности – самые неизученные и загадочные. Маги-менталисты предпочитают своих тайн не раскрывать, но из трудов исследователей известно, что именно эта способность как никакая другая многогранна и многоцветна. Чтобы тебе было понятнее, у нас есть таблицы и графики, где каждому умению отведен свой цвет и каждой его ступени присвоен собственный оттенок. Так вот, фиолетово-сиреневая таблица ментальных способностей – самая длинная, и в ней больше всего нюансов. А если проще – один чувствует любое настроение собеседника, другой – только нежность, третий – лишь вспышки ярости… ну и так далее. – А тренировать можно? – Разумеется, но нужно сначала разобраться, что именно развивать. Предчувствие или умение повелевать, способность очаровывать или слышать эмоции людей, только близких или всех, ну и сотни разных других граней. – Понятно. – Я с тоской посмотрела на море, сливающееся на горизонте с небом, и тихо вздохнула. Мне пока даже на пляж сбегать нельзя из-за проклятой бабушки. Шейна просила быть предельно осторожной и далеко от нее не отходить, потому что у Клаурта очень широкие возможности. Вот не зря, едва узнав о том, как эта Дуся обошлась с дедом, я ощутила к ней стойкую неприязнь. Во мне давно и прочно проросло презрение к пронырливым акулам, готовым нагло лезть по чужим головам и бесстыдно ломать судьбы ради обладания успешными мужчинами. И как выяснилось, не зря я к ним так относилась: как знала, что моя собственная жизнь будет зависеть от желаний и амбиций пройдошливой старушки. – О чем ты так тяжело вздыхаешь? – не выдержала Шейна. – Думаю, сколько нам еще ждать. – До обеда самое малое, – заявила она. – Можно попытаться научиться какому-нибудь заклинанию. – Дед запретил заниматься магией без него. Оказывается, есть два способа. Интуитивный – представить результат и искренне пожелать. И автоматический – связать определенные слова и магическое действие и повторять много раз, пока они не сольются в памяти в устойчивый стереотип. – Рэйльдс считает, что лучше первый способ? – Его учили по второму, но потом он постепенно дошел до первого и за годы, проведенные на Земле, составил таблицу, в каком случае какое заклинание даст больший эффект. И я с ним согласна… да и настроения никакого нет. Муторно мне как-то, хочется погулять. Жаль, нельзя в город сходить. – Кто сказал, что нельзя? – изумилась Шейна. – Можем прямо сейчас сбегать. Там на окраине у нас есть домишко, до него в шубе, как ты говоришь, доберемся за пару минут. – Так чего же мы тогда сидим? – мгновенно набросила я защитную зеленую шкуру. – Записку Хаттерсу оставим и пойдем, – черкая что-то на листке, усмехнулась княгиня, а через несколько секунд, так же стремительно превратившись в шеосса, первой спрыгнула с веранды. Глава двадцатая Мы мчались по совершенно диким зарослям, и, стараясь не отстать, я думала только об одном: как бы не напороться глазом на сучок. Ведь других уязвимых мест в этом облике у меня вроде нет. Но вскоре подметила странную деталь и поняла, как напрасно беспокоилась. Мелкие ветки заранее отклонялись с моего пути, а крупные зеленая туша, в которой я чувствовала себя как в скафандре, обходила с грациозностью талантливого танцора. Мне самой оставалось задавать темп послушно двигающимся ногам и не терять из виду мелькавшую впереди зеленую тень. Наслаждаясь этим невообразимым ощущением полета сквозь кусты и заросли огромных сорняков, я едва не пропустила момент, когда мы проскочили в узкую калиточку, но все же успела притормозить. Шейна одним вальяжным движением сняла шкуру шеосса, и я на пару секунд замерла, изучая ее новый образ. Теперь княгиня выглядела лет на тридцать, не старше, и надетое на ней платье было вовсе не тем простеньким, полотняным, в котором она гуляла с утра. Сейчас Шейна щеголяла шелковым бежевым нарядом с оборками и кружевами, на ее голове красовалась кокетливая соломенная шляпка с легкой вуалью, а на локте висела плетенная из серебристой соломки ажурная корзиночка. – Ну, сама придумаешь платье или мне доверишь? – Сама, – буркнула я, убирая шкуру и оправляя подол голубого поплинового платья с вышитыми на подоле и груди незабудками. Точно такое, только чуть покороче, было когда-то у женщины, ставшей мне настоящей бабушкой, и все эти годы я хранила его как память. – Какие нарядные цветочки, – присмотрелась Шейна и, небрежно добавив мне шляпку и кружевную накидку, объявила: – Идем гулять. Но не успели мы сделать и пяти шагов, как кусты за оградой зашуршали, и в калитку вломилась увесистая черная торпеда. И пока я, застыв столбом, мысленно ругала себя за непредусмотрительность, следом пулями посыпались провожающие помельче. – Хорошо они бегают, – невозмутимо заметила княгиня, но в ее голосе звенело веселье. – Проверяешь? – Учу понемножку, – коротко ответила она. – Ну да, за тех, кого приручили, мы всегда в ответе, – буркнула я отстраненно, мысленно приказывая питомцам вернуться в поместье и ждать меня там. – Мудрые слова. – Не мои. Идем? Город оказался не таким уж большим, просто растянутым вдоль основных дорог. Особенно привольно раскинулись зажиточные дома с садами и лужайками. Мы не спеша шли мимо, и Шейна рассказывала обо всем и обо всех, кто встречался на пути. Я внимательно слушала, задавая вопросы и находя множество совпадений с жизнью в другом мире. Однако и различий было не меньше. Например, никто здесь не ходил к морю покупать у рыбаков свежий улов. Просто еще с вечера бросали в особое отделение собственного почтового ящика записку и утром забирали от калитки или крылечка накрытую крышкой корзинку. – А оплата? – Раз в декаду приходит приказчик со счетом, и можно рассчитаться или взять отсрочку, если денег пока нет. – А если они не появятся? – Больше никогда не попробуешь рыбы. А возможно, и других продуктов, обычно каждую улицу обслуживает владелец крупной лавки. Неторопливо, прогулочным шагом, мы добрались до центра города, и, рассматривая выставленные в витринах товары, я вдруг заметила, что большинство народа идет и едет в одну сторону, вниз, к морю. – Шейна, а куда это они? – Сейчас. – Княгиня махнула рукой, и к нам подкатила открытая коляска. – Скоро придет шхуна «Надежда» с исцеленными, – пояснила она, едва мы устроились на мягкой скамейке и экипаж устремился вперед. – Это значительное событие для городской публики. Ожидающие возвращения родственники уже стоят на причале с цветами и носильщиками, а любопытные занимают места на набережной. А как только исцеленных переправят на берег, начнется погрузка новых пациентов. Многие мечтали бы оказаться на их месте, но не у всех хватает денег. Ты еще не передумала ехать к пристани? – Нет, – сам вырвался ответ. Хотя я вовсе не любительница душещипательных сцен и всегда смущаюсь, случайно подсмотрев чью-то трогательную встречу или печальное прощание. Но сегодня мне почему-то очень хотелось увидеть своими глазами это судно, единственное, как объяснила Шейна, имевшее право приставать к острову Тегуэнь. Лишь магистры совета и их секретари и помощники добирались туда на аржаблях, иначе и нам пришлось бы почти полсуток качаться на волнах. Добравшись до причала, я поняла, почему Шейна взяла коляску. За дополнительную монетку возчик доставил нас не до лестницы, по которой неспешно спускался к причалу народ, – по объездной дорожке мы проехали на заваленную бочками, ящиками и тюками грузовую площадку, где суетились портовые грузчики и тележечники. Там княгиня облагодетельствовала монеткой еще одного пронырливого субъекта, и он ловко провел нас к служебному проходу на пристань. Здесь было тихо и спокойно, но в теплом, пахнущем рыбой и водорослями воздухе чувствовалось напряжение и даже тревога. – Не все увезут отсюда исцеленных родичей, – тихо просвещала меня княгиня. – Некоторым не повезло, но это станет ясно только после прихода «Надежды». Вот это – самое мерзкое в поступках Клаурта, он постоянно поднимает цены и приказал безжалостно выгонять всех, у кого не хватает на операцию. Целители, конечно, пытаются бороться, иногда даже сами тайком собирают недостающее, но он умудряется все разнюхать и наказать бунтарей. – А я ненавижу всех проныр вроде моей бабки, – яростно процедила я, не в силах справиться с подступающим гневом, – считающих себя вправе судить, поучать и наказывать всех вокруг, независимо от их значимости как личностей. – Мне кажется или тебя и в самом деле тянуло именно сюда? – озабоченно пробормотала вдруг Шейна. – Скажи, что ты ощущаешь? И готова ли отправиться в поместье немедленно, не дождавшись шхуны? – Да легко, – буркнула я, ошеломленная ее предположением, и, развернувшись, направилась прочь, с изумлением чувствуя, как мое настроение портится с каждым шагом. Словно оставляю тут неоконченное дело или потеряла ценную вещицу, но так и не нашла… – Вот именно, – прокомментировала княгиня мой огорченный вздох. – Поздравляю, у тебя пробудилась родовая способность.