Часть 44 из 212 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— И чего же я обещал, позволь узнать? — расставляет руки в бока Терренс.
— Обещал привлечь помощь полиции! — Ракель разводит руки в стороны. — Где же твой хваленый друг из полиции, о котором ты так много рассказывал? Где он? А? Что-то я ни разу с ним не общалась и даже в глаза его не видела!
— Тебе все равно уже ничего не поможет! — грубо заявляет Терренс. — Хоть привлеки к этому делу всю полицию Америки! Ты ничего не сможешь изменить!
— Да? А может быть, ты и вовсе не общался с ним? Вдруг ты хочешь, чтобы я так и погрязла в своих проблемах?
— Мне чихать на все твои чертовы проблемы. ЧИХАТЬ! АБСОЛЮТНО!
— Ах, теперь тебе уже чихать!
— Почему я, твою мать, должен интересоваться делами той, которая НИ РАЗУ не поинтересовалась моими? — возмущается Терренс. — Ты, твою мать, принцесса что ли? Принцесса, которой все обязаны? Что тебе надо? Поклониться? Ручку поцеловать? Что?
— И неужели ты поклонишься?
— Тебе? — Терренс быстро окидывает Ракель презрительным взглядом. — Нет! Ты не заслуживаешь этого!
— Ну ничего, МакКлайф, ничего, — уверенно говорит Ракель. — Не надо больше переживать. Я как-нибудь сама разберусь со всеми своими проблемами. И больше ни на кого не рассчитываю.
— Хотел бы я посмотреть, как ты решишь свои проблемы.
— Вот и смотри!
— Кстати! А где же твой дружок из полиции, о котором ты так много говорила? Тот, который, как ты сказала, был влюблен в тебя! Где он? Мне помнится, ты говорила, что он скоро вернется в Нью-Йорк и позвонит тебе. Однако этот человек уже неизвестно сколько дней и недель не дает о себе знать и явно не волнуется за тебя.
— Тебя это, твою мать, не касается, козел!
— Может быть, ты тоже с ним не общалась и хочешь пустить все на самотек? Признайся, что тебе нравится быть во всем этом дерьме и доводить себя до отчаяния!
— Совсем что ли тронулся умом?
— Скажи, что тебе не нужна ни чья помощь, и тебя все устраивает.
— Да как… — Ракель широко раскрывает рот. — Да как ты смеешь говорить мне об этом?
— Не зря же ты всю свою жизнь разгребаешь какое-то дерьмо и никак не можешь жить спокойно, — уверенно отвечает Терренс.
— Я не виновата в том, что моя жизнь такая сложная!
— А кто виноват?
— Не знаю!
— Если бы ты хотела, то уже давно покончила со всем этим дерьмом и жила бы спокойно.
— Моя жизнь была бы спокойной, если бы ты и этот подонок Рингер не решили бы испортить ее, — грубо заявляет Ракель. — Я бы жила ОЧЕНЬ хорошо и не страдала так, как страдаю сейчас.
— Ладно, тебе нравится жить в этом дерьме, но какого черта ты приплетаешь к нему всех нас? Какого, твою мать, хрена?
— Это не моя вина!
— Нет, дорогуша, как раз твоя! Ты знала, что мы все в опасности! И понимала, что подставила всех нас!
— Я никого не подставляла!
— Да конечно! Этот подонок раздает угрозы налево-направо, звонит на наши номера, которые он откуда-то выкопал, грозится едва ли не приехать к нам домой, посылает своих дружков следить за нами и нашими домами…
— А я тут причем?
— Очень даже причем! Это ведь твоя работа! Ты сама и дала Саймону все эти данные!
— Ты с дуба рухнул вниз головой? Вообще слетел с катушек из-за своих психозов?
— Вот и объяснение тому, почему эта сволочь может легко манипулировать нами, когда захочет. Почему нам всем приходиться жить в страхе и бояться, что с нами может что-то случиться.
— Хочешь сказать, что я разыгрываю драму? — удивляется Ракель. — Что я типа хочу уничтожить всех своих близких, но строю из себя жертву, чтобы никто не подумал, что это все моя вина?
— А я не удивлюсь! — Терренс расставляет руки в бока. — Ты ведь больная. Больная истеричная дура, которая смеет обвинять других в своих делишках.
— Если кого и винить, то только Рингера. — уверенно говорит Ракель.
— Да? А как же Наталия? Уже забыла, что ты сделала с бедной девушкой?
— А, ты про эту предательницу. Которая прикидывалась моей подругой и мечтала о мести.
— Как ты, мразь, посмела обвинить ее в том, чего она не делала? — Терренс ехидно усмехается. — Это надо же было обвинить ее в том, что она дала Саймону адрес моей матери и все наши контакты.
— Что, эта белобрысая крыса все тебе рассказала?
— Да, рассказала! Рассказала, до чего ты докатилась!
— Еще одна сообщница Рингера. Помогает тебе и этому ублюдку портить мне жизнь.
— Наталия ни в чем не виновата! — громко возражает Терренс. — Она — человек, преданного которого я еще никогда в жизни не встречал.
— О, она, значит, у нас преданная… СОБАЧКА, ТВОЮ МАТЬ!
— Как ты только посмела заявиться к ней домой и заявить такое? Да еще и подралась с ней! Надавала ей кучу пощечин, избила ее, оттаскала за волосы… Оскорбляла ее, унижала…
— Эта тварь получила то, что заслужила! — без сожаления уверенно заявляет Ракель.
— Ты хоть знаешь, что бедняжка почувствовала в тот момент, когда услышала в свой адрес эти ложные обвинения в том, что сделала ты?
— Мне чихать, что эта стерва почувствовала! Мне чихать на все. Что происходит с этой проституткой, которая спала уже с сотней мужиков!
— Не смей так говорить про нее!
— Что хочу, то и говорю!
— Жаль, что тогда рядом не было никого, кто позвонил бы в дурку и попросил забрать тебя с собой. Чтобы тебя нарядили в смирительную рубашку и напичкали успокоительными. И заперли где-нибудь, где ты никому не сможешь причинить вреда. Кроме самой себя.
— Саймон сам все мне рассказал! И доказал, что эта тварь притворялась моей подругой и планировала месть только потому, что она завидовала моему успеху.
— Ах, это Саймон ей сказал! — закатив глаза, презрительно ухмыляется Терренс. — Это Саймон сказал, что Наталия якобы мстила тебе из-за твоей успешности!
— Да, ОН!
— С чего бы ей мстить психованной эгоистке, которая ничего не добилась в своей жизни? Которая не умеет ничего, кроме как вилять задницей на подиуме и красоваться перед камерой в трусах и лифчике!
— Да, а ты прямо-таки добился всего-всего на свете! Ни черта ты не добился! Не говоря о любви жалких малолеток, которые уже давно нашли себе новых кумиров! Любви малолеток, которые запали на тебя только лишь потому, что ты много лет бегал полуголым перед камерами и изображал из себя секс-героя.
— Меня знают ВСЕ!
— Да что ты говоришь?
— Я ГОРАЗДО успешнее тебя!
— Ничего, МакКлайф, очень скоро от твоей известности ничего не останется. Однажды даже соплячки потеряет к тебе интерес. Потеряют его так же быстро, как он и появился.
— О да, а ты у нас, твою мать, звезда мирового масштаба, которую знают все вокруг!
— Вот меня как раз знают абсолютно ВСЕ! И дети, и взрослые! И мужчины, и женщины!
— Не льсти себе, дорогая моя. Ты знаменита только лишь среди сопливых подростков. Которые видят в тебе лишь сексуальный объект. Но гонора у тебя столько, как будто ты известна во всем мире и сделала кучу великих дел, благодаря которым тебе можно ставить памятник!
— У меня все еще впереди!
— Тебе корону-то не слишком сильно жмет, принцесса ты наша? А? А под ноги ты хотя бы иногда смотришь?
— Что, неудачник, завидуешь моему успеху? Пока я снимаюсь для журналов и участвую в модных показах, ты шляешься непонятно где и ничего не делаешь. Только лишь мечтаешь о том, чтобы стать известным музыкантом. Песенки которого и даром никому не нужны! Ты все это время отчаянно пытался — или делал вид, что пытался — сделать все, чтобы вернуть былую славу, но у тебя ничего не получается. Потому что ты никому не нужен. Никто не клюет на твое типа роскошное тело.
— Ха, да я буду намного известнее тебя! — презрительно усмехается Терренс. — Я нахожусь в кругах знаменитых людей намного дольше тебя. И знаю гораздо больше людей, чем ты встретила за всю свою карьеру.
— Да про тебя уже никто давно не вспоминает! Спроси любого, кто такой Терренс МакКлайф, и никто не сможет ответить.
— Я ЗНАМЕНИТ! — вскрикивает Терренс. — И ЛЮБИМ ВСЕМИ ЛЮДЬМИ НА СВЕТЕ!
— Единственное достижение, которым ты можешь гордиться, — это главная роль в сопливом кино, о котором сейчас уже никто практически не вспоминает. Ну и еще можно отметить неоднократное раздевание перед камерами. На радость всем соплячкам на свете!