Володя послушно сунул в нагрудный карман телефон. – До свидания! – Да будет оно нескоро! – Старик рассмеялся, как сухой горох рассыпал. Володя прошел несколько шагов и обернулся. Сквер был пуст. Вдалеке, над конной статуей императора, летела большая птица, поднималась все выше, таяла в утренней дымке. Вокруг снова грохотали машины, но комаромух не было слышно. Когда он входил во дворец своего тезки, то уже сомневался, видел ли он старика, или это была его фантазия, одна из сказок, которые он сам себе сочинял. Весь день он провел один. Работники Дома ученых еще в июне ушли в летние отпуска, и даже завхоз Антонина Петровна сегодня не явилась. В огромном пустом здании отовсюду слышались легкие скрипы, шорохи и шелест, изредка тоненько свистели-звенели английские часы в углу. Казалось, что дом заснул, и похрапывает, и посвистывает во сне. Володя включил компьютер и сел играть. Он любил быть один. Он сидел и играл, изредка взглядывая на большой монитор сбоку, где видны были коридоры и комнаты, смутные, как в старом черно-белом кино. Игра увлекла его, и он не заметил, как открылась и закрылась дверь на втором этаже и тень скользнула в малиновую гостиную. Глава 34. Встреча Резные английские часы в прихожей Дома ученых пробили десять вечера. В тишине пустого здания Антонина Петровна расслышала их легкий полусвист-полузвон, проходя по коридору второго этажа. Сотрудники в июне ушли в отпуск, и только Антонина Петровна и Володька-охранник по-прежнему являлись на работу каждое утро и уходили поздно вечером. Им обоим больше нравилось проводить время здесь, во дворце великого князя Владимира Александровича, чем у себя дома. Торопиться было незачем и не к кому. В последнее время Антонина Петровна стала хуже засыпать, под утро снились печальные сны: то плакала мать, то баба Нюра грозила пальцем. Сегодня приснился Мавзолей. Огромный, как египетская пирамида, ступени его покрыты выбоинами, поднимаются круто вверх, она карабкается по ним все выше и выше, до последнего порфирового уступа. И открылась перед ней безлюдная пепельная пустыня до горизонта, вокруг ничего – ни стен Кремля, ни города, только холодный ветер воет погребальную песню, от него слезятся глаза… Антонина Петровна проснулась в слезах, и весь день нескончаемые серые волны песка с гранитной пирамидой посередине не выходили у нее из головы. С сумочкой в одной руке и связкой ключей в другой Антонина Петровна вошла в малиновую гостиную, по привычке прикрыв за собой дверь. Она положила ключи на чайный столик, подошла к окну и взглянула на набережную. По ней тянулась колонна машин, а по реке – вереница катеров и прогулочных кораблей. И машины, и корабли двигались медленно, как караваны в пустыне. Солнце еще не село, и ангел на шпиле каменного корабля горел в его заходящих лучах. На серо-голубом фарфоровом небе неподвижно висели розоватые облака. Антонине Петровне показалось, что она смотрит на театральную сцену. И река, и стены крепости на том берегу, и облака, машины и корабли казались нарисованными на холсте. Облака на глазах темнели, словно в театре медленно гасили свет. Волны играли багровыми бликами. Ей стало не по себе. Вдруг сейчас чья-то огромная рука разорвет мир за окном, как бумажную декорацию, и черная бездна откроется на месте города. Она задернула тяжелую бархатную штору и повернулась. В малиновом кресле, лицом к окну, сидела старуха. Черные кудрявые волосы выбились из-под серого платка, скрюченные руки сложены на коленях, на драной юбке. Антонина Петровна вздрогнула и строго спросила: – Кто вас пустил? Охранник? Что вам тут нужно? Старая карга молчала, глаз ее было не видно под сморщенными веками. Подлец все же этот Володька, подумала Антонина Петровна. – Пойдемте со мной, – еще строже сказала она. – Здесь нельзя находиться посторонним. Мы закры… Она не договорила. Старуха усмехнулась, блеснули белые зубы, зашелестел, засвистел тихий голос, как будто птица захлопала крыльями: – Никуда мы отссюда не пойдем… Тосся. И тут Антонина Петровна разглядела руки старухи. Кривые темные пальцы заканчивались алыми длинными когтями. Двух пальцев на каждой руке не хватало. – Ссядь, Тосся… Ноги сами подогнулись, и Антонина Петровна упала на бархатный диван. Карга смотрела прямо на нее, глаза ее горели малиновым огнем. Повеяло илом, мокрой глиной и горькой ивовой корой… – Не бойсся… Ты наша, ты своя… Помоги нам, и я отвезу тебя туда, куда ты всегда хотела. Дома наши скрыты в пустыне, они ждут часа, когда ловцы соберутся со всех концов земли… Восстанут дворцы из тины и пепла, и зацветут сады, и наполнятся водой обе реки, и все вернется к тому, что было. Вспомни свое имя… Вспомни потерянный дом… он стоял в самом конце Маковой улицы, там, где начинаются поля… Вечерами ты поднималась на крышу, садилась на подушки из козьей шерсти и смотрела, как голые рабыни собирают мак в круглые корзины, а вдали по реке плывут золотые тростниковые лодки… Слезы катились из глаз Антонины Петровны. – Белое платье, – прошептала она. – Мое платье из тонкого льна, и алое покрывало с синей бахромой… Ина! Меня звали Ина… Старуха улыбнулась, блеснули острые зубы. – Родители так назвали тебя, чтобы ты была плодородной и рожала много детей, много здоровых детенышей, которых можно обменять на сапфиры, и алмазы, и тонкий египетский лен… Они нашли тебе лучшего в городе жениха, с лицом прекрасным, как луна, и сильными бычьими ногами… Счастье никогда не оставило бы вас… всех нас… Если бы… Огонь в глазах старухи ярко вспыхнул, багровый свет залил гостиную. – Если бы не они! Те, кого мы пригрели, кому дали землю и дома, и работу. Те, кого мы учили в наших школах, кого мы звали на наши праздники, кому рассказывали о мудрых звездах и великом море… Пришельцы! Она протянула вперед страшные руки-лапы и сжала когти. – Мы дали им все, но они покинули нас. Ушли и унесли наши знания, нашу удачу, запутали весь мир, всех свели с ума. Отринули наши законы и установили новые. Из-за них прилетели жаркие ветры, и пустыня поглотила поля, иссякла вода в источниках, иссохла земля… И тогда наши мудрецы послали ловцов… Времени остается мало… Мы должны успеть… Помоги нам, и я отнесу тебя домой. Там нет вонючих машин и уродливых зданий, там ветер пахнет медом, и девушки с тонкими талиями собирают мак в круглые корзины. Там тебе снова будет пятнадцать лет, и ты встретишь своего жениха… Ина упала на колени перед старухой и прижалась губами к морщинистым ледяным пальцам. – Как мне помочь вам? Как бы ни было трудно, я все сделаю, что ты скажешь! – Это нетрудно. Я научу тебя… Глава 35. Амина и Руфат Профессор Руфат Алиевич Сафаев ходил на работу и с работы пешком. Клиника была в двухстах шагах от дома, а прогуляться по набережной канала приятно в любую погоду. Особенно летом, в белые петербургские вечера. Помахивая портфелем из коричневой кожи, привезенным ему женой из поездки в венгерский санаторий, он шел и смотрел на проплывающие один за другим полные туристов шумные катера. Музыка и громкие голоса гидов ему не мешали, он к ним привык. Высокий, в меру полный, седой, но с аккуратной черной бородой, он выглядел все еще молодо, несмотря на свои шестьдесят лет. Черные глаза его не нуждались в очках, и ноги несли легко и быстро. Пациентки и медсестры кокетничают с ним, и ему это нравится, но никто из них не может сравниться с его женой. В прошлом году они отметили тридцатилетие со дня свадьбы, и он надел на ее гордую шею ожерелье из настоящих жемчужин. Заплатил за них целое состояние. Для такой жены ничего не жаль. Красавица сказочная, куда там всем актрисам до нее, таких чистых нежных лиц в кино не увидишь. И готовить умеет лучше всех, и умница, и тихая, слова поперек не скажет. А главное, родила ему чудесных детей, радость и гордость, близнецов Зару и Камиля. Отличники, спортсмены, оба учатся на врачей. Что еще нужно человеку для счастья? Профессор вошел в квартиру и крикнул: – Амичка, я дома! Тишина. Значит, она еще в своем фонде заседает, труженица. Он вымыл руки, переоделся в спортивный костюм и по длинному коридору направился в кухню. Двери в комнаты детей закрыты – они сейчас гостят у бабушки с дедушкой, родителей Амины. И заодно плавают и лазают по горам. Руфат Алиевич снял крышку с большого казана. Аромат жареной курицы, зиры, барбариса и кураги окутал его. Плов еще горячий, значит, Амина недавно ушла. Наверное, погулять – вечер сегодня теплый, наконец и сюда, на север, пришло лето. Он положил плов на красивую фарфоровую тарелку, достал из холодильника салатник с нарезанными помидорами и зеленью, налил в бокал красного вина из бутылки и сел. Поднял бокал, с удовольствием посмотрел на свет. Вино переливалось алым огнем. Поднес к губам. И услышал, как где-то в квартире негромко стукнуло, будто створка окна распахнулась или что-то упало на пол. Руфат поставил бокал на стол, встал и вышел в коридор. Явственно донесся сдавленный стон. Кто-то был в квартире совсем рядом. Он распахнул дверь в гостиную. У окна стояла женщина, вся в черном – черное платье, на голове черный платок. Он не сразу узнал жену. – Амина! Ты дома! Что случилось? Кто-то умер из родственников? Договаривая это, он подошел к ней ближе и хотел обнять ее, но она резко отодвинулась. Бледное застывшее лицо, будто слепое. Никогда раньше он не видел ее такой, и странная мысль мелькнула у него в голове: «Она ли это?» – Что случилось? – повторил он, вглядываясь в нее. – Руфат… я… больше не жена тебе. Ты должен выгнать меня из дома. Нет мне места рядом с тобой. – Что ты такое несешь! – Он испугался уже не на шутку. – Ты нездорова? Голова болит? – Я страшная грешница, я очень плохая. Нет мне прощения. Руфат похолодел. – Ты… ты мне изменила? – спросил он. Кровь прилила к щекам, ему стало жарко. Он дернул головой, как бык, которого укусил овод. – Нет, Руфат, я никогда не изменяла и не изменю тебе. Никогда не будет у меня другого. Но я недостойна быть около тебя. Ты заслужил хорошую честную жену. Профессор пришел в себя и рассердился. Он схватил Амину за плечи и притянул к себе. – Перестань говорить загадками. Что нечестного ты сделала? Потратила деньги? Разбила мои швейцарские часы? Амина вырвалась и отошла от него на несколько шагов. – Я пришла к тебе не девственницей… – Здравствуйте, я ваша тетя, как говорят у нас в России! Эту новость ты мне сообщила еще до свадьбы тридцать лет назад! И я ни разу тебя не попрекнул, потому что люблю тебя. К чему ты сейчас это вспомнила? – Потому что я солгала тебе. Сказала только половину правды… – Если хочешь рассказать, что он был не один, то прошу, избавь… – Тот человек был один, и я не хочу говорить о нем. – А я не хочу слушать. – Я должна сказать тебе правду. Ты с ужасом отвернешься от меня и выгонишь меня на улицу. И правильно сделаешь… – Да будешь ты, наконец, говорить! – крикнул Руфат, снова бросаясь к ней и хватая ее за руки. – Ты меня до инфаркта доведешь! Убила ты его, что ли? Туда ему и дорога! – Ох, Руфат, хуже, намного хуже… У меня… я… у меня был ребенок… Руфат сел на диван и усадил Амину рядом с собой. Он почувствовал облегчение и даже повеселел. – Рассказывай, нежная ты моя, бедная… Не бойся… Амина попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее за руки. – У меня был ребенок, и я его отдала. Боялась сделать моего отца несчастным. Он бы не пережил. Этот ребенок… он… Мне было семнадцать лет. Я отдала его в чужую семью… – Где он сейчас?