— Подождите! Не обращая внимания на недоуменные взгляды окружающих, Фрэнк смотрел, как черные костюмы исчезают в толпе. Он уже не знал, в какую сторону идти. Наконец его нагнала растерянная Дебби. — Те двое, из оперы, — сказал ей Фрэнк. — Это были они. — Из оперы? — Ты что, не помнишь? Вокруг сновали люди с сумками и пакетами. Фрэнк влез на деревянный ящик и озирался поверх голов, надеясь увидеть двух мужчин в черных пиджаках, но на всех были шорты и футболки. — Черт возьми, у меня ведь было столько вопросов! Дебби странно на него посмотрела. Вдруг где-то рядом завизжали покрышки, раздался удар, скрежет металла и звон разбитого стекла. Кричала женщина. Фрэнк побежал к переулку. Сквозь толпу они увидели останки своего джипа. В него влетел пикап. Неподалеку на проезжей части лежала женщина, а рядом с ней валялся велосипед. Его колеса еще крутились. — Я все видел, — сказал им один из зевак. — Этот пикап мотало, видимо, водитель пьяный. Он резко вывернул, чтобы не врезаться в девушку на велосипеде, и врезался в припаркованную машину. Счастье, что никто не погиб. * * * — Если бы я их не заметил, — признался Фрэнк, когда эвакуатор увез их разбитый вдребезги джип, — если бы они меня не отвлекли, мы бы успели сесть в машину. Они спасли нас. Спасли во второй раз. — Я их не видела. Опера? Каким образом они могли тут оказаться? * * * В третий раз Фрэнк увидел их через пять лет. Четверг. 10 декабря. Семь вечера. Дебби как раз приходила в себя от выкидыша, четвертого за пятнадцать лет их брака. Они пытались смириться с тем, что у них не будет своих детей, и подумывали об усыновлении. Когда Дебби оправилась достаточно, чтобы выходить из дому, Фрэнк решил поднять ей настроение, сводить в недавно открывшийся ресторан, где, по отзывам, потрясающе кормили. Ресторан находился недалеко от старинной площади в Санта-Фе, поэтому они, припарковав машину, сделали небольшой крюк, чтобы полюбоваться рождественскими гирляндами на деревьях и живописными зданиями, которые строили еще испанские колонисты. — Боже, как я люблю этот город, — сказал Фрэнк. Пошел снег. — Тебе тепло? — Да. — Дебби подняла капюшон куртки. — Опять эти двое. Не может быть. — Где? — Вон. Около музея. На них лишь черные костюмы. Фрэнк увидел, что один из них был невысокий хилый старичок с седыми волосами и седой бородкой, а второй — крупный, крепкий парень с темными волосами и квадратной челюстью. — Господи, это они, — сказал он. — Кто? Даже на расстоянии их глаза были необычайно пронзительными. — Эй, — крикнул Фрэнк. — Подождите! Я хочу поговорить. Они повернулись и пошли прочь. — Стойте! Они растаяли в снегопаде. Фрэнк помчался за ними, свернув с площади на тихую улочку. Снегопад усилился. — Фрэнк! — крикнула Дебби. Он оглянулся. — Они пошли к ресторану! — Фрэнк. Это сказал уже Александр. Они с братом Ричардом ждали Фрэнка у входа в ресторан. Он шагнул к ним и почувствовал, что его ноги скользят по льду, припорошенному снегом. Падая, он выгнулся назад и раскроил себе череп о фонарный столб. * * * Стоя рядом с Александром и братом Ричардом, Фрэнк наблюдал, как Дебби рыдает на коленях у его обмякшего тела. Где-то вдалеке завыла сирена. Из ресторана высыпали люди. У Фрэнка было странное ощущение — отсутствие ощущений. Он не чувствовал ни холода, ни падавших на него хлопьев снега. — Я умер? — Да, — сказал старик. — Нет. — Да, — сказал парень. — Я не хочу оставлять жену. — Мы понимаем, — сказал Александр. — И у нас были люди, которых мы не хотели оставлять. Снег постепенно укутывал Дебби, которая плакала над телом Фрэнка. Вокруг с-обирались зеваки. — Лед под снегом? — спросил Фрэнк. — Я умер из-за какой-то нелепой случайности? — Все в жизни случайность. — Но это же вы меня туда заманили. Вы отвлекли меня, чтобы я шел по снегу быстрее, чем должен был. Я говорил Дебби, что вы нас охраняете, но она не поверила. — Она права. Мы не ангелы-хранители. — Тогда кто вы? — Спутники. Мы не дали тебе умереть, когда время еще не пришло, и помогли сделать это, когда наступил твой час, — сказал Александр. — Мы расстались с жизнью, когда вы проезжали по шоссе мимо нашей разбитой машины, по дороге в оперу, — продолжил брат Ричард. — В подобных случаях возникает связь с кем-то, кто находится рядом в момент твоей смерти. И тогда твоя задача — помочь этому человеку умереть в назначенное для него время и помешать погибнуть раньше, чем ему предначертано. Всему свое время. — Опера? — Ты не должен был туда попасть. Грозы, задержки рейсов из Лос-Анджелеса — все это должно было заставить тебя остаться. Но когда ты все-таки добрался до Санта-Фе и поехал на представление, нам пришлось убедить тебя уехать по-раньше. — Вы хотите сказать, что если бы мы с Дебби остались до конца оперы, то погибли бы в автокатастрофе? — Да. Авария во время грозы. Но только ты. Жена бы выжила. — А на рынке? — Тебя бы убил пикап, объезжавший велосипедистку. — Только меня? — Да. Твоя жена уцелела бы. — Я не хочу оставлять ее одну, — сказал Фрэнк. — Все когда-нибудь умирают. Но в твоем случае ты ее не оставишь. Она была рядом, когда ты скончался, поэтому теперь ты ее спутник. Фрэнк медленно осознавал их слова. — Я могу быть с ней до самой смерти? — Пока ты не сделаешь так, что она умрет в правильное время, — ответил брат Ричард. — Через восемь месяцев она умрет, упав со стремянки. Если ты ее не остановишь. Потому что это не ее время. Через шесть лет она погибнет в огне. Если ты не помешаешь ей остановиться в том отеле. Опять же, потому что ее время еще не пришло. — А когда придет ее время? — Через двенадцать лет. Рак. Это естественные причины, твоей помощи тут не понадобится. Сердце Фрэнка разрывалось. — К тому времени Дебби снова выйдет замуж. Она и ее новый муж усыновят ребенка, маленького мальчика. Ты ее любишь, поэтому ее радость станет и твоей. А потом она сама станет чьим-то спутником. — А когда мы выполним свой долг? — спросил Фрэнк. — Тогда мы сможем обрести покой. Фрэнк смотрел на плачущую жену, сгорбившуюся рядом с его телом. Из раны на его черепе текла кровь, тут же сворачиваясь на морозе. — Когда-нибудь я смогу поговорить с ней, как говорю с вами? — Да. — Но до этого она успеет полюбить кого-то еще и усыновить ребенка? — Да. — Пятнадцать лет я был ее спутником. Я хотел лишь, чтобы она была счастлива. Даже если я не смогу разделить с ней этого счастья… Фрэнк наконец смог что-то почувствовать: по его щекам катились слезы. О рассказе «Спутники» Я задумал «Спутников» как перевертыш идеи рассказа Рэя Брэдбери «Толпа». История получилась очень личной. Все, что происходило в первой части рассказа, события в оперном театре, на самом деле приключились со мной и моей женой. Это был самый сюрреалистический вечер в моей жизни: преодолевая бури и грозы, я торопился прилететь из Лос-Анджелеса, чтобы успеть в оперу, там мы познакомились со стариком и молодым парнем (он на самом деле был монахом из монастыря «Христос в пустыне»), оказались рядом в зрительном зале, решили из-за них уехать пораньше и обнаружили, что наши машины на стоянке припаркованы бок о бок. Я уж начал думать, что у меня с женой завелись личные ангелы-хранители и что ранний отъезд из оперного театра позволил нам не попасть в шторм, а сам я оказался в стране Рэя Брэдбери. Дэвид Морелл Встреча (Томас Монтелеоне) Джим Холлоуэй горел. Пылал, сжигая неистощимое топливо юности, воспламеняемое искрами воображения. Актер, писатель, иллюзионист, изобретатель — его устремления и мечты рассыпались, как звезды по полуночному небу. Во вполне взрослом возрасте пятнадцати лет он как-то сумел сохранить ощущение чуда и удивления перед миром, как это бывает в детстве, и каждое его утро начиналось с потребности сделать что-то необыкновенное — и сегодня, и завтра, и послезавтра. Что-то новое и небывалое — до того как закончится день. Каждый день. В школе Холлоуэя считали белой вороной, но его это не волновало. Он выделялся запоминающимися светлыми, выгоревшими на солнце волосами и очками с толстыми стеклами в роговой оправе, но по-настоящему на него обращали внимание, когда он открывал рот. В голосе Джима звучало искреннее… благоговение, когда он говорил об окружающем мире. Его любознательность простиралась от магии жизни в капле воды до загадок и тайн Марса. Он понимал, что жизнь — нескончаемый поиск, полный открытий и приключений, если ты сам разрешишь, чтобы так было. Совсем один в незнакомом городе, он бродил по улицам в поисках магазина не кого-нибудь, а Маэстро магии. Объявления на последних страницах «Amazing Stories» обещали чудеса иллюзии по адресу в Провиденсе, штат Род-Айленд, и из этого волшебного места Джиму прислали по почте «Тайну восточных колец». И теперь благодаря семейному путешествию у него появилась возможность, которая бывает лишь раз в жизни — самому побывать в магазине, пройтись по его затененным проходам, обнаружить его сокровища самолично. Он совершенно не представлял, куда идти, и только январский ветер подгонял его, направляя по незнакомым улицам. Холодный воздух вонзался в него, как нож убийцы, но Джима это не волновало. На дворе стоял 1937 год, и с Джимом Холлоуэем происходило настоящее приключение! Он поднял воротник куртки, чтобы прикрыть шею, и, повернув за угол, вышел прямо к дворцу грез — кинотеатру «Маджестик» на Вашингтон-стрит. Величественное каменное сооружение, напоминавшее храм из ушедшей эпохи. Афиша сообщала, что в нем показывают «Облик грядущего». Джим уже видел этот фильм на премьере в Лос-Анджелесе, но столкнуться с ним здесь, в продрогшем городке Новой Англии, — это было волшебно. Даже сердце забилось чаще. «Да, — с улыбкой подумал Джим, — облик грядущего очевиден — это будет что-то хорошее, чудесное, полное магии». Он промчался мимо билетной кассы, вдохновленный своим бесконечным оптимизмом. Но все изменилось, когда он увидел сухопарого мужчину. Худой, как щепка, тот пытался подняться на тротуар на дальнем углу, но, лишь ступив на бордюр, повалился на землю, словно сбитое ветром пугало. Все случилось так быстро, что Джим отреагировал, не задумываясь. Он бросился к человеку, неподвижно лежавшему на земле, вывернув тонкие ноги под опасным углом. — С вами все в порядке? — спросил Джим, наклонившись и легонько притронувшись к костлявому плечу упавшего человека. — Я… даже не знаю, можно ли так поставить вопрос. Человек мрачно поднял глаза. Ему могло быть и тридцать, и шестьдесят — сложно сказать наверняка, лицо скрывалось в тени полей мягкой фетровой шляпы. — Давайте я вам помогу. Джим схватил человека за руку и осторожно потянул вверх, удивляясь полному отсутствию сопротивления. Мужчина казался таким легким и хрупким, словно у него были полые птичьи кости. Человек медленно поднялся, замешкавшись только, чтобы поднять сверток, который выронил, когда упал. — Я подниму. Джим подхватил с земли сверток из плотной бумаги, обмотанной бечевкой и клейкой лентой. С одного угла бумага порвалась, из-под нее проглядывала пачка бумаги, исписанной мелким убористым почерком. Человек уже стоял на ногах и рассеянно отряхивал брюки. Джим заметил, что, хотя он был в рубашке и галстуке, поношенное пальто явно знавало лучшие дни — и весь этот человек нес на себе отпечаток неизбывной печали. Да, печали… Как будто одним лишь быстрым прикосновением Джим почувствовал, что знает этого хрупкого человека. Мужчина протянул руку и взял у Джима сверток. — Спасибо. Большое спасибо. Я тут грипп перенес, вот, боюсь, после него и ослаб. Джим изобразил подобие улыбки. — И неудивительно… если здесь всегда такая холодрыга… Человек с узким, как клинок, лицом посмотрел на Джима: — Ты, очевидно, не из Новой Англии. — Нет… Я из Лос-Анджелеса, Калифорния! Город с потенциалом, как говорит мой папа. Человек, похоже, его не слушал. Он осматривал свой поврежденный сверток. — Надо будет заклеить, а то на почте не примут, — пробормотал он. Потом сделал шаг и чуть не упал; ноги явно его не слушались. Джим поддержал его, взяв под локоть. — Слушайте, мистер. Давайте я вас провожу. — Вздор! Со мной все в порядке. Почта тут близко. Все со мной будет в порядке. Джим пожал плечами. — Как скажете. Но давайте я с вами немножко пройдусь. — А тебе разве не надобно было идти по делам?