— А королевой не хочешь? Помолчал бы. — Молчу, — сдался Том. Дуглас прошелся по всему списку, и ребята, покрывшись потом, сомкнули круг в ожидании того мгновения, когда новая вспышка молнии плеснет на них свой электрический свет. Вдалеке откашлялся гром. — Слушайте! — воскликнул Дуг. — А ведь мы почти у цели! Город, можно считать, взят. Шахматы отныне в наших руках, так что старики больше не смогут нами помыкать. Может, у кого будет задумка покруче? Задумки покруче ни у кого не было, в чем каждый тут же признался с чистой совестью. — Я вот чего не понял, — сказал Том. — Как ты вызвал молнию, Дуг? — Закрой рот и слушай, — оборвал его Дуглас, раздосадованный, что у него выпытывают сверхсекретные данные. — Как вызвал, так и вызвал, только она по моему приказу нагнала страху на этих дряхлых морских волков и ветеранов Гражданской. Прячутся теперь по углам и мрут как мухи. Как мухи. — Одно плохо, — сказал Чарли. — Шахматы, понятно, в наших руках. Но я лично сейчас что угодно отдал бы за горячий хот-дог. — Язык прикуси! В этот самый миг молния расколола дерево, росшее прямо под чердачным окном. Мальчишки ничком рухнули на пол. — Дуг! Черт! Прекрати! Зажмурившись, Дуг прокричал: — Не могу! Беру свои слова обратно! Я наврал! Получив некоторую сатисфакцию, гроза с ворчанием удалилась. Напоследок, словно возвещая прибытие важных гостей, полыхнула далекая молния и прокатился гром; все невольно покосились в сторону лестницы, ведущей вниз. На первом этаже кто-то невидимый прочистил горло. Навострив уши, Дуглас приблизился к лестнице и помимо своей воли крикнул в пролет: — Дедушка, это ты? — Может быть, — отозвался голос откуда-то снизу. — Вы, ребята, не умеете заметать следы. По всему городу траву примяли. Вот я и отправился за вами; где спросил, где разузнал — и нашел. Дуглас сглотнул застрявший в горле комок и повторил: — Дедушка, это ты? — В городе переполох, — сообщил снизу дед, не показываясь им на глаза. — Переполох? — Да вроде того, — подтвердил дедушкин голос. — Поднимешься к нам? — Нет, — сказал дедушка. — Сдается мне, это вы сейчас спуститесь. Надо бы повидаться да потолковать о том о сем. А после будет вам наказ, ибо в городе разыскивают похищенное. — Похищенное? — У мистера По было такое словцо.[17] Кто забыл, пускай сходит домой и откроет этот рассказ, чтобы освежить память. — Похищенное, — повторил Дуглас. — Да, вроде было. — А похищенное — сейчас точно не скажу, что именно, — с расстояния продолжал дедушка, — да это и не важно, только есть у меня мысль, сынок, что похищенное должно вернуться туда, откуда взято. В городе поговаривают, будто уже вызвали шерифа, так что давайте-ка ноги в руки. Попятившись, Дуглас уставился на приятелей, которые тоже слышали голос и теперь стояли ни живы ни мертвы. — Больше ничего не скажешь? — окликнул снизу все тот же голос. — Ладно, может, в другой раз. Однако мне пора; ты знаешь, где меня искать. До скорого. — Ага, хорошо, сэр. Дуг и все остальные молча слушали, как отдаются эхом от стен нечистого дома дедушкины шаги: через площадку, вниз по лестнице, на крыльцо. И все. Когда Дуглас обернулся, Том уже держал наготове пеньковый мешок. — Пригодится, Дуг? — шепотом спросил он. — Давай сюда. Вцепившись в кромку, Дуглас начал собирать шахматные фигуры и по одной бросать их в мешок. Первым на дно шмякнулся Пит, за ним Том, за ним Бо и все прочие. Дуг встряхнул мешок; шахматы загремели, точно старые кости. В последний раз оглянувшись через плечо на свою армию, Дуг двинулся вниз по ступенькам. Глава 19 Дедушкина библиотека представляла собой невероятное сумрачное пристанище, облицованное книгами, а посему там могли случиться — и вечно случались — всякие неожиданности. Достаточно было снять с полки какую-нибудь книжку, раскрыть ее — и сумрак уже не был сумраком. Здесь-то, водрузив на нос очки в золотой оправе, и устраивался дедушка то с одной книгой на коленях, то с другой и всегда привечал посетителей, которые заглядывали на минутку, а задерживались на час. Сюда после дневных трудов захаживала даже бабушка, подобно тому, как всякая усталая живая тварь идет к водопою, чтобы набраться свежих сил. А дедушка только рад был плеснуть в кружки добрый, чистый Уолденский пруд[18] или аукнуть в бездонный кладезь Шекспира, чтобы потом удовлетворенно слушать эхо. Здесь бок о бок отдыхали лев и антилопа, здесь шакал превращался в единорога, здесь в субботний полдень можно было застать немолодого отшельника, который, сидя в тени придуманной, а может, и непридуманной ветви, подкреплялся хлебом, замаскированным под сандвич, и прихлебывал из кувшина домашнее вино. На краю этого мира в ожидании стоял Дуглас. — Входи, Дуглас, — сказал дедушка. И Дуглас вошел, пряча за спиной пеньковый мешок. — Хотел что-то рассказать, Дуглас? — Нет, ничего, сэр. — Так уж и ничего? Ни о чем? — Ни о чем, сэр. — Что сегодня поделывал, парень? — Ничего. — Совсем ничего или ничего особенного? — Вроде бы совсем ничего. — Дуглас. — Протирая очки в золотой оправе, дедушка помолчал. — Знаешь, как люди говорят: признание облегчает душу. — Ну, говорят. — Видно, есть в этом здравый смысл, не зря же так говорится. — Допустим. — Уж я-то знаю, Дуглас, я-то знаю. Хотел кое в чем признаться? — В чем? — Дуглас по-прежнему держал мешок за спиной. — Пытаюсь догадаться. Не подскажешь? — А ты намекни, дедушка. — Ну что ж. Нынче над ратушей вроде как разверзлись хляби небесные. По слухам, на лужайку лавиной хлынули мальчишки. Ты, часом, никого из них не знаешь? — Нет, сэр. — Может, кто-нибудь из них знает тебя? — Если я их не знаю, откуда им-то меня знать, сэр? — Неужто тебе и сказать больше нечего? — Вот прямо сейчас? Нечего, сэр. Дед покачал головой. — Говорил же я тебе, Дуг: мне известно о похищенном. Жаль, что ты упорствуешь. А меня, помню, в твои годы застукали с поличным, когда устроил я одну каверзу; и ведь знал, что пакость, а все равно делал. Да, как сейчас помню. — Дедушкины веки дрогнули за стеклами очков. — Не стану задерживать, парень. Вижу, ты как на иголках. — Да, сэр. — Тогда вперед. Дождь не утихает, в небе молнии разбушевались, на площади ни души. А коли на бегу призвать молнию, то, само собой, и управишься в два счета. Смекаешь? — Да, сэр. — Вот и славно. Одна нога здесь, другая там. Дуглас попятился. — Стоит ли пятиться, сынок, — сказал дед. — Я ж тебе не король на троне. Кругом — и можешь ретироваться по-быстрому. — Ретироваться. Это из французского пришло, дедушка? — Не исключено. — Старик потянулся за какой-то книгой. — Как вернешься, так сразу и проверим! Глава 20 Незадолго до полуночи Дуг проснулся от жуткой скуки, которую способен навеять только сон. Тогда, прислушавшись к посапыванию Тома, который впал в глубокую летнюю спячку, Дуг поднял руки и пошевелил пальцами — точь-в-точь камертон; вслед за этим возникло едва ощутимое колебание воздуха. Прямо чувствовалось, как душа продирается сквозь бескрайние дебри. Босые ноги опустились на пол, и Дуг накренился в южную сторону, чтобы уловить радиоволны от дяди, жившего неподалеку. Не послышался ли ему трубный глас Тантора, что призывал к себе мальчонку, воспитанного обезьянами? И еще: коль скоро прошло уже полночи, провалился ли сидевший за стенкой дедушка — на носу очки, справа Эдгар Аллан По, слева жертвы (подлинные жертвы) Гражданской войны — в дремотную могилу, отрешившись от мира, но вместе с тем как бы ожидая возвращения Дугласа? Итак, хлопнув в ладоши над головой и пошевелив пальцами, Дуг вызвал одно последнее колебание литературного камертона и по тайному наитию двинулся в сторону дедушкиного и бабушкиного флигеля. Дедушка позвал кого-то шепотом из своей дремотной могилы. И Дуг стремительно выскочил за полночную дверь, впопыхах едва не забыв придержать раздвижные створки, чтобы они не грохнули. Не отзываясь на слоновий рев, доносившийся сзади, он пошлепал к бабушке с дедушкой. И впрямь, дед покоился в библиотеке, готовый воскреснуть к завтраку и выслушать любые предложения. Но покамест, в полночь, еще оставалось неосвещенное время для особого курса наук, поэтому Дуглас, наклонившись, прошептал дедушке на ухо: — Тысяча восемьсот девяносто девятый. И дедушка, затерявшийся в другом времени, стал вполголоса рассказывать про тот самый год: какова была температура воздуха да как выглядели прохожие на городских улицах. Вслед за тем Дуглас произнес: — Тысяча восемьсот шестьдесят девятый. И дедушка погрузился в те времена, которые настали четыре года спустя после убийства Линкольна. Дуглас не шевелился, смотрел перед собой и раздумывал: что, если прибегать на такие вот необыкновенные, долгие беседы каждую ночь, этак с полгодика, а еще лучше целый год или даже пару лет — тогда, глядишь, дед прямо так, во сне, мог бы сделаться ему наставником и дать такие познания, о каких никто на свете и мечтать не смеет. Дед, сам того не ведая, стал бы учить его уму-разуму, а он, Дуглас, впитывал бы эту премудрость по секрету от Тома, от родителей и всех прочих. — На сегодня хватит, — шепнул Дуг. — Спасибо, дедушка, за все твои рассказы во сне и наяву. И отдельное спасибо, что надоумил, как быть с похищенным. Больше ничего говорить не буду. А то еще разбужу тебя ненароком. С этими словами Дуглас, загрузив себе до отказа голову всем, что смогло войти через уши, оставил деда спать дальше, а сам на цыпочках поспешил к лестнице, ведущей в мезонин, чтобы еще разок оглядеть ночной город под луной. В это время городские башенные часы, сами похожие на гигантскую, изумленно-гулкую луну в электрическом ореоле, прочистили охрипшее горло и огласили воздух полночным боем. Раз. Дуглас устремился вверх по ступенькам. Два. Три. Четыре. Пять. Прильнув к чердачному окошку, Дуглас окинул взглядом океан крыш, сомкнувшийся вокруг могучего исполина часовой башни, а время между тем продолжало вести свой отсчет. Шесть. Семь. У него екнуло сердце. Восемь. Девять. Все тело сковало льдом. Десять. Одиннадцать. С тысяч ветвей посыпался дождь темных листьев. Двенадцать! «Вот оно что!» — пронеслось у него в голове. Часы! Как же он раньше не подумал? Конечно, часы! Глава 21 Последний отзвук гигантских курантов растаял в ночи.