Она стояла на табурете в центре комнаты, пока сидящая на полу Хейзел колдовала над юбкой, которую пришлось отпустить. – Чертова темень, – пробормотала она. – Едва вижу, что делаю. Матинна посмотрела вниз на пробор рыжеватых волос и россыпь веснушек на предплечьях Хейзел. В тусклом желтоватом свете на шее горничной блеснула круглая металлическая подвеска. – Что это? – спросила девочка, указывая на заинтересовавший ее предмет. – Где? – Хейзел коснулась своего горла. – Ах это. Я и забыла про него. Повернись, надо подколоть сзади. Это… раньше принадлежало моей подруге. Матинна глянула на нее через плечо. – А почему твоя подруга сама не носит украшение? Хейзел помолчала, а потом сказала: – Она умерла. И это все, что у меня от нее осталось. Ну если не считать… – Чего? – Да так, ерунда. Носового платка. – Девушка мягко столкнула Матинну с табурета. – Слезай. Теперь давай аккуратно снимем с тебя платье, и я подошью подол, пока не ушла. Когда Хейзел, стоя у нее за спиной, расстегивала пуговички, Матинна призналась: – Я раньше тоже носила ожерелье, которое мама сделала из зеленых ракушек, но леди Франклин его забрала. – Ох, как жалко. Хочешь, украду его для тебя обратно? Девочка помотала головой. – Не надо. А то еще попадешь в карцер, как Сара Ступ. И я тебя тоже больше никогда не увижу. Дом губернатора, Хобарт, 1841 год День, когда должны были состояться танцы, выдался не по сезону жарким и душным. К позднему утру веточки золотой акации в вазах, что стояли на столах под навесом, поникли. К полудню деревья окутала дымка. – Сэр Джон решил, что праздник обязательно нужно провести на воздухе – и точка! – жаловалась леди Франклин всем, кто соглашался ее слушать. – Легко настаивать на своем, когда спихиваешь организацию мероприятия на чужие плечи! Ближе к вечеру она отправила двух горничных в город за бумажными веерами: «Купите три дюжины. Нет, лучше четыре» – и поручила Хейзел приготовить ей ванну с лавандовым маслом. В шесть часов, когда прибыли первые гости, воздух все еще оставался густым от жары. Хозяйка, посоветовавшись с музыкантами и миссис Крейн, решила сдвинуть начало танцев на половину девятого. К тому времени уж точно станет попрохладнее. Сэр Джон, смахивающий в своем облегающем фигуру смокинге на вомбата, встретил Матинну с Элеонорой – последняя нарядилась в горчичное, гармонирующее с цветом волос, платье из тафты, с глубоким круглым декольте – на отделанной камнем площадке перед резиденцией губернатора. – О, какие красотки! Леди Франклин настаивает, чтобы я обязательно потанцевал с тобой, Матинна. Ты готова оказаться в центре внимания? Она была готова. Весь день ощущала трепет предвкушения. Сейчас ее кожа сияла от розового бальзама, а смазанные маслом гладкие волосы были повязаны бархатными лентами, сочетавшимися с черным поясом, обхватывающим талию. На девочке были новые красные чулочки и начищенные до блеска туфельки. Ее алое платье было отутюжено и накрахмалено, пышная юбка с шелестом колыхалась вокруг ног. – Не могу представить, чтобы она поставила тебя в неловкое положение, папа, если только ты сам не забудет шаги, – заметила Элеонора. – Я волнуюсь лишь о том, как бы не поставить в неловкое положение даму, – ответил сэр Джон с цветистой галантностью. – Сказать по совести, я думал, что свои котильоны уже оттанцевал. Предложив девушкам взять его с обеих сторон под руки, он сопроводил их к тенту, где Элеонора присоединилась к стайке молодых леди в платьях нежных оттенков, а губернатора и его воспитанницу мгновенно окружила толпа гостей. Кое-кого из них Матинна уже знала, но многих видела впервые. Знакомых девочка приветствовала улыбкой; тех же, кто таращился на нее, открыв рот, старалась не замечать. К ним нетвердой походкой приблизилась величественного вида пожилая дама; волосы у нее были того же оттенка, что глазурь на торте. – Я слыхала, сэр Джон, будто вы завели себе дикарку и обучаете ее хорошим манерам, но мне как-то слабо в это верилось. А тут, пожалуйста: вот оно, это существо, – да еще и в бальном платье! Не меньше дюжины голов слаженно повернулись в сторону Матинны, словно стайка рыбок на горбушку хлеба. Почувствовав, что заливается румянцем, девочка сделала глубокий вдох и посмотрела на сэра Джона. Он подмигнул ей, как бы говоря, что грубость этой женщины была всего-навсего частью игры. – Это она, миссис Карлайл, – поправил губернатор даму, – и ее зовут Матинна. – И что, она нас понимает? – Вполне. Более того, я бы сказал, что, скорее всего, она понимает куда больше, чем показывает. Не так ли, Матинна? Девочка знала, о чем ее просил сэр Джон. Губернатор хотел, чтобы она поразила гостей. Царственно кивнув, Матинна произнесла: – Vous serez surpris de voir combien je sais. Послышались удивленные вздохи и редкие хлопки. – Невероятно! – А что она сказала? – Разумеется, далеко не все присутствующие знали французский язык. – По-моему, «вы удивитесь, сколько всего я знаю», – ответил сэр Джон, оглядываясь вокруг с самодовольной ухмылкой. – Матинна тот еще нахаленок. – Очаровательно, – восхитилась дама. – И где именно вы ее нашли? – Ну, это целая история, – начал губернатор. – Во время поездки на остров Флиндерс мы заметили ее скачущей вокруг костра, босиком и почти без одежды. Как есть дикарка. – Занятно. И вот она здесь, в атласном платье! – Не могу удержаться, чтобы не похвастаться ею. Матинна, скажи что-нибудь на французском. «Матинна, скажи что-нибудь на французском». Ну хорошо, если надо, так скажет. И она выдала им: – Bientôt je te danserai sous la table. Фраза получилась довольно корявая, но сэр Джон все понял и погрозил воспитаннице пальцем: – Не сомневаюсь, дорогая, что ты меня непременно утанцуешь, так что я от усталости упаду под стол. – Губернатор повернулся к гостям и посетовал: – Она-то упражнялась, а я нет! – Похоже, девочка чувствует себя с вами совершенно свободно, – задумчиво пробормотала одна из женщин. Он склонил голову в знак согласия: – Туземцы вообще на удивление легко привязываются. – Должна сказать, я впечатлена, – призналась пожилая дама. – Спасти эту дикарку от первобытного невежества, привить ей вкус к искусству и культуре – воистину, это громадное достижение. Возможно, столь же великое, как и покорение Арктики. – Однако сопряженное с гораздо меньшими опасностями, – добавил губернатор. Гостья выгнула бровь: – Это еще предстоит выяснить. Когда сэр Джон отвлекся на лежащие на подносе пирожные, Матинна ускользнула от него и решила послоняться в толпе гостей. Кто-то протянул ей небольшой бокал, наполненный золотистой жидкостью, и девочка держала его в руке, пока пробиралась к дальнему углу тента, рядом с которым располагалась танцевальная площадка, где музыканты уже настраивали свои инструменты: роялино, аккордеон, скрипку, арфу. Наблюдая за тем, как они разогреваются, непринужденно, словно бы старые друзья, переговариваясь между собой, она ощутила в груди ноющее чувство одиночества. Матинна отхлебнула из бокала, и ее горло обожгло жидким огнем. Через мгновение жар утих, оставив во рту сладкое, теплое послевкусие. Она сделала еще глоток. Потом осушила бокал до дна. – Ты готова, ma fille?[40] – спросил сэр Джон, церемонно кланяясь Матинне до земли. Он осторожно взял руку девочки в свою, затянутую в белую перчатку, и повел вперед – им сегодня предстояло открыть бал. Гости начали подтягиваться к танцевальной площадке и выстраиваться парами за сэром Джоном с Матинной в процессию, словно звери, следующие за Ноем в ковчег. Дамы щеголяли яркими нарядами и благоухали дивно, точно фрезия; кавалеры в ладно скроенных смокингах напоминали пингвинов. Матинна расправила плечи и вздернула подбородок. Пусть все видят: вот она какая, девочка с портрета, в красном атласном платье. Первой была кадриль, один из ее любимых танцев. Следуя за сэром Джоном, она скользила по полу: каждое движение было плавным, каждое па точным и давалось ей с легкостью. Раз-два-три-четыре, раз-два-три, шаг-шаг-шаг-шаг, шагшагшаг. Но радость, которую Матинна чувствовала, пока училась, вдруг куда-то пропала. За круглыми столиками сразу за границами площадки, прикрываясь веерами, вели свои пустые разговоры гости, восклицая и показывая на дикарку пальцем, но Матинна не обращала на них внимания, словно бы механическая кукла, невосприимчивая к пристальным взглядам и шепоткам зевак. Кружа девочку, сэр Джон прошептал: – Да ты, моя дорогая, произвела настоящий фурор. Ты ведь и сама это знаешь, а? Так, а теперь поворот! Покажи им всем, какая из тебя получилась леди! Делая маленькие шажки в такт музыке, девочка с портрета повернулась, и алая юбка вздулась вокруг нее колоколом. Когда Матинна и три другие дамы из ее группы сошлись в центре, то две из них только притворились, что касаются ее рук, однако девочке было все равно. Между танцами – как это было принято – под бойкую мелодию, наигрываемую на роялино, губернатор с воспитанницей обошли присутствующих, всем своим видом изображая, будто ведут приятную беседу и весело смеются. Девочка широко распахнула глаза и еще выше вздернула подбородок, подражая выражению раболепия, которое приобретало лицо леди Франклин, когда у них останавливались высокие гости из самого Лондона. Сэр Джон, похоже, разгадал, кого изображала воспитанница, и наблюдал за ней с ошеломленным восторгом. После нескольких танцев лицо его не на шутку раскраснелось. Губернатор то и дело промакивал лоб носовым платком в попытке остановить пот, который струился по шее и пропитывал воротник. Элеонора, танцевавшая позади них, выглядела обеспокоенной. В конце кадрили девушка взяла отца за руку: