Глава 11 Скорая, экстренная госпитализация, анализы, УЗИ и как итог неутешительный диагноз – самопроизвольное прерывание беременности. Или, говоря простым языком, выкидыш. Дима оплачивает мне вип-палату, врачи сдувают пылинки, медперсонал проявляет участие, а я лишь смотрю в одну точку и чувствую, как из меня капля за каплей утекает жизнь. Еще сегодня утром все было хорошо. Я пребывала в приподнятом настроении и думала о том, как оригинально сообщить любимому мужу о беременности. Прошло всего несколько часов, и вот мой мир уже разбит вдребезги: ни любимого мужа, ни беременности у меня больше нет. Я опустошена до предела. Выпотрошена, словно мумия. Мимо меня ходят люди, но я не вижу лиц. Фоном звучат их голоса, но я не различаю слов. Такое ощущение, что я нахожусь глубоко под водой и шумы внешнего мира продираются через ее толщу. Я погружена в себя. И не уверена, что когда-нибудь смогу вынырнуть наружу. Там слишком страшно. И слишком много боли. – Алина! Алина! Вы меня слышите? – кто-то тормошит меня за плечо, и я нехотя отрываю взгляд от светло-голубой стены. Передо мной девушка в белом халате. Должна быть, одна из тех, кто тут работает. – Алина, к вам супруг рвется, – говорит она. – Я пущу его ненадолго? Ответить не успеваю, потому что в эту секунду взволнованный Дима с громким возгласом «Она моя жена!» врывается в палату. Несколько секунд смотрит на меня глазами страдальца, а затем обращается к медсестре: – Девушка, оставьте нас наедине. Кивнув, она покидает палату, а Дима, не отрывая от меня пристального взгляда, приближается. Придвигает к моей койке стул и медленно на него опускается. – Алин, почему ты не рассказала мне о беременности? – спрашивает с горечью. – Хотела сделать сюрприз, – мой голос звучит тихо, почти бесцветно. – Так эти шары в коридоре… Они были для?.. – он сбивается и в надломленном жесте обхватывает пальцами переносицу. – Да, они были частью сюрприза, – подтверждаю я. Дима замолкает, а я вновь приклеиваюсь взглядом к стене. Кожей чувствую исходящие от него волны сожаления, но они не трогают сердца. Перед глазами до сих пор стоит гадкая сцена его любовных утех с секретаршей. В нашей постели. На той самой простыни, которую нам подарили на прошлую годовщину. – Алин, – с Диминых губ срывается тяжелый вздох. – Прости меня. Ради минутного удовольствия человек рушит то, что создавалось годами, а потом, очнувшись, умоляет его простить. Как же это наивно и самонадеянно. Неужели Дима всерьез верит, что банальное «прости» способно все исправить? Что это слово из шести букв обнулит его предательство и затянет мои раны? – За что простить, Дим? За то, что делал из меня дуру? За то, что изменял? Или за то, что по твоей вине я потеряла нашего ребенка? Я стараюсь говорить ровно, но из воспаленных глаз все равно струится влага. Она слетает с ресниц, скатывается по щекам и дрожащими каплями срывается с подбородка. – Да я ведь не знал! Не знал, что ты ждешь ребенка! – восклицает надтреснуто. – А если бы знал, то что? Передумал бы трахать секретаршу? – мне почти удается усмехнуться. – Алин, – смотрит на меня с невыразимой мукой. – Ну зачем ты так? Ты же видишь, мне и без того хреново… – А, так это тебе хреново? Ну и извини, что приехала домой чуть раньше и застала тебе в постели с любовницей. – Я виноват перед тобой. Очень виноват. Но, клянусь, ты – главная женщина моей жизни. И я люблю только тебя. А с Ясминой нас ничего не связывает… – Ничего, кроме секса. – Черт, да! – он обхватывает голову руками. – Да, я сорвался! Да, сплоховал! Честно говоря, даже не знаю, как это вышло… Бес, видать, попутал… Я дурак, Алин. Оступившийся дурак! Но я люблю тебя больше жизни и… – Остановись. Не говори мне о любви. Не говори о том, как тебе плохо, – я перевожу дыхание и нахожу в себе силы вновь посмотреть на мужчину, который стал моей самой большой любовью и самым горьким разочарованием. – Сегодня я потеряла ребенка, Дим. Ребенка, который еще не родился, но которого я успела полюбить. Своим предательством ты ранил нас обоих – меня и нашего малыша. Он не выжил, – я всхлипываю и в бессильной ярости хватаюсь за край больничного одеяла. – И этого я тебе никогда не прощу. Из меня вырываются задушенные рыдания. Дима сникает. Его щеки схватываются нездоровым жаром, будто от пощечин, а во влажно поблескивающих глазах читается самая настоящая боль. Что же ты натворил? Неужели потрахушки с молоденькой девицей стоили того? Стоили благополучия нашей семьи? Жизни нашего неродившегося ребенка? Я больше не в силах выносить происходящее. Прячу лицо в ладонях и даю волю слезам. Оплакиваю свое счастливое прошлое. Свои мечты, которым теперь уже не суждено стать реальностью. – Алин, не плачь… Умоляю, – Дима тихонько дотрагивается моего плеча. – Я осознаю, как сильно оступился. Как сильно тебя подвел. Но я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Я горы сверну, лишь бы снова сделать тебя счастливой! Ты выпишешься, вернешься домой, и мы попробуем начать все заново. Обещаю, отныне я не причиню тебе боль… Дима продолжает что-то говорить, но нарастающий шум крови в ушах напрочь застилает слух. Я чувствую, что моя истерика выходит из-под контроля. Голова трещит, грудь горит адским пламенем, а кислорода катастрофически не хватает. Кажется, у меня истерический припадок. Без успокоительного не обойтись. – Врача, – задыхаясь, прошу я. – Что? – Дима с беспокойством заглядывает мне в лицо. – Позови врача! Срочно! – Конечно, родная. Секунду. Он пулей срывается в места, а я откидываюсь на подушку и прижимаю трясущиеся ладони к груди. Только бы выжить. Только бы справиться. Глава 12 Как и следовало ожидать, новость о том, что я загремела в больницу быстро разлетается по знакомым. Коллеги шлют мне смс с пожеланиями здоровья, мать и свекровь названивают чуть ли не каждый час, а дети рисуют картину с трогательным пожеланием «Поправляйся, мама!». Судя по всему, над рисунком корпела исключительно Маришка, а Мишка лишь за компанию примазался, но мне все равно приятно. Дети, как ни крути, главная радость жизни. Естественно, о реальных причинах своего больничного заточения я никому не рассказываю. Ограничиваюсь сказочкой про расшалившийся желудок. О выкидыше известно только мне и Диме. Ну и еще моей лучшей подруге Соне Орловской. Ей я все рассказываю. А вот посвящать широкую общественность в нашу семейную драму не планирую. Не хочу пересудов. На фоне грядущего развода новость о выкидыше будет воспринята особенно остро. Я, конечно, не прочь в очередной раз ткнуть Диму носом в его дерьмо, но все же излишней публичности хочется избежать. Даже не ради нас с ним – ради Мишки и Маринки, для которых новость о разрыве родителей, несомненно, станет ударом. Если честно, время от времени я даже малодушно подумываю замять все это дело, дабы не травмировать детей. Ведь я так сильно их люблю! Ну а что? Ведь сотни семей живут в подобном положении: мужья изменяют, а жены делают вид, что ничего не замечают. Но, чем больше я об этом размышляю, тем очевидней становится факт, что я попросту не смогу разыгрывать роль ничего не ведающей супруги. Во-первых, я плохая актриса. Во-вторых, какой смысл держаться за брак, если он насквозь фальшивый? Еще неизвестно, что больше ранит детей: развод родителей или их обоюдное несчастье. Ведь отношения, в которых есть «третья нога», априори не могут быть счастливыми. Мы с Димой были женаты шестнадцать лет, и все это время я искренне верила, что у нас любовь. Чистая, крепкая, взаимная. Как после этого согласиться на меньшее? Как довольствоваться ролью «привычной женщины», когда годами считала себя любимой? Разумеется, мне дико страшно. Развод, раздел имущества, переезд в другое жилье – это же такие радикальные перемены. Справлюсь ли я? Хватит ли у меня духу быть сильной? Когда в душу закрадываются сомнения, я воскрешаю в памяти обстоятельства измены мужа, и решимость вспыхивает во мне с новой силой. Нет, ну каков мерзавец, а? В лицо мне врал, в глаза! Говорил: «Люблю тебя, Алинчик!», а сам, поди, думал об этой шлюшке-секретарше… Нет, мало того, что думал, он же домой ее притащил! В нашу спальню! Вот этого извращения я никогда не пойму. Ну завел ты себе любовницу, ну трахайся с ней на стороне! Отели, мотели, машина, в конце концов. Зачем тащить грязь в дом, где живут твои дети?! Как представлю их вместе, так до сих пор трясет. От боли. От обиды. От унижения. Интересно, давно Дима с этой Ясминой развлекается? И только ли с ней? Как выяснилось, я совсем не знаю собственного мужа. А вдруг он Казанова двадцать первого века? Вдруг у него этих любовниц пруд пруди? Ужас… Это просто тихий ужас. Меньше чем за неделю моя жизнь превратилась в руины. И все из-за человека, которого я привыкла считать главной опорой. Предатель. Ненавижу. – Алина, вы готовы? – из мрачных мыслей меня выдергивает голос медсестры. – Да, – киваю. – Вот тут все необходимые документы, – она протягивает мне кипу бумаг. – Предписания врача, больничный лист и прочие справки. – Ага, спасибо, – прячу документы в сумку и двигаюсь на выход. – Там за вами муж приехал, – доверительно сообщает медсестра. – Ждет у регистратуры. Со во-о-от таким, – разводит руками, – букетом роз. Вот черт. Диму я совершенно не ждала. Думала, спокойно доберусь до дома на такси. Как следует все обмозгую. – А он один? – спрашиваю. – Или с детьми? – Один вроде. Ну, кончено. Дети-то сейчас в школе. – Скажите, а у вас есть черный выход? – Что? – девушка недоуменно хлопает ресницами. – Ну какой-то запасной выход? Чтобы можно было улизнуть из больницы, не проходя мимо регистратуры? – А зачем вам? – в ее глазах читается искреннее непонимание. Вздыхаю и решаю посвятить в свою тайну еще одного человека. – Мне муж изменил. Застукала его в нашей постели с любовницей. Поэтому на стрессе и ребенка потеряла. Как думаете, нужны мне сейчас его розы или нет? Лицо медсестры надо видеть. На нем целая гамма эмоций: от первичного шока до финального осуждения.