– Там Гоша… – обернулась растеряно женщина, и только сейчас я заметила, что ей лет 70, а может, и больше. Короткие седые волосы с немного взлохмаченной укладкой. Испещренное морщинками лицо. Светлые, выцветшие глаза, их которых градом капали слезы. – Гоша… – всхлипнула женщина. – Там кто-то остался? Ваш знакомый? – вскрикнула я, – мы уже не сможем помочь! Приехали пожарные! Они помогут! Нам нужно выбираться! – Нет! – взмолилась женщина и я была уверена, она на грани, чтобы упасть на колени и на самом деле начать умолять. – Гоша, это мой песик! Песик, черт побери?!... Но старушка так жалобно всхлипнула и протянула: – Он мой единственный друг… У меня больше нет никого… Я суетливо оглянулась на дверь, потом на вход в зал. Внутри все взбунтовалось. Это самое идиотское решение за всю мою жизнь! Я беззвучно стиснула зубы, беспомощно сжала в кулаки руки и встряхнула ими! – Я заберу его! Быстро на выход! – буквально за шкирку вытолкнула женщину на улицу. Посмотрела в глаза спасенной, глотнула спасительного кислорода и шагнула обратно в стену из дыма. До зала пришлось добираться на ощупь. Упала на колени, заглядывая под каждый стол. – Гоша… – через кашель звала снова и снова, – где же ты, чертова животина?! – не выдержала я напряжения и начала кричать на мифическую собаку. Она вообще существует, или у старушки от стресса поехала крыша?! Я схватила кусок стейка с чьей-то тарелки и начала приманивать животику едой, подзывая. Уже почти бросив попытки, услышала, как под соседним столом что-то тихо поскуливает. Бросилась туда со всех ног, ползла на карачках, отдернула скатерть, увидев как маленькая лохматая болонка с голубым джентльменским бантиком на шее забилась в угол, как и хозяйка минутами ранее. Схватила пса, прижимая к груди. И так же, ползком, бросилась в коридор. Осталось чуть-чуть. Метров, наверное, пять. Но вдоха больше сделать не получалось. Я упала на пол, надеясь найти хоть один глоток кислорода. Безостановочно кашляла, слепо смотрела слезящимися глазами на светлое пятно впереди. Там выход. Там нужная дверь. Но сил больше не было. Тело решило сдаться именно в этот момент. Когда до цели оставалось так мало… Я из последних сил оперлась на локти и попробовала еще чуть-чуть проползти, но ничего из этого не выходило. Отпустила собаку, всем сердцем надеясь, что она побежит в нужную сторону. Так и случилось. Песель мешкать не стал. Быстро бросился к выходу, почуяв там воздух. Торопливо перебирал короткими лапками, на меня даже не обернулся… Я так и осталась лежать в коридоре… Мне казалось прошла целая вечность. Сердце стучало в такт ворчливой сирене. Глаза разъедало от дыма. Я плакала, чувствуя на губах соль своих слез. Но ползти сил больше не было. Спасительная темнота накрыла сознание за миг до того, как тело подхватили чьи-то сильные руки… 32 – Танечка, Танюша… – слышу я заботливый голос сквозь пелену своих мыслей. Бабушка?! Моя милая, добрая, самая лучшая бабулечка! Как я же по тебе сильно скучала! Как сильно мне тебя не хватало! Но как ты здесь оказалась?… Или… Это я? Я очутилась там, где сейчас ты? По спине потекли холодные капельки пота. Я не могу! Мне нельзя! У меня же двойняшки! Митя и Маня! Они без меня пропадут! У них же больше нет никого! Бабуля, ты слышишь?! Им нельзя без меня! В ответ мою руку сжимает родная сухая ладонь, даря свою ласку. И от испуга я наконец распахиваю глаза! – Танюша… – уже наяву слышу голос, и подскакиваю на койке в незнакомом для себя помещении. Старушка, сидящая напротив и держащая меня за руку, пугливо распахивает глаза. Подбирается. – Танечка! Вы пришли в себя! – всплескивает руками. – Боже! Счастье то какое! Врач сказал, что вы просто потеряли сознание! Но я так переживала! Так переживала!… Она все говорила и говорила. Та старушка, короткую я вывела из пожара. А я смотрела круглыми глазами и пыталась делать большие жадные вдохи. Почему так воздуха не хватает? – Это… больница? – я медленно огляделась по сторонам. Светлое помещение одноместной палаты. Явно не частная клиника. Вторая городская, скорее всего. Она от нашего ресторана в паре кварталов. До рассудка медленно начало доходить то, что произошло. Пожар в ресторане, спасение несчастного песеля, мое отказавшее тело в коридоре почти у самого выхода, и чьи-то сильные руки… – Да, да. Но с вами все хорошо! – тараторила спасенная мною бабуся, – отравление угарным газом. Голова чуть-чуть поболит. Может быть, потошнит. Это врач так сказал. Вас когда из здания вынесли и в скорую поместили, мы с Гошенькой следом поехали, – она вновь стиснула мою руку, преданно заглядывая глаза. – Танюша, вы не представляете, что сделали для меня. Не представляете, как я вам благодарна. На блеклых глазах проступили сентиментальные слезы. Я сухо кивнула, решая не поддаваться унынию. Зажмурилась, заставляя себя соображать: – Сколько я здесь? – О, не переживайте, Танюша. Недолго. Без сознания всего полчаса были примерно… Полчаса… Полчаса – это неплохо. Дети в детском саду. Их сегодня заберет няня. До вечера у меня есть еще пара часов. Пара часов, чтобы взять себя в руки и… осознать то, что произошло. Ресторан… Мой любимый, бедненький ресторан… Тело затрясло крупной дрожью. А старушка, будто подслушав мысли мои, начала вновь говорить: – Вы не беспокойтесь, пожалуйста. Пожар быстро потушили. Мне ваши сотрудники рассказали, что вы там управляющая. Они, сейчас все, кстати, здесь. На осмотре врачей. Но никто сильно не пострадал. Одна девушка только ногу сломала, когда выбегала. Ой бедняга… Так сильно на врачей ругалась, когда ее привезли… А я от вас не отходила! Муж ваш какой отважный мужчина! Я тогда, на улице, сказала ему, что вы внутри до сих пор, он не раздумывая туда бросился! На руках вытащил и до скорой помощи нес! Я медленно открыла глаза. Голова от торопливой речи старушки начала чуть кружиться. Мысли плыли в водовороте событий, пытаясь вместить их в себя. Перепачканный Гоша, который до этого бегал вокруг кровати, теперь забрался на руки хозяйки и внимательно за мной наблюдал. Голубой бантик окончательно съехал с лохматой шеи и теперь сиротливо болтался на ремешке от ошейника. Медленно выдохнула: – … Муж?… – Муж, муж, да. Какой отважный мужчина. И любит вас, Танечка. Видно. Это всегда ведь заметно! Мой Григорий меня тоже любил. Всю жизнь мы с ним вместе прожили. А два года назад инфаркт, и не стало моего Григория в один день. Вот, – она протянула пса, сидящего на руках, как будто он был единственной ценностью в жизни старушки, – щенка подарил мне за два месяца до того, как ушел мой Григорий. А больше у меня и нет никого. Оставить Гошеньку там, это для меня было бы, как любовь всей жизни предать, понимаете, Танечка?… Теперь понимаете, что сделали для меня? Я рухнула обратно на подушку и плотно зажмурилась. Что здесь происходит? Руки сами собой потянулись к вискам. Сдавив пальцами больные пульсирующие места, я не удержалась и застонала в голос, чем окончательно перепугала старушку. Шутка ли – приходишь в себя, а тебе про мужа твердят. А я ведь вроде не замужем была, да? А вдруг у меня амнезия? Я вот уже в количестве детей сомневаюсь. Вдруг и двойняшек не двое? А трое? Или, еще хуже – пятеро?… И когда я успела оказаться по ту сторону здравого смысла? Я вздрогнула от собственных мыслей. Старушка подскочила на ноги, и слишком проворно для своего возраста, метнулась к двери. – Врача! Врача! Срочно врача! Девушке плохо! – заголосила она. Песик начал поддакивать хозяйке, звонко погавкивая. Я беззвучно застонала, потому что от криков голова раскалывалась напополам. Дверь распахнулась шире и старушку почти снесла с ног массивная мужская фигура. Я прищурилась. Перед глазами плыло. – Как хорошо, что вы вернулись! – запричитала старушка. – Позовите врача! Я пока здесь побуду! Зрение сфокусировалась, позволяя мне разглядеть посреди палаты… Макара? Он стоял вглядываясь в меня напряженно. – Что ты здесь делаешь…? – шепотом, пересохшими от стресса и страха губами, спросила. – Тебе плохо? Что-то болит? – он подскочил к кровати за миг и тоже схватил меня за руку, начал трясти, будто так я быстрее отвечу. Мой вопрос предпочел вообще не услышать. Мотнула головой в отрицании. Болит голова, но это совершенно нормально при отравлении дымом. Макар еще больше напрягся. Метался взглядом по моему лицу, шее, груди, накрытой больничным одеялом. Какое счастье, что раздеть меня и обрядить в медицинскую ночнушку, никому в голову не пришло. Убедившись, что прямо здесь и сейчас я не при смерти, он отпустил руку, встал, посмотрел на старушку и твердо сказал: – Я за врачом. Будьте здесь. Из палаты не выходите и глаз с нее не спускайте.