Я посмотрела вслед и подумала, что нужно обязательно поговорить ещё раз с сыновьями по поводу нашего развода. И посоветоваться с психологом. А лучше с тренером мальчишек. Как же мне повезло в своё время наткнуться на этого энтузиаста своего дела и замечательного человека! Вчера ночью мне, уже привычно в последнее время, не спалось. И я залезла в документы нового предприятия, которое я согласилась вести. Кто им делал баланс? Там же дырка на дырке. Невооружённым глазом видны ошибки. Просто какой-то набор случайных цифр. Ничего не соотносится друг с другом. Бардак! Кроме ведения учёта, мне нужно будет его у них организовать и настроить работу программ. И я хочу аудит перед началом работы. Потому что такое неаккуратное хозяйство мне принимать не нужно. И с утра я полетела на Тимирязевскую, предварительно созвонившись с руководством. – Вы в курсе, что у вас баланс как решето? – спросила я с порога, не доходя до стола, за которым сидел мой новый начальник Владислав Леонидович. – Совсем всё плохо? – спросил он, вздохнув. – Настаиваю на аудите перед началом работы и рекомендую начать сотрудничать с налоговой по внесению исправлений в отчёты, – ответила я и приземлилась на стул напротив начальника. – Возьмётесь? – с надеждой спросил он – Смотря во что оцените, и в свободное время, – пожала я плечами в ответ на его вопросительный взгляд. – У вас есть аудитор знакомый? – задал вопрос сидевший в тени кабинета другой мужчина. – Конечно! – повернулась я к нему с удивлением. Я так влетела в кабинет, что и не заметила посетителя. И вглядываясь в него сейчас, поняла, что знакома с этим мужчиной. На него недавно я налетела в юридической конторе. – Как вы допустили такие возмутительные ошибки? Это же уму непостижимо! – не могла остановиться я со своим возмущением, проговаривая это в смеющиеся глаза незнакомца. – Валькирия! – усмехнулся он. – Вы? – возмутилась я. Девятнадцатая глава Майский свет из окна высвечивал сидящего мужчину яркими чёрно-белыми полосами. Та часть, что попадала в тень, была тёмной, почти чёрной, и было совершенно невозможно после яркого солнечного света что-то увидеть и рассмотреть детали. В бархатной темноте не разобрать, улыбаются ли его губы. Верхняя же часть лица, освещённая весенним умытым московским солнцем, сияла голубыми смеющимися глазами. – Максим Леонидович, брат вот этого доверчивого директора, что допустил к своему балансу бывшую невесту, – шутливо поклонившись в кресле, представился мне мужчина. – Рисково, – ухмыльнулась я и продолжила. – Без паники, всё можно исправить! Владислав Леонидович крякнул и назвал сумму, за которую я могла бы перелопатить прошлые отчёты и сдать уточнения. Я, честно говоря, растерялась. Рассчитывала на значительно меньший размер гонорара. Почти в два раза меньше. И это ещё я сильно льстила себе в мечтах. Пока я переваривала озвученную цифру, Владислав Леонидович вздохнул и добавил к сумме ещё десять процентов. – Я согласна, – быстро проговорила я, испугавшись дальнейшего. Если повысит ещё, то получится вовсе неприлично. А если решит отказаться, то будет ужасно обидно. Встала, собираясь прощаться, когда темнота в угловом кресле зашевелилась и передо мной во всей красе проявился Максим Леонидович. – Разрешите, я вас провожу, – спросил, открывая передо мной двери кабинета. Вдохнула, проходя мимо, и зависла немного. Какой приятный запах. Щекочет, будоражит воображение, хочется вдохнуть его поближе ещё раз. Интересно, если спросить, каким парфюмом он пользуется, не будет ли это чересчур? Слишком личный вопрос. – Что вы делаете сегодня вечером? – соригинальничал Максим Леонидович. – Свожу баланс, – усмехнувшись, стрельнула я глазами на мужчину. Тот засмеялся и залез пятернёй в почти чёрную шевелюру. Пошуровал и навёл там абсолютный беспорядок. Несколько седых нитей серебрили виски, скорее, подчёркивая и оттеняя черноту остальных волос, чем, выделяясь из общего фона. – Анастасия Владимировна. Я бы… Разрешите, я… Могу я за вами начать ухаживать? Как мне заманить вас на свидание? – Максим Леонидович тряхнул решительно головой и поднял свою бровь, улыбаясь глазами. – Никак. Я считаю, что сейчас не подходящий момент для ухаживаний. Вы же видели документы? И поняли, что у меня развод? – я остановилась и повернулась к своему спутнику, чтобы посмотреть ему в глаза. – Не бывает подходящих моментов. Вернее, если ждать, то можно прождать всю жизнь. Давайте попробуем создать момент. Ведь всё в наших руках! – серьёзным тоном, но искря глазами, сказал Максим Леонидович. – Создать? – я подняла в изумлении брови. – Конечно! Дайте мне шанс! Где мне ждать вас сегодня вечером? – горячо проговорил он, беря меня за руку. – А не слишком ли быстро? – я освободила свою ладонь и продолжила движение к своему автомобилю. – Нормально! Рискнём? – улыбнулся, сверкнув зубами мужчина. И продолжил: – Пойдёмте в театр? В парк? В музей? В кино? – Только не театр! – взмолилась я, усаживаясь на водительское сидение. – Договорились! Пойдём в парк! Прекрасно для первого свидания, когда ещё так мало знаем друг друга и хотелось бы спокойно поговорить! – радостно сказал Максим Леонидович и помог мне захлопнуть дверь машины. – Жду вас у входа с семи часов… Да вот же, – он взмахнул рукой в сторону и, склонившись к моему открытому окну, прошептал низким вибрирующим голосом, – Тимирязевского парка. Не отказывайтесь! Ни к чему не обязывающая прогулка после работы. Чтобы разгрузить голову. Под приятную, надеюсь, беседу и компанию! Буду ждать! Я фыркнула и, непроизвольно ответив на его обаятельную улыбку, выехала из парковки. Настойчивость Максима Леонидовича не раздражала. И на фоне моей всепоглощающей злости на мужа удивительно, что не вызывала во мне отторжения. Эмоционального отторжения. Просто не вовремя и не нужно мне это всё. Дайте от одного ловеласа отойти. Неужели верно, что все мужики – гулящие? Хотя кольца точно на руке не было. Немного торопясь и агрессивнее обычного управляя машиной, крутила я в голове мысли о новом своём начальнике и его брате. Надо же, невеста! В тридцать два года. Не торопился Владислав Леонидович жениться. Интересно, насколько его брат старше. Максим Леонидович выглядит лет на сорок пять, если смотреть на седые виски. А если смотреть в смешливые голубые как небо глаза, то тридцати не дашь. В его глазах нет усталости возраста. Или это от свойств характера зависит. Вспомнились глаза моего мужа, когда он стоял напротив меня. Рядом с дорогущей машиной своей любовницы. Больные глаза. Плеснуло кипятком на сердце. И я, подрезав незадачливого водителя на полосе справа, резко свернула к зданию, где располагалась моя основная работа. И так задерживаюсь. Не стоит сильно наглеть. Тем более, что работаю недавно. Трудовые будни поглотили с головой. И очнулась я, когда ко мне зашла девочка из кадров с табелем на текущий месяц и спросила, собираюсь ли я задержаться? А я ведь даже не обедала сегодня! Что со мной творится? Дома застала Юрку, жующего многоярусный бутерброд и сосредоточенно разогревающего замороженные мной котлеты на кухне. – Ма-а-ам, а папа точно не вернётся? – аккуратно спросил он, прожевав. – Нет. Понимаешь, Юр, даже если он очень захочет и вернётся к нам побитой собакой, я не смогу с ним жить. Противно. Слишком много лжи и вранья. Я не могу с ним больше. Понимаю, что вам, сыновьям, это слышать и проживать больно. Но критическая черта пройдена. Возврата к прошлому не будет. Надеюсь, вам не придётся выбирать, с кем жить. И я же не запрещаю вам общаться. Если хотите. Но семьи больше нет. – Что он сделал, мам? – спросил мой старший сын. – Ушёл от нас к молодой и богатой женщине, – устало ответила я. Юрка отложил в сторону еду, вздохнул и, вытерев руки, принёс из своей комнаты Женькин рисунок и положил его молча передо мной. Портрет Алексея. Где он стоит у стеклянной стены. За окнами смутно виднеются силуэты нашей семьи. Лёшка держит ручку двери. И то ли хочет открыть дверь, то ли закрывает её, отсекая себя от нашей жизни. И обернувшись через плечо, смотрит на зрителя картины своими больными, измученными, страдающими глазами.