Часть 39 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я вцепилась в неё, обнимая, вдыхая знакомый запах, и горло моё перехватило от волнения.
– Покажи паспорт! – потребовала Ма, как только я оторвалась от нее.
– Зачем? – удивилась я
– Хочу убедиться! – проговорила мама.
Пролистав книжицу до свежей печати, она натурально начала танцевать на перроне, выкрикивая победный вопль!
– Да! Да! Да! Ты сделала это! – закружилась она.
– Конечно, – я, улыбаясь, выхватила паспорт и убрала в сумку.
– Как я рада, что ты избавилась от этого брехуна!
– Мама! Дети же! – воскликнула я.
– А что? Дети слепые? Ничего не понимают? – маму не переубедишь.
Ма снимала квартиру на радиогорке на северной стороне в длинной девятиэтажке. Обычную двушку с малюсенькой кухней.
Пока мы ехали на такси, огибая бухту и вначале забираясь на гору в Инкермане, а затем спускаясь вниз, я, не отводя взгляд от окна, любовалась городом, белым городом у синего Чёрного моря. С красными крышами, с виднеющимся на другой стороне на возвышенности величественным Морским собором. В бело-голубую полоску под золотом куполов. И даже построенная высотка из стекла и бетона, что инородным вкраплением закралась к набережной, высилась словно веха времени. Памятник своей эпохи.
Я люблю Севастополь. Если бы у меня была возможность, я, как мама, жила бы здесь среди сложно вырезанных бухт, палящего солнца, синего моря и удивительных людей.
За недолгое время разлуки с Максом во мне поселилась потребность делиться с ним возникающими мыслями и эмоциями.
Мне очень не хватало его.
Я всё время ловила себя на том, что мысленно разговариваю с ним. Советуюсь. Делюсь наблюдениями. Я всё время была с Максом на связи, словно не прекращала разговора. И эта ниточка, что нас связывала, тянула мне сердце.
При этом по телефону общение было урезанным. Суррогатным. Неполным.
Абсолютно кастрированным.
Это раздражало и очень хотелось, чтобы Макс был рядом.
Я привыкла быть вместе! И я хочу быть вместе?
Но вот справа мелькнул в окне зеленый холм Братского кладбища с пирамидой храма, а это значит, что мы почти доехали.
– Что за Макс, о котором твои дети прожужжали мне все уши? – спросила мама, наливая мне чай на кухоньке, пока мальчишки выгружали свои вещи.
– Друг, – неуверенно сказала я.
– Оу! Ты краснеешь! Дочь! Какой прогресс, – улыбнулась мне мама и продолжила, – стоило только перестать нянчится с этим брехуном, как ты тут же завела себе друга! Надеюсь, интимного?
– Мама! – возмущённо округлила я глаза на её весёлый смех.
– У меня для тебя тогда тоже есть сюрприз в виде друга! – фыркнула моя мамочка.
Пятьдесят третья глава
– Мам, скажи, папа нас не любит? – спросил Женька, вытираясь полотенцем после заплыва в море.
Вот чёрт!
Юра заинтересованно повернулся в нашу сторону.
– Он любит. Как умеет, – со вздохом начала я этот непростой разговор. – Умение чувствовать, умение разбираться в своих чувствах, понимание, как эмоции влияют и рождают чувства – это тоже навык. Его нужно прокачивать так же, как мы качаем мышцы. Так же, как мы прокачиваем ум, – проговорила я веско.
– А что нужно делать, чтобы тренировать эти умения? – спросил мой практичный старший сын.
– Для начала научиться наблюдать за собой и выделять, фиксировать в себе чувства, чтобы понять, как они ощущаются, что собой представляют. А затем воспитывать и развивать их с помощью искусства. Хорошая, верная, правильная музыка, картины, литература, наблюдение природы, наблюдение за повадками животных. Всё это напрямую помогает нам понять свои чувства, – вздохнула я. – Кроме того, необходимо воспитание в себе нравственного начала. В соответствии с представлением, кем ты хочешь стать и в русле морали общества, в котором живёшь, – продолжила я.
– Так что, папа не умеет нас любить? – спросил Женя.
– У папы нашего эгоизм вырос размером с Эверест и гасит все его остальные порывы. Никогда не поздно начать работать над собой. Может быть, мы дождёмся и увидим изменения в его поведении, в его взглядах. Но для нашей же безопасности и здоровья лучше дожидаться издалека, – я потянулась к Женьке и взъерошила его стриженую голову.
С утра пораньше, прямо с рассветом, как только проснулись, мы с мальчишками побежали к морю поздороваться на пляж «Толстяк», огороженный двумя волнорезами. Но не на сам пляж, а на дикий, что левее и ближе к нашему дому. Нужно только немного пройти по зелёной улочке, которая почти внезапно заканчивается крутым спуском к морю.
Утром море нежное. Ласковое. Тяжёлая морская вода тихим плеском ласкает мелкую гальку пляжа. Почти неслышно.
Пахнет морем и немного мокрым камнем.
Тихо.
Мы с мальчишками, не переговариваясь, словно боясь спугнуть эту тишину, неторопливо раздевшись, подошли к воде.
Юрка вошёл решительно. Три широких шага, и вот он уже нырнул в воду.
Женечка чуть подзавис, щурясь на горизонт, и тоже решительно нырнул, догоняя Юру.
А я, зайдя по колено, остановилась и любовалась двумя сыновьями, что поплавками ждали меня метрах в пяти от берега.
– Мам! Ну давай уже! – махнул мне рукой Юрка, разрушая тишину.
Я засмеялась и сделала широкий шаг, сразу попадая в воду по пояс. Оттолкнулась и нырнула в немного вязкую морскую воду. Солнце, преломляясь, играло зайчиками на гальке дна. Прозрачная, чуть зеленоватая вода, обволакивая прохладой, выталкивала меня к поверхности.
Фух! Красота!
Мы резвились в воде как три дельфинчика. После самого первого, самого долгожданного заплыва в синее море недалеко, но с чувством, длинными плавными движениями, мы зависли в воде.
А потом устроили соревнования. Строго вдоль берега для моего спокойствия.
Юрка стал таким сильным! Мощь! Да и Женечка уже плывёт помощнее меня.
Мои мальчишки с детства в бассейне и плавают отлично, наравне со мной. Юрка так и посильнее меня будет.
Нанырявшись и наплававшись вволю, я успела ещё полюбоваться небом, лёжа на воде и расслабляясь, отпуская в воду все свои напряги.
И вот теперь такой разговор.
Уф…
Было около восьми утра. Мы сидели и грелись на солнышке, когда на пляж пришёл мужчина с маленьким сыном. Года три всего, похоже. Он ловко раздел ребёнка. В его обращении с малышом, во всех его повадках чувствовалось, что мужчина привычен к маленьким детям, и знает, как с ними обращаться.
Затем мужик взял малыша на руки и пошёл в море. И там учил его плавать минут десять-пятнадцать. После чего вынес, обтёр полотенцем, переодел, напялил панамку. Затем увёл малыша в тень и дождавшись, когда тот согреется, вновь терпеливо учил своего ребёнка плавать. Потом опять растирал-переодевал. Развлекал.
Для меня, вырастившей обоих пацанов только на своих руках, такое поведение мужчины было в новинку. Казалось странным. То есть, я умом понимаю, что как раз вот так – это нормально, и мне немного обидно за моих сыновей.
– Смотрите, – указала я мальчишкам на мужчину, – вот проявление любви и заботы. Мало уметь чувствовать. Нужно ещё уметь проявлять свои чувства.
Мы возвращались через небольшой рыночек, что расположился недалеко от пристани рядом с Михайловским фортом. И от жадности и счастья накупили всё, до чего дотянулись. От молодой картошки и раннего арбуза до мясистых южных помидоров и немного скукоженных от недостатка воды, но очень вкусных крымских персиков. Так, обвешанные пакетами, мы и завалились к маме.
А у мамы нас ожидал гость.
Я когда услышала мужской голос из квартиры, то вначале сердце моё встрепенулось и подпрыгнуло от надежды. Макс? Но, сделав вдох и опустив взгляд на обувь в коридоре, поняла, что нет, к сожалению, не Макс.
Пожилой высокий седой мужчина встал при нашем появлении, заполняя собой всю крошечную кухню. Где-то в углу около раскрытого окна потерялась моя маленькая мамочка.
– Иван Аркадьевич, друг вашей мамы, – представился он и протянул мне руку.
Я еле обхватила пальцами его широкую ладонь и чуть сдавила, здороваясь.
– Я слышала о вас. Здравствуйте, – под смешливым маминым взглядом сказала я и представила своих притихших ребят.
Оставив мальчишек на кухне завтракать во второй раз, мы переместились в комнату. В комнате Иван Аркадьевич тоже не очень помещался. Только когда он скомпоновался на диване, стало немного просторней.
Впервые, пожалуй, я видела такого богатыря.
– Я капитан второго ранга в отставке. Обеспечен. Имею серьёзные намерения по отношению к вашей маме и ставлю вас в известность, – сказал решительно, прокашлявшись, этот большой человек.