Черт возьми. Так двенадцатилетним пацаном я говорил после того, как маму похоронили и потом… А ещё все последние семь лет талдычу одно и то же. Все в порядке. Даже сейчас, когда мерзкое чувство вины придавливает тело бетонной плитой, а осознание того, что как раньше не будет, колется острыми краями прямо в сердце… даже в этот момент жаловаться на жизнь совершенно не хочется. У меня две руки, две ноги, голова на плечах. А душа?.. Все в порядке! Устало кивнув самому себе, набираю номер человека, который записан в моём мобильном телефоне довольно сухо, но ёмко: «Николь Мансурова». Вопреки нашему странному браку, мне всегда нравилось это на первый взгляд нелепое сочетание. Моя фамилия очень идёт Нике. С ней она стала самостоятельнее и лучше. С ней она выросла… как бы это странно ни звучало. Но она больше не та девчонка с широко открытыми глазами и хлопающими ресницами. Нажимаю на кнопку вызова, а когда слышу, как стихают гудки, первым делом сухо спрашиваю: — Савва спит? В Москве сейчас около часа ночи. Зная любовь моей жёнушки к волшебству, почему-то уверен, что они всё это время загадывали желания, придумывали какие-нибудь истории или рисовали. — Уже ложится, — отвечает Ника отстранённо. — Хочешь поговорить с ним? — Да, если можно. Пожалуйста. Ника тихонько вздыхает и стучит тяжелыми дверями: — Ну, конечно, можно, Тигран. Савушка, папа звонит… Выкидываю истлевшую сигарету и словно глоток свежего воздуха вдыхаю. Именно так на меня действует общение с собственным сыном. — Пап, с Новым годом, — сонно тянет мой пацан. — С Новым годом, Савка, — улыбка на лицо сама собой натягивается. — Ты уже освободился? — Уже да. Теперь точно. — А ты утром приедешь? Рано? — хитро спрашивает. — Ага. Рейс на девять утра перенесли, скоро буду выезжать в аэропорт. — Слава богу, — заговорщически шепчет. — Мама сказала, что утром будет каша. Манная, пап. — У-у-у, — морщусь. Усаживаюсь в кресло и откидываю голову на мягкую спинку, растираю шею. Пожалуй, такого тотального чувства одиночества, как сейчас, я ещё не испытывал. — Ты приедешь, — продолжает сын. — И скажешь маме, что манная каша — бесполезная. — Скажу, конечно. — А мама разрешит нам есть шоколадные шарики с молоком. Как обычно. — Но они тоже бесполезные, сын, — усмехаюсь. — Зато вкусные, пап. Ладно, я спать буду. Мама на меня строго смотрит. — Давай, спи. Скоро встретимся. — С Новым годом, пап. Кстати… салюты были классные. — Салюты? — в кресле подскакиваю. Они что сами решили их использовать?.. Подождать не могли? Фейерверки, по словам продавца-консультанта, настолько мощные, что можно без рук остаться. Злость внутри кусается, но в душе понимаю — сам виноват. Жизнь — это не только бизнес. — Это уже я, Тигран, — отвечает Николь. — Вы что, сами салюты ходили запускать? — Не совсем… Мы были не одни… Замолкает. Нахмуриваюсь, перебирая в памяти кто бы это мог быть. Кроме старухи и моего отца никто на ум не приходит. — С нами был помощник Деда Мороза, — кричит Савва в трубу. — Его зовут Гордей. Он такой весёлый и классный, пап. Это что ещё за херня?.. — Гордей Рудковский. Помнишь, бабушка тебе рассказывала? — признаётся Николь виновато. Напрягаю память, пытаясь восстановить слова и картинки, но тщетно — её бабушка так много говорит, что я обычно слушаю вполуха. — А что он делал у нас дома? Этот Гордей Рудковский. — Он актёр, — произносит жена. Голос напряженный, тихий. — Подожди минуточку. Пока Ника, судя по звукам, выходит из комнаты сына и спускается на первый этаж, успеваю напридумывать себе всякого. — Актёр? — спрашиваю громко, когда Ника останавливается и громко сопит в трубку. — У нас дома проходили съёмки фильма? Я чего-то не знаю? — Нет, — выдыхает возмущенно. — Но нашему сыну нужен был праздник. И я нашла как его устроить. Николь несколько раз пытается что-то сказать, но каждый раз речь обрывается. — Поэтому он пошёл запускать салюты с твоим другом вместо собственного отца? Может, Гордей Рудковский ещё в чем-нибудь меня заменил? — рычу в трубку. — А может, надо больше думать о семье? А не о финансовом директоре? — При чём здесь Кира? — Ни при чем, — взвизгивает Николь. — Я больше не собираюсь так жить, Тигран. Сглатываю образовавшийся ком в горле. Помимо истории о том, как именно наш брак был заключен, есть ещё одна причина, по которой он априори не может быть успешным. — Мы разные. Настолько, что в голове не укладывается. Даже не буду отрицать, я рос избалованным ребёнком. Защищать собственные границы — это то, что родители привили мне едва ли не с раннего возраста. Ника же воспитывалась бабушкой, жили они не богато, да и некому было особо что-то объяснять девчонке. Отсюда это тотальное желание всем угодить и абсолютнейшее неумение говорить «нет». Всё её поведение в этом телефонном разговоре настолько разнится с её стандартной линией поведения, что мне вдруг становится не по себе. — Ты для себя уже всё решила? — хриплю, откашливаясь. — А ты?.. Мне интересно, как долго ты ещё собирался жить вот так… — Как так? — Не по-настоящему, — с обидой выплёвывает. — Что за бред? Что значит не по-настоящему? Ты моя жена, я твой муж. — Но тебе меня навязали… — кричит в трубку. — Как игрушку по акции в магазине. — Не кричи, — выговариваю сквозь зубы. — И прекрати нести ерунду. — Не затыкай меня. Больше никогда не затыкай. Думаешь я и дальше буду покорной? — А ты когда-то была ей? — Была. Семь лет была… Её дыхание сбивчивое, взволнованное.