Но мне уже звонит Рашид, некогда приводить себя в порядок и я лечу навстречу адвокату. И только по его округлившимся глазам понимаю, что что-то пошло не так. При входе в вестибюле суда зеркало. Я лишь бросила быстрый взгляд и чуть в обморок не упала. Из зеркала на меня смотрело пугало: волосенки висят грязными сосульками, платье, как с помойки, макияж поплыл, тушь вся под глазами. — Кхмы-км, может вам зайти в туалетную комнату, — Рашид поступает как истинный джентльмен, протягивая мне белоснежный платок. — Да, наверное, — блею я, краснея, как алый мак. Хватаюсь за тот белый платок, как за спасительную палочку. Хорошо еще в туалете нет посетительниц. Приходится смыть весь макияж, прополоскать концы волос, просушить это под обычным феном для рук. Высушенные таким зверским способом волосы пушатся, делая из меня одуванчик. А на лице явственно проступают зеленоватые пятна. Платье не застирать, поэтому вид у меня ужасный. Но делать нечего. Вот такой красивой я и иду на заседание. Возле дверей нас встречает мой бывший муж и его адвокат. Стас окидывает меня презрительным взглядом и шипит: До чего без меня докатилась, на бомжиху похожа. Но мой адвокат быстро пресекает всяческие поползновения в мою сторону. И мы входим в зал. Нас рассаживают по разные стороны, а адвокаты садятся с краю, словно стараются отгородить нас с мужем друг от друга. Наши адвокаты выступают друг за другом, доносят до суда свои аргументы, показывают бумаги. И я чуть не падаю в обморок, когда озвучивают итоговую сумму раздела по имуществу. И это только имущество! А еще бизнес. Оказывается мой муж на попе ровно не сидел. Он приобретал квартиры у нас в городе, но и в Москве успел купить пенхауз. Я лишь глазами хлопаю. А дальше идет раздел бизнеса. За последние несколько лет компания поднялась и выросла в цене. И хоть мой муж кричит, что это все он развивал, но, кажется, у судьи совсем другой подход к этому. К концу заседания мой муж уже понимая, что ему не избежать раздела, вдруг объявляет, что хочет помириться со мной и против развода. Судья, вздохнув, дает нам месяц на примирение. Рашид морщится, но ничего не говорит, только ободряюще хлопает меня по руке. Мы выходим на улицу. Стас, хоть и просил время на примирение, пролетает мимо меня, как мимо статуи. Словно я сейчас не стаю на этом крыльце. И я для него никто. — Мы арестуем ему счета, чтобы не увел деньги на сторону, — говорит Рашид. — Мне уже все равно. Я не хочу мириться, я хочу развод, — упрямо повторяю. — Но судья не мог вынести другого решения, так как одна из сторон попросила время на примирение. Ясно, что оно ему нужно совсем для другого, — Рашид спокоен, как скала. – Давай я тебя увезу домой. — Я сама. — Прости, но ты в таком виде, что тебя в транспорт не пустят, а таксист в машину не посадит. Да. Еще та красавица. Рашид уже было посадил меня в машину, как к крыльцу подкатил минивен Веры. — Васька, — кинулась Вера мне на шею. — Вер, нас не развели, — обнимаю я Веру, а та с удивлением смотрит на Рашида. — Вторая сторона попросила время на примирение, — кивает головой Рашид. — Вот сучёныш, — шипит Верка. – Специально нервы крутит. Ну, ничего, ничего, я ему-то морду подправлю. И мы прощаемся с Рашидом и идем к ней в авто. — Чего делать будем? Я уж думала сегодня отпраздновать твой развод. — Вер, надо мне что-то из одежды прикупить недорогое, а то вся одежка у меня в коттедже, я боюсь туда ехать. — Давай, знаю одно место. Мы быстро добираемся до торгового центра, и заходим в самые большие магазины, где продают одежду масмаркет. Накупив мне футболок, прикупили еще одно платье и летние брюки. Я надеюсь, что к осени мы уже разберемся с разводом, и я вывезу из коттеджа всю свою одежду. Но, не успев выйти из торгового центра, я натыкаюсь на одну из жен крупных чиновников, с которой часто контактировала на благотворительных аукционах и приемах. — О, Василиса, привет! Слышала твой с тобой разводится, — делает большие глаза Снежана. – Неужели вы не помиритесь. — Вообще-то я с ним развожусь, а не он со мной. И не помиримся, — смотрю на фифу, а у той сомнения в глазах, никак мой муженек наплел что-то. — А мне он сказал, что разводиться с тобой, потому что ты не можешь родить ему наследника. А еще говорил, что тебя с мужиком с каким-то засек, ты ему изменяла, — Снежана хлопает ресницами. — А он не рассказывал случайно, что сам «стреляет холостыми», поэтому у него ни одна из его любовниц родить не смогла, — влезает в разговор Вера. Я хватаю Верку за руку и волоку на выход. Еще не хватало нам сплетни разводить. Волоку ее в алкомаркет. — Нет, ты погляди на него, сучонок кривоногий, — ругается на всю улицу Вера. – Родить, видишь ли, ему не смогла, да у него сперма мертвая. — Как сперма мертвая? – пугаюсь я. — Некрозооспермия, более пятидесяти процентов сперматозойдов в эякуляте не живые, олигоастенотератозооспермия – этот диагноз ему поставил его лечащий врач. Васька, он пытался лечиться, это было десять лет тому назад. — Но мне он говорил, что не лечился, так как у нас с ним детей не могло получиться. — Тебе говорил одно, а сам бегал по докторам, хотел видать заделать деток на стороне, — хмыкает Вера. – Но диагноз у него не дает ему много шансов. Скорее всего, у него так и не получилось. Если только он не прибегнул к ЭКО. — Но ЭКО не делают не женатым? — А что ему мешала представить свою бабу женой? Я тихо выдыхаю. Сдуваюсь, как шарик. Правда, если мы не могли родить через ЭКО. Что мешала попробовать ему это проделать с другой женщиной. И может сейчас где-то по земле бегает его ребенок. А я тут понимаешь сидела, как дурочка с переулочка, и наглаживала ему рубашки, ожидая его появления с очередной командировки. Мы идем с Верой в магазин, закупаемся продуктами, а то у меня в холодильнике шаром покати. И едем ко мне домой. У подъезда нас останавливают старушки. Им делать нечего, на лавочке сидят. Поэтому с дотошностью следователей расспрашивают нас, кто мы и в какой квартире живём. Потом смилостивившись, с удовольствием принимают от нас угощение. Распрощавшись с бабулями мы поднимаемся ко мне в квартиру. Ключ поворачивается в замке не с первого раза, что-то заело его. Мне это показалось странным, так как до этого с ним все было нормально. Я делаю шаг в темную прихожую и спотыкаюсь о что-то мягкое и тяжелое. Включаю свет?! И дико начинаю орать, потому что в моей прихожей лежит труп. Глава седьмая Прямо возле двери лежит труп моего мужа! Я его узнала сразу, как только включила свет. Он не успел переодеться, был в том же костюме, что и на заседании суда. Почему-то обратила внимание на ботинки. Они были коричневые, а его костюм серым. Он всегда очень внимательно относился к выбору одежды, все должно было быть в тон, а тут такое не комильфо. Правая рука его была вытянута вперед, и на ней поблескивало обручальное кольцо. Он его не снял! Почему-то именно этот факт меня больше всего задел. Стало нехорошо, словно это я его предала, а не он меня. Голова трупа, я не сомневалась, что он мертв, была залита кровью, а на затылке была рана. Он умер! Сейчас мне было страшно, но даже сквозь страх, пробивался вопрос: Как он узнал, где я живу? Почему он убит у меня в квартире? — Аааааааа, — вдруг раздается позади нас. – Убили! Убийцы! Это бабке, что сидела на скамеечке подле подъезда, вздумалось подняться в квартиру. А тут мы. И не сотрешь! Труп, кровь и две девки. Только молотка в руках не хватает, руки по локоть в крови, да брызг по стенам. Эта картинка появилась в моей голове. Мне бы сейчас в руки окровавленный топор. И я склоняюсь над забитым до смерти телом своего мужа. Ой, не то у меня в голове! Верка делает шаг вперед. — Отойди, Вась, я проверю пульс, — голос ее глухой.