Потираю ручки, как муха, заприметившая варенье. Собираюсь к подруге, а через полтора часа уже сижу на её кухне и уплетаю фасоль прямо из банки. Лика ест горячую, только приготовленную лазанью. Сыр соблазнительно тянется за вилкой, но мне, почему-то, дурнеет от этого вида. Двойняшки ужинать отказались и раздербанили пачку детского печенья. Теперь Тёма бегает вокруг стола в зимней шапке, Сёма катает по коленям Лики игрушечный экскаватор. На фоне играет «Синий трактор». — Даже не зовите меня, если ваши вечеринки не похожи на эту! — Смеюсь я. — После нового года в садик пойдём. — Лика машет вилкой в воздухе, указывая на пацанов. — Честное слово, я запарилась из себя супер-маму строить. — Ты ничего не строишь. Ты и есть супер-мама. Тебе нужно памятник при жизни ставить! У Лики уже наряжена к Новому году ёлка, и вся квартира обвешана гирляндами и мишурой. У меня детей нет, но я пока не успела даже посмотреть в сторону каких-то праздничных украшательств. — Брось! Ничего особенного я не делаю. — Двоих детей растишь. Бизнес тащишь. За собой успеваешь ухаживать. Ты вечно в гуще событий, и всё равно не заканчиваешься. — Кажется, закончилась. Вот все вокруг твердят «дети — цветы жизни», но не уточняют, что это цветы на твоей могилке. Сначала зубы лезут один за другим, потом так же один за другим кризисы, и ты в этом бесконечном круговороте чужих зубов и кризисов вращаешься, как задолбавшаяся белка в колесе. Если бы мне сказали, что это так трудно… — Лика взъерошивает пальцами волосы Сёмы. — Ай, да ничего бы я не изменила! Трудно это, но зато сколько нежности и любви взамен получаешь! И какой искренней. Нет, никто не любит искренней, чем дети. — Я тебе верю. — Выскребаю жадно остатки фасоли. — Но сама, наверное, в ближайшие пару лет на детей не решусь. — М-да? — Лика недоверчиво выгибает бровь дугой. — Я что-то так не думаю. — Точно говорю! Я там у тебя ещё сгущёнку видела. — Хищно стреляю глазками в сторону холодильника. — Может, лазанью? — Нет, меня от мяса что-то тошнит. — Мм. — Лика достаёт сгущёнку, открывает. Ставит передо мной. — А на гастрономические эксперименты тянет? — Эксперименты? — Лезу «фасольной» ложкой в сгущёнку. Проглатываю это со стоном удовольствия, потому что… Господи, как вкусно! — Не припоминаю такого. — Ммм! — С ещё большим скепсисом в голосе. — Хроническая усталость? — Да я сейчас работаю, как лошадь! — Утренняя тошнота? — И дневная иногда. От голода. — Часто голодная? — Постоянно! — Перемены настроения? — Как у всех женщин… — Месячные? — Че-го? — Застываю с ложкой во рту. — Думаешь, я..? — Ох, Ватсон! Это же элементарно! — Уголки её губ вздрагивают в нервной улыбке, а глаза влажно блестят. Лика закрывает ладонью рот. — Божечки, ребёнок! Но до меня доходит, как до жирафа. Я тупым взглядом смотрю на шумных двойняшек, встраивая себя в эту картинку в совершенно иной роли. Беременна? Ребёнок? Тру ладонью грудину, чувствую под пальцами беспокойные короткие удары сердца, похожие на трепетание запертой в клетке птицы. Мышцы немеют, а по позвоночнику вниз распространяется свинцовая тяжесть. А что, если правда? И как тогда сообщить об этом Кириллу? — Сначала тест. — Лика словно читает мои мысли. — Прежде чем мужчину шокировать, нужно самой во всём убедиться. А вот когда свои заветные две полосочки увидишь, можно и Кира обрадовать. О! Это ж какой подарок под ёлочку! Но я совсем не уверена в том, что Киру этот подарок зайдёт… Не думала, что так быстро наши отношения перейдут на следующую стадию, и общий ребёнок — это уже гораздо серьёзней, чем зубная щётка в моей ванной. Я ужасно не хочу быть на месте Кати Демидовой. Не хочу этого разговора с Киром, в котором мне придётся ставить ультиматумы и заставлять выбирать. Про принципы и компромиссы, на которые он не готов, я уже слышала. — Насть, ну ты что, не рада? — Рада. — Главное, чтобы не двойняшки! — Смеётся Лика и смахивает пальцем слезу из уголка глаза. — Лик, я это… Домой поеду. — Это всегда шокирует, но… Всё точно в порядке? Тебя можно одну отпускать? — Ага. — Ладно. — Пожимает растерянно плечами Лика. — Ты в аптеку за тестами заскочи, хорошо? — Ага. — Купи сразу несколько разных, они иногда лажают. — Ага. Ещё пару раз киваю на какие-то вопросы Лики, не слишком вдаваясь в смысл того, о чём меня спрашивают. На автопилоте вызываю такси. Не помню даже того, как села в машину. В себя я прихожу уже дома, перед зеркалом, с тремя пачками тестов в руке. Там, в отражении, совершенно обыкновенная Настя. То же лицо, то же тело, никаких изменений. Но глаза — большие, напуганные глаза, словно у оленёнка, который потерял маму. Конечно, я знаю про пестик и тычинку. И про то, чем чреват секс без контрацептивов тоже знаю. Но опыт шести лет семейной жизни с Маратом уверил меня в том, что для того, чтобы внутри меня зародилась жизнь, придётся приложить немало усилий. Беременность, даже если она очень ожидаема — это как удар веслом по голове. Что уж говорить о беременности, которую не ждёшь… Только дорога жизни становится похожа на гладкое полотно, как новые обстоятельства укладываются на неё кочками и ухабами. Я устала тащить свою телегу по этому бездорожью. Глажу живот. Возможно, там сейчас действительно происходит что-то волшебное, и эта мысль меня шокирует, пугает и восхищает одновременно. Моё тело способно из пары клеток создать целого человечка, с ручками, ножками и носиком-пуговкой. И этот человечек однажды назовёт меня мамой, будет носиться по дому в зимней шапке, утащит из папиного лексикона матершинное слово, которому научит остальных детей в детском саду. Человечек пойдёт в школу, принесёт первую пятёрку, а потом первую двойку. Вспомнит о осенней поделке в одиннадцать вечера… В носу свербит, глаза щиплет от слёз. Не разрешаю себе слишком откровенно радоваться, будто это может спугнуть возможную беременность. Хотя для того, чтобы прервать этот процесс нужно что-то более серьёзное, чем ванильные мечты. В роли папы я вижу только Кира, и никого больше. Но что, если он не захочет вставать в это уравнение? Насть, — пытаюсь отрезвить сама себя, — давай сначала убедимся в своих домыслах, а потом будем разговаривать с Кириллом. И уж если он решит вычеркнуть нас с ребёнком из своей жизни, вот тогда и будем панику разводить. С чего я вообще взяла, что Кир категорически против детей? Он ведь этого не говорил прямо… Прямо — нет, но зато очень недвусмысленно намекнул. А может, это он хотел ребёнка, а Катя наотрез отказалась? Вот бы ещё Кирилл не отсекал так радикально все мои попытки поговорить о его отношениях с Демидовой. В любом случае, сначала — тест! Делаю шаг в сторону туалета. Домофон разливается трелью. Прячу тесты в сумочку. Прижимаю прохладные ладони к горящим щекам и выразительно моргаю себе в зеркало, чтобы убрать это обалдевше-блаженное выражение с лица. Ладно, до завтра этот разговор точно подождёт.