— С чего ты взял? — удивился я. — Просто ответь. — Самым прямым образом, — признался я. — Пап, я вообще уже не совсем человек! Он молчал и смотрел на меня. — Я убивал! — сказал я. — Но они были плохие люди? — Пап, ты издеваешься? — Нет, спрашиваю, — ответил он. — По большей части они вообще были не люди. Отец пожал плечами. — Тогда с юридической точки зрения — это не считается. — Я не про юридическую! — Хочешь, чтобы я тебя поругал? Не стану, ты мой сын. Похвалил? Ну, если ты спасал людей или защищался, то похвалю. — Я чуть планету не взорвал, — сказал я. — Большую? Нет, всё-таки он мне просто не верит! — Больше Юпитера. — Маме не станем рассказывать, — сказал отец и сделал ещё глоток. — Скажи, ты всё-таки шутишь? — спросил я с надеждой. — Нет, сынок, — отец вздохнул. — Я понимаю, что у тебя какая-то своя, огромная и непонятная жизнь. И ты, наверное, стал больше, чем человек. Как эти, Изменённые. Я кивнул. — Но я не знаю, чем тебе помочь, — сказал он. — Если скажешь, что надо сделать, — сделаю. Ты же наш сын. Но, наверное, сейчас пришло твоё время решать и действовать. Потому что этот мир твой. Дарины. Анастасии. — Чего шумите? — донеслось из коридора. Повернувшись, я увидел сонное лицо Наськи, выглядывающей из полуоткрытой двери её комнаты. — Привет, — сказал я. — Чего прячешься, иди к нам. — Я не одета, — ответила она с достоинством. — И спать хочу. Болтайте потише, а? И действительно — прикрыла дверь и исчезла. Я мстительно подумал, что, когда она узнает о наших приключениях, то будет очень жалеть, что не услышала их сразу. — Уже ухожу, — сказал я. — Ладно, пап. Мне просто надо было узнать, что у вас всё в порядке. Завтра день суматошный. Он кивнул. Помолчал мгновение, спросил: — Про Юпитер правда? — Ну это был не Юпитер, покрупнее немного, — уточнил я. — Чистая правда. Отец покачал головой, и я подумал, что после моего ухода он может и повторить свой «ночной колпак». День был чудесный. Бывают в Москве такие летние дни, когда погода становится похожей на прежнюю. Нет ни тропической духоты, ни ливней, ни стремительно набегающих туч. И на тротуарах людно, и машин на улицах много, и, если не смотреть в небо, — всё как в детстве. Ну, почти всё. С двумя девчонками я бы гулять постеснялся, засмеют. А сейчас не стеснялся. Совсем. И плевать мне на все сложности отношений. Мы как-нибудь в них разберёмся. Уж если могли существовать единым сознанием, то обязательно разберёмся. Главное, мы вместе. И без всяких недомолвок и тайн. Мы доехали до уголка Дурова на полупустом автобусе, но выйти пришлось на следующей остановке, у аквапарка. Гнездо было оцеплено полицией, мы переглянулись, но ничего говорить не стали. И, когда вышли, молча пошли по Олимпийскому назад, к украшенному фигурами зверей зданию. Полицейские были не из отдела «Экс», обычные муниципалы. Видимо, их поставили во внешнее оцепление, и они откровенно скучали. — Ребята, проходите мимо, — сказал сержант, когда мы направились к зданию. — Тут закрыто. — Слон сдох, — поддержал его напарник. — Слон живой и здоровый, — мрачно сказала Дарина. — А воняет, как дохлый! — Видимо, второй полицейский ждал этой фразы и заранее заготовил шутку. Он даже тоненько хихикнул, что не очень-то вязалось с его формой и мужественной внешностью. Потом нахмурился, внимательно разглядывая Дарину. — Я жница, — сказала она. — Пропустите. Дарина всё меньше и меньше напоминала Изменённую, но всё же цвет глаз и неестественная гладкость кожи её выдавали. — Извини, жница, но надо спросить начальство, — вмешался сержант. — Это твоё Гнездо? — Нет. — Вот! — обрадовался сержант. — Порядок должен быть… — Скажите, что пришли Максим, Дарина и Милана, — вмешалась Милана. Он отошёл на несколько шагов, забормотал в рацию. Мы терпеливо ждали. — Пусть сразу к Леониду Владимировичу обратятся! — крикнул я сержанту. — Такой… высокий тощий старикан. — К кому надо, к тому и обратятся, — сказал сержант, возвращаясь. На нас он теперь смотрел с любопытством. — Вы тут уже были? — Вчера, — сдержанно сообщил я. Сержант замялся. Поинтересовался: — Что тут стряслось-то? — А у вас допуск есть? — спросил я. Полицейский обиделся и замолчал. Через минуту его рация забубнила, кто-то отдал команду, и сержант повёл нас ко входу. Я напряжённо вслушивался, пытаясь поговорить с Гнездом, но, кроме фонового давления, отпугивающего случайных людей, ничего не ощущал. Видимо, Гнезду было не до нас. Хватало проблем внутри. У входа дежурили уже другие полицейские, из отдела «Экс» — в силовой броне, неразговорчивые. Мне показалось, что они нас узнали, но вслух, конечно, ничего говорить не стали. Нас быстро завели внутрь и оставили в небольшой комнате у самого входа. Судя по тому, что там всё выглядело привычно, по-человечески, эту комнату Гнездо использовало для общения с людьми. Столы, стулья, на стенах древние плакаты с животными и рекламой театра зверей… Мы уселись и стали ждать. По-прежнему молча. Не обсуждая ни время, проведённое в чужой реальности, ни наше возвращение. То, что происходит дома, остаётся дома. — Живые! Отставной генерал Леонид Владимирович ворвался в комнату в одиночку, хотя за его спиной мелькнуло несколько военных. И похоже было, что он действительно рад нас видеть. Глаза у него были красные, невыспавшиеся, кажется, он тут и впрямь провёл сутки с момента нашего ухода. И пахло от него так, как пахнут старые люди, не помывшиеся один день: кисловатым и затхлым. Только рубашку он сменил на чистую, отглаженную. — Как? — тряся меня за плечи, спросил он. — Как вы вернулись? — Помогли, — ответил я. — А вы знаете, где мы были?