Нет, я так не думал. Мать Гнезда воплощала заботу и безопасность. Но я боялся, что сейчас, в новом мире, где Изменённые утратили смысл своего существования и поддержку Инсека, мать не знает, что хорошо, а что плохо. Я вдруг понял, что все смотрят на меня. Измененные догадались, что происходит. Мать выжидала, монахам было любопытно, стражи просто ждали приказа. — Все хотят только хорошего… — прошептал я. И разорвал контакт с Гнездом. Мать кивнула. Вновь спросила: — Я открываю проход? Леонид Владимирович кивнул, и экран, через который мы прошли, вновь засветился. Пробежали синие искры, поверхность наполнилась серой мглой. — С Богом, — сказал Лихачёв и быстро, будто стесняясь, перекрестился. Пятеро в скафандрах, так и не сказавшие ни одного слова, двинулись к экрану. И прошли через него, не останавливаясь и не колеблясь. — Это ваши? — спросил я Лихачёва. Не время было дуться и обижаться. — Нет, — ответил он, явно обрадовавшись, что мы заговорили. — Это очень серьёзные ребята. — Ла, как насчёт связи? — спросил Леонид Владимирович. Рядом с работающим экраном, открытым на Селену, засветился второй, поменьше. На нём появилось изображение — приглушённый свет, мягко изогнутые стены серо-синего металла. Корабль Инсека! Судя по тому, что изображение поворачивалось из стороны в сторону, работала камера, закреплённая на шлеме одного из «серьёзных ребят». — Майор, у нас есть картинка, — сказал Леонид Владимирович. — Доложите обстановку. — Переход нормальный, команда в сборе, находимся в пустом помещении, отвечающем описанию, — голос майора был спокойным, собранным. — Сила тяжести низкая. Признаков активности не наблюдаем. Атмосфера на месте. Анализаторы включены. — Хорошо, майор. Не спешите. Полный цикл контроля среды, потом запускайте дроны. Скафандры не снимать! — Есть, товарищ генерал, — ответил майор. Леонид Владимирович подмигнул мне. Наклонился и сказал шёпотом: — На самом деле я давно в отставке. Но ты же понимаешь, десантникам проще подчиняться генералу, чем чиновнику! Я подумал, что генералов в отставке не бывает. Или так про сотрудников госбезопасности говорят? Да не важно, скорее всего, Леонид Владимирович там и служил, в танке или самолёте его представить было сложно. Судя по картинке, помещение, где оказалась «команда», было просторным и совершенно пустым. Округлые стены, конусом уходящий вверх потолок, будто в цирке или церкви, несколько тёмных проходов. Тот же металл, что и в защищенной зоне. — Сбор информации и обустройство лагеря займёт почти час, — сказал генерал. — Может быть, выпьем чая, уважаемая Лара? — Непременно, — ответила мать. — Я останусь, посмотрю за ребятами, — пробормотал Лихачёв. Я опять поймал его смущённый взгляд. — Я тоже останусь, — решила хранитель. Отошла к монахам — те стояли у стены, перед ними тоже возникли небольшие экраны со стремительно бегущим текстом. Тоже изучают корабль или поддерживают открытый переход? Леонид Владимирович похлопал меня по плечу. — Пойдём? Чай, с бубликами и блинами? А? Чая я не хотел, лучше бы остался с Лихачёвым. Но вот глянуть на чужое Гнездо… Дарина не возражала, и мы пошли. Металлические двери защищённой зоны мягко сомкнулись за нашей спиной. Все Гнёзда непохожи, но это оказалось совсем уж странным. Всё внутри было заставлено фанерными и пластиковыми щитами, превратившими помещения в лабиринт из узких проходов. Кое-где к перегородкам добавлялись поперечные балки и грубо сколоченные подиумы — приходилось нагибаться или карабкаться вверх. В нескольких местах по перегородкам струилась вода, стекая в решетчатые дыры в полу. Свет был тусклым, почти как в гнездниковском Гнезде, но странного синеватого оттенка. И запах — тяжелый, гнилостный, животный. Мать шла впереди, ловкая и грациозная, несмотря на свои габариты, рядом с ней держалась одна из стражей, вторая замыкала процессию. Третья осталась с Лихачёвым, хранителем и монахами. — У нас своеобразно, — сказала мать, словно извиняясь. — Поставляли бойцов для планет с пещерами? — спросил я. — Есть шесть карстовых миров, важных для Инсеков, — признала мать. — И везде так воняет? — не удержался я. — Нет. Это слоны, — мать Гнезда повернулась на ходу, улыбнулась. — Мы поселились здесь, а слоны остались. Считалось, что временно, но как-то все привыкли, они почти как часть Гнезда. Куколки очень любят слонов. И мышей, они тоже остались. Идущая рядом с матерью стража обернулась и сказала: — Все любят мышей. И подмигнула. Только после этого я узнал её. Эта стража вчера приходила играть в волейбол. Я кивнул в ответ: — Кроме слонов. Леонид Владимирович фыркнул. Надо же, мне казалось, что он не склонен веселиться просто так. В театре зверей тоже было кафе, к которому мы и вышли, не встретив по пути никого из Изменённых. Такое ощущение, что им всем велели не показываться на глаза. И в самом кафе тоже никого не оказалось, хотя на одном, самом большом столе, кипел огромный расписной самовар, стояло варенье в вазочках, на блюдах лежали баранки, бублики, блины. Надо же, угадал генерал! Хотя почему угадал? — Это по случаю нашего прихода? — спросил я громким шёпотом. — Или поставили Гнездо на довольствие? Леонид Владимирович кивнул: — Поставили. — Похоже, первая российская высадка на Луну обошлась бюджету не слишком дорого, — пробормотал я. Мать посмотрела на меня укоризненно, а вот Дарина едва заметно кивнула. — Хорошо быть молодым и прямолинейным, — сказал генерал без всякой обиды. — Теперь понимаю, почему Лихачёв за тебя горой стоит. — Что ж вы ссоритесь-то, — вздохнула мать. — Садитесь… Она сама принялась разливать кипяток, подливать заварку из красного фарфорового чайника. — Тебе покрепче, Максим? Я хмуро кивнул. — Трудно стало, когда ушли Продавцы, — вздохнула мать. — Нескольких куколок забрали родители, но одна уже вернулась. Им нелегко жить с людьми, не слыша Гнезда. Две жницы тоже ушли. А несколько стражей шепчутся, хотят на Саельм… думают, я не знаю. — Вы меня упрекаете? — спросил я. — Нет, Максим. И ты нас не упрекай. Я посмотрел на Лару и подумал, что матерями их называют неправильно. Наверное, их стоило звать бабушками. Обычно бабушки мудрее и мягче, они уже на своих детях потренировались, внуков им воспитывать проще. — Ладно, больше не буду… — сказал я и осторожно глотнул чая. А в следующий миг подскочил, будто ошпаренный. Гнездо! Из рук матери выпал чайник, ударился о край стола — и разлетелся вдребезги, разбрызгивая густую заварку. Гнездо не говорит, оно посылает эмоциональные волны, в которых можно прочесть информацию. Если бы сейчас на месте Гнезда был человек, он издал бы крик, в котором смешались страх и призыв о помощи. С прежними скоростью и грацией, мать Гнезда кинулась к двери и выскочила из кафе. Стражи, которые оставались у входа, метнулись за ней. — Что… блин! — Леонид Владимирович, едва успевший устроиться за столом и протянувший руку за бубликом, вытаращился на меня. Исчезновение матери пробило его самообладание. — Максим! — Вы лучше сидите! — крикнул я, выбегая вслед за Ла. Дарина кинулась за мной. Матери и стражей уже не было, где-то в лабиринте перегородок слышался топот ног. Дарина сориентировалась быстрее, я побежал за ней. Гнездо вопило. Гнездо призывало на помощь.