Не способен он ругать Изольду. – Вы мне помогли. – Вы собирались его отпустить. – Иза закусила губу, как будто сдерживая себя. Она тоже считает, что Кайя не прав. – У нас не было доказательств. – Я понимаю. Нет, я действительно понимаю, что надо по закону. Что правильно, если по закону, но… я не хотела, чтобы вы его отпускали. Дядюшка сказал, что вы его не слышите. То есть что слышите, но он скрывается. А вы мысли не читаете? – Нет. Еще чего не хватало. Кайя и без мыслей достаточно. – Это хорошо. Иногда ведь думается всякое… и… и я подумала, что надо сделать, чтобы вы услышали. Настоящего. И привела мальчишку, заставив Мюрича на миг выглянуть из раковины. Он и выглянул, сначала на миг, а поняв, что раскрыт, и полностью выполз, плеснув в Кайя всем, что накопилось. Гниль. Сопревшая душа разваливается на части. Слизь. Ненависть. Похоть настолько сильная, что Кайя затошнило. – В моем мире, – Изольда посмотрела в глаза с вызовом и страхом, которого не должно было быть, – в моем мире тоже встречаются такие люди. И часто они уходят, потому что по закону не хватает доказательств. Вы ведь его не отпустите? – Не отпущу. – Я тоже так подумала. Страх в ее глазах таял. Кайя мог бы убрать его вовсе, но это было бы нечестно. Изольда ему доверяет. Нельзя растратить это доверие. – Его ведь надолго посадят? Качели останавливаются. Ножки Изольды – синие туфельки, бирюзовые чулки, плотно облегающие щиколотку, – замирают над травой. Крохотный каблучок. Кокетливый бантик. Край юбки границей и напоминанием о приличиях. – Его казнят. Вы сами в этом убедитесь. Повод, конечно, не совсем приятный, но в принципе подходит, чтобы представить вас народу. По глазам Изольды Кайя понял, что что-то не так. – К-какой повод? – тихо поинтересовалась она. – Публичная казнь. – Вы… вы что, его убьете при всех? – Не я. Палач. У нас хороший палач, который… Что-то в выражении лица Изольды подсказало остановиться. – Леди, вам ведь случалось присутствовать на казнях? Изольда все так же молча покачала головой. Вид у нее был несчастный. Проклятье! Глава 21 СИЛА ЗАКОНА Есть две мирные формы насилия: закон и приличия. Частное мнение леди Дохерти Он шутит? Судя по всему, нет. Кайя был серьезен, как юбилейный съезд партии. – У… у нас не казнят людей. Раньше казнили, но… это негуманно. И смертная казнь уже все… то есть нет смертной казни. – А преступники? – уточнил Кайя. – Преступники есть. Как-то вот подсказывает интуиция, что не выйдет у меня отвертеться от высокой чести. – И что с ними делают? – Похоже, интерес Кайя имел весьма практическую подоплеку. – Сажают в тюрьмы. – И все? Я кивнула, осознавая, что наши системы правосудия крепко разнятся. Кайя сцепил руки в замок и подпер подбородок. Сейчас будет лекция. Нет, я не против лекций, особенно в его исполнении, но они не изменят реальность: я не смогу смотреть, как убивают человека. – Изольда, он виновен. В этом вы не сомневаетесь? Виновен. И я не сомневаюсь. – Он заслужил свой приговор. И с этим я согласна. – И тройная казнь – это меньшее, что я могу дать родным убитых им детей. – «Т-тройная»? Ох, зря я это спрашивала. Пора бы усвоить, что Кайя весьма прямо и подробно отвечает. Вот и сейчас он любезно разъяснил: – Повешение. Потрошение. Четвертование. Его удавят, но не до смерти. Вскроют живот. Выбросят внутренности в костер. А тело разрубят на четыре части, которые выставят у городских ворот. Я и не знала, что у меня настолько живое воображение. Сейчас стошнит. И Кайя хочет, чтобы я присутствовала? И надо полагать, все леди, несмотря на тонкость и возвышенность натуры, периодически посещают подобные мероприятия? Цветочки, бабочки… и кишки на костре. Противоречиво тут у них. – Я… я просто не смогу. Он должен понять! В конце-то концов, в моем мире давно никого не вешают, не сжигают, и вообще… у нас гуманизм. И справедливые суды, верно, Изольда? – Иза! – Кайя взял меня за руки. Нежное прикосновение, еще бы тему разговора сменить и вовсе романтичненько получилось бы. – Вы обязаны. Если вы не появитесь, то все сочтут, что вы не согласны с приговором. Что я ошибся, понимаете? Да, но… – Пойдут разговоры. Слухи. И кто-то может решить, что если я ошибся раз, то ошибусь во второй или третий. Заговорят о невинных жертвах… …и зверствах тоталитарного режима… – …и о том, что истинные виновники ушли. А когда кто-то уходит от суда, то появляется искушение повторить его путь. То есть, если меня не будет, мир покатится в бездну и наступит конец света? Четыре всадника пройдут по улочкам города, сея панику. А солнце рухнет наземь, не желая быть свидетелем подобного беззакония? – Меня… меня просто вырвет. Или истерика случится. Или я в обморок упаду. Хотя обморок – не худший вариант. – Я смотрела на Кайя снизу вверх. Не в глаза – мне почему-то было стыдно за такую свою слабость. Я разглядывала жесткий воротник, шею с полоской загара и черными лентами мураны и тонкие веточки шрамов. Шрамы были старыми и стершимися, но ведь были. Кто-то нанес их. А говорил, что он неубиваемый.