– Я заберу ваш страх. – Кайя ссадил меня с качелей. Пора домой? Конец прогулке и да здравствуют трудовые будни? – И отвращение. И все эмоции, которые вы только испытаете. Анестезия, значит, которая крепко лоботомией попахивает. – Просто помните, что я рядом. И что человек этот виновен. – И… когда? – Скоро, Иза. Я не буду мучить вас ожиданием. Ну да, больной зуб лучше рвать сразу. И в другом случае я бы с ним согласилась, но сейчас это мой зуб и я не хочу с ним расставаться. Мы шли по дорожке, и я переваривала услышанное, пытаясь втиснуть себя в местную систему морали и нравственности. Убить убийцу – это правильно или нет? – А вы… вы убивали? – спросила я. – Да. Глупый вопрос. Война в белых перчатках невозможна. И руки у Кайя в крови, но… черт побери, мне нравятся эти руки. – Теперь вы будете меня бояться? – За аллеей статуй Кайя остановился. – Нет. – Хорошо. – Он приподнял мой подбородок и наклонился так, как будто собирался поцеловать. – Изольда, если бы я мог, я бы избавил вас от этой обязанности. Лучше бы и вправду поцеловал, что ли. – Но я не могу требовать от других соблюдать закон, если его не соблюдает моя семья. Поцеловать Кайя меня поцеловал-таки. В лоб. С такой торжественностью и осознанием момента целуют лишь полковое знамя. Очаровательно. Глядя на карту, Кайя думал о жене. Алая лента границы ползла по холму, напоминавшему спящего дракона. Лента, некогда разрезавшая дракона пополам, сместилась ближе реке, прибавляя земель клану Дохерти. Два города, отмеченных резными башенками из дядиного набора, стояли у самой алой кромки. Ненадежно. Она справится. Она упрямая и пытается вписаться в этот чужой для нее мир. Ей должно быть неуютно здесь, но Изольда с честью исполняет возложенный на нее долг… Дорога пробиралась мимо городских стен, уходя к переправе. И некогда города хранили эту переправу, соединяя берега реки. Смерть – это всегда грязно, а уж такая… – О чем думаешь? – Урфин передвинул ленту еще ближе к реке. Пожалуй, так граница выглядела интересней. И логичней. Некогда и за рекой земли принадлежали не Мюрреям, а Дохерти. Правда, потом Мюрреям, и Эдвард до сих пор полагает, что сохранил право на территории. Города верны старым знаменам. Но если границу сместить, то… переброска войск займет время. Мюррею негде закрепиться на берегу, и он это понимает. А вот взять переправу вряд ли получится. Но поделить – вполне. – Изольда никогда не присутствовала на казни. Я боюсь, что ей будет сложно. По реке сплавляли лес. И возили камень с Высокого карьера. Вверх поднимались корабли южан с шелками, чайным листом и тонким костяным фарфором. Пожалуй, река будет хорошим вложением средств. – Погоди, – Урфин отвлекся от слонов, выглядевших вполне натурально, – ты собираешься заставить ее присутствовать? – Всех, кто имеет герб. – Со всеми понятно. Но ее-то зачем? Слоны Мюррея – подарок Самаллы – держались на том берегу. Кайя видел их издали – огромные серые существа, столь же величественные, сколь и неуклюжие. В стенах города слоны бесполезны. А вот на берегу… вопрос. Кайя не приходилось сталкиваться со слонами вживую. Но на гравюрах животные выглядели внушительно. – Эй, – Урфин снял фигурку слона с карты, – ты отвечать собираешься? – Это ее долг. В конечном счете ничего особенного не произойдет. Я погашу страх и… – И память тоже? – Что? Вот что у него за привычка перебивать вопросами? И направление беседы Кайя не нравится. – Кайя, ты же понимаешь, о чем я. – Урфин знал, куда бить. – Фризия. Помнишь, что там было? Конечно, помнишь. И я вот тоже… они гасили все, тут твоя правда. И получалось быть равнодушным. Ехать по дороге, вдоль которой умирают люди. Слушать, как они кричат. Дышать дымом, смрадом… и быть равнодушным. Как будто этой дороги и этих людей нет. Но только там. А потом, Кайя, кто из нас чаще кричал по ночам? Я думал, что с ума сойду. Они каждую ночь ко мне возвращались. Умоляли о пощаде. – А пощады не могло быть. – Кайя знал этот сон в деталях. Он мог бы описать каждый камень этой проклятой дороги. Каждый крест. Каждого человека. Но что это меняло? Закон должен быть соблюден. – И даже сбежать не выходит. – Урфин выронил слона. – Ты действительно хочешь для нее таких кошмаров? Нет. Но та дорога – это совсем другое. – Ты же возненавидел отца за то, что случилось увидеть. А она возненавидит тебя. Из-за чего, Кайя? Из-за очередного правила, через которое тебе обостренное чувство ответственности переступить не позволяет? – Дело не во мне. – А в ком тогда? Кайя не любил ссориться с Урфином. Он вообще не любил ссоры с людьми близкими. К счастью, таковых было немного и конфликты возникали редко. – Если уж ты заговорил о Фризии, то там все началось с правил, которые вдруг оказались необязательны. Я не хочу повторения истории. И поэтому закон должен соблюдаться. Я и так слишком вольно с ним обходился. Хорошее настроение, та иллюзия мира, которую Кайя вынес из парка, исчезала. – Да неужели? Если бы Урфин выбрал другой тон, Кайя промолчал бы. Ему бы следовало молчать, но он это понял слишком поздно. Слов было уже не вернуть: – Я дал тебе свободу. Я сохранил тебе жизнь. И я беру в жены… – Кого? – Женщину, которую выбрал ты. – Мне показалось, она тебе нравится. Кайя было знакомо это выражение упрямства. Ну почему Урфин хотя бы раз в жизни не попытается встать на его, Кайя, место? Почему он считает, что можно делать лишь то, что делать хочется? И никогда не пробует просчитать последствия этих желаний? – Мое мнение роли не играет. Совет категорически против этой свадьбы. – А… ну если Совет, тогда да. Совет знает, что правильнее, и еще не поздно передумать, Кайя. – Урфин отвел взгляд. – Поступи по правилам. Только, сдается мне, когда-нибудь правила тебя сломают. Наклонившись, Урфин поднял фигурку слона и, повертев в пальцах, вернул на карту: – Ноги у слонов слабое место. Пусть кузнецы сделают железные шипы, я дам рисунок. В моих покоях пылал камин, но меня все равно знобило. Холод рождался где-то под сердцем, но перетекал в пальцы, и, заледеневшие, те крепче сжимали перо. Буквы рождались одна за другой, ровные, аккуратные, как будто не моею рукой начертанные. На всякий случай я руку пощупала. Нет, вроде бы все еще моя. Ничего, это пройдет… у меня ведь обязанности и все такое. Другие же как-то приспосабливаются. И Кайя будет рядом. Когда он рядом, все как-то проще, понятней. Надо просто выбросить из головы эти мысли. Но не получается, и я отложила перо. – Ингрид, а… а ты будешь присутствовать, когда того человека… – Казнят? Моя старшая фрейлина удобно расположилась на низком диванчике, у ног ее, свернувшись калачиком и обняв подушку, дремал Майло. Рыжий Кот, который появлялся лишь тогда, когда желал появиться, всяко демонстрируя собственную независимость, поглядывал на мальчишку искоса. Кот ревновал. Но кошачья натура требовала скрывать эмоции, и лишь нервное подергивание кончика хвоста выдавало раздражение.