– Звони в полицию. Рамов мертв. Глава 4 – Никаких истерик, – строго сказала я, наблюдая, как Милкино лицо стремительно теряет краски. Сестрица всхлипнула и зажала рот рукой, глядя на своего бывшего возлюбленного. От моего прикосновения голова Рамова запрокинулась на спинку дивана, открывая его лицо, и я с интересом уставилась на погибшего. Милка не соврала – Рамов был блондином приятной наружности. Впалые щеки покрывала щетина, брови оказались неожиданно темными, губы тонкие, но с красивым изгибом. Очевидно, при жизни Рамов пользовался популярностью у дам. – Лара, это же… Как же так… Он убил себя, да? – шепотом спросила Милка. Голос ее дрожал и ломался. Я торопливо достала из сумки бутылку воды и пачку салфеток, сунула ей в руки и велела: – Попей и успокойся. Потом звони ментам – кто-то из соседей мог нас видеть, да и машину засветили. Я пока осмотрюсь. Милка кивнула, жадно отпила воды и закашлялась, а я огляделась. В дальней части гостиной имелся балкон с настежь распахнутыми дверьми. Выйдя туда, я перегнулась через перила – невысоко, можно спрыгнуть и остаться целой. Вероятнее, убийца так и поступил, поэтому входная дверь была закрыта на задвижку. Почему я решила, что Рамова убили? Да очень просто. Что мы имеем? На полу возле дивана валялась пустая бутылка из-под виски, рядом – две упаковки таблеток. Название было мне знакомо – сильное снотворное, о котором мне рассказывала коллега с работы. Достать лекарство не просто – только по рецепту, при этом нужно строго соблюдать дозировку. Рамов был одет. Полностью, включая обувь и теплую кофту сверху. То есть, до своего предполагаемого самоубийства он либо куда-то выходил, либо планировал уйти. Многие самоубийцы одеваются в красивую одежду, заботясь о том, в каком виде их найдут, но эту категорию в основном составляют женщины. Мужчина вряд ли бы надел обувь. Оделся – да, но кожаные ботинки? Возле дивана лежал сложенный зонт, прислоненный к мебели с другой стороны. Пока Милка говорила с полицией, я обошла диван и потрогала зонтик. Сухой. Вчера вечером был сильный дождь, и сегодня под утро тоже моросило – дороги до сих пор были влажными. Преодолевая брезгливость, я села на колени и аккуратно осмотрела подошвы кожаных ботинок Рамова. Чистые. И сухие. Словно прямо сейчас из магазина. А вот на паркете можно заметить слабые следы чьей-то обуви, словно отпечатки – кто-то тщательно вытер ноги, но на блестящем паркете от влаги все равно останутся разводы, которые видны под определенным углом. Выходит, Рамов оделся, захватил с собой зонт и собирался куда-то выйти, но ему помешали. Кто-то пришел к нему в гости, когда Рамов был уже в прихожей. Они поднялись в гостиную, тут Рамов оставил зонтик у дивана, а сам сел. А дальше… Дальше можно только догадываться. Его заставили съесть таблетки или угрожали чем-то, чтобы он принял их сам? Я покачала головой и выпрямилась. Милка, приблизившись сзади, с дрожью в голосе заявила: – Менты скоро будут. Лара, так он сам или что? – Или что, – ответила я, и добавила: – Об этом ни слова. Говорим, что приехали сюда, потому что ты хотела с ним помириться. О своих умозаключениях и проблемах молчим. Ясно? – Ясно. – Вот и хорошо. Я перевела взгляд на Рамова и пробормотала: – Может, вниз спустимся? Нехорошо как-то с покойником рядом стоять. Милка прикусила губу и кивнула. Мы спустились вниз, уселись за кухонным столом и принялись ждать полицию. Доблестные стражи законы прибыли через час, очевидно, считая, что торопиться не стоит – труп все равно никуда не спешит. А затем начался изматывающий трехчасовой допрос. Под конец я уже изнывала от скуки и голода, а однообразные вопросы вызывали у меня тошноту. По дому ходили хмурые оперативники, кто-то, не стесняясь, курил прямо в гостиной, стряхивая пепел на пол; другие громко переговаривались и шутили. – Так зачем вы проникли в дом? – в сотый раз спросил у меня усталый седовласый мужчина в заляпанной кетчупом рубашке. Я уставилась на это пятно, и он виновато улыбнулся: – Я как раз обедал, когда вызов поступил. Извините. – Да ничего. Я приехала сюда с сестрой, она, как я уже говорила, встречалась с Рамовым, но они поссорились. Сестра хотела поговорить с ним, вот мы и приехали сюда. Рамов не открывал дверь, и Мила решила, что он не хочет ее видеть, вот и мы и… Прокрались, – я изобразила смущенную улыбку и заныла: – Господи, кто же знал, что так выйдет! Если бы мы знали… – То что? – с интересом спросил опер. – То приехали бы раньше! Мы могли бы его спасти, вызвать Скорую… Как же Мила теперь… Я растерянно бормотала, заламывая руки и кусая губы. Милка в другом конце гостиной делала то же самое, только при этом еще и заливалась слезами в три ручья. Даже отсюда я слышала сдавленные всхлипы сестры: – Максим, он… Я с ним так некрасиво обошлась… Не звонила, не писала… А вот теперь он… Думаете, это из-за меня? Милка зарыдала уже в голос, и следователь, допрашивающий ее, испуганно встал и попятился, подзывая меня. – У вашей сестры истерика, – понизив голос, сообщил он. – Конечно! А как вы хотели? Она потеряла любимого, – вскричала я, а Милка завыла еще громче. – В общем, вам нужно подъехать в отделение, подписать вот эти бумаги, – он торопливо сунул мне в руки бумажные листы, – подписка о невыезде… И еще вот… Делом будет заниматься майор Рогозин, кабинет 117. Запомнили, гражданка Лапова? –Ага, – кивнула я, подхватила сестру и направилась к машине. Оказавшись внутри, Милка полезла за зеркальцем, обозрела свою физиономию и ужаснулась. – На кого я похожа! – На убитую горем женщину, – ответила я, садясь вместо Милки за руль. Сестрица скривилась, и достала косметичку, собираясь привести себя в порядок. Пока она тщательно замазывала потеки туши, я вырулила на дорогу и набрала Агапа. – Привет. Занят? – Для тебя всегда свободен. Как поездка? – Ужасно. – Рамов не захотел с вами откровенничать? – Можно и так сказать. Рамов мертв. Несколько секунд Агап молчал, переваривая информацию, а потом осведомился: – Мертв – в смысле убит? Ты видела тело? – Видела, и даже щупала. Сожрал снотворное в убойном количестве, запил алкоголем и уснул вечным сном. – Где ты сейчас? – Едем с Милкой в гостиницу. – Ментов вызывали? – А как же. Я ведь добропорядочная и ответственная личность. – И что они? – Склоняются к самоубийству. – А ты, видимо, нет? – Нет, – пробормотала я, и добавила: – Мне кажется, Рамов не из тех людей, кто жрет снотворное, чтобы красиво уйти из жизни. Скажешь, не так? – Скажу, что моя интуиция с тобой согласна. Вот что, Лара, – вздохнул Агап, – переезжай ко мне. Происходит что-то непонятное, и страшное. Тебе лучше не оставаться одной. – Я не одна. – Ты про свою Милку что ли? Брось, от нее никакого толку. Я тебе прямо говорю… – Кто мог убить Рамова? – перебила я Агапа. Тот выругался и ответил: – Да кто угодно. Тот же Тагалов, Топорин, еще половина города. Может, свои же и порешали. Раз бандит – всю жизнь бандит. Они свои дела по-другому не умеют решать. – Ясно. Я буду в городе, позвоню, – пообещала я Агапу, чтобы его успокоить. Он еще малость возмущался, но потом поутих. Закончив разговор, я повернулась к Милке, краем глаза следя за дорогой. Сестрица уже извела половину косметички, и теперь сияла, как новенькая монетка. – Ну, что Агап? – Говорит, что нам нужно переехать к нему. – Перебьется, – фыркнула Милка, и серьезно спросила: – Что думаешь? – Думаю, что Рамов мог украсть флешку, и именно за ней к нему приходили. Забрали пропажу, а потом его убили. – А если не он? – Тогда тоже логично. Даже если флешка не у него, Топорин или Тагалов могли решить, что она в его руках. И опять-таки – пришли, допросили, ничего не нашли и решили убить. Честно, не знаю, Мил. Все как-то запутанно. Просто невероятно запутанно. Зачем кому-то убивать Рамова? А что, если его смерть не связана со флешкой? И Агап прав – это бывшие друзья Максима решили за что-нибудь поквитаться?