– Мне лучше, спасибо. Невилл кивнул и положил в свою чашку сахару. Прихлебывая кофе, он чувствовал на себе ее взгляд. «О чем она думает?» – ломал он голову. Набрал в грудь воздуха, удивляясь, что напряжение все еще не оставило его. Какое-то время ему казалось, что наконец он ей доверяет. А теперь снова засомневался. – Вы мне по-прежнему не доверяете, – сказала она, словно прочитав его мысли. Он резко вскинул голову, пожал плечами. – Да нет… не в этом дело, – ответил он. – Конечно же, все дело в этом, – проговорила она спокойно. И вздохнула. – Ну ладно. Если вам нужно проверить мою кровь, проверяйте. Невилл подозрительно взглянул на нее, раздумывая про себя: «Это что, уловка?» Он принялся судорожно глотать кофе, чтобы незаметно было, как дергается его кадык. «Глупо быть таким подозрительным», – подумал он. Невилл поставил чашку на стол. – Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Он глядел на нее, она созерцала свой кофе. – Если вы действительно заражены, – объявил он, – я постараюсь вас вылечить. Я сделаю все, что смогу. Их глаза встретились. – А если это не удастся? – спросила она. Минутная заминка. – Поживем – увидим, – нашелся он. Они допили кофе. Потом Невилл спросил: – Может, сделаем это прямо сейчас? – Пожалуйста, давайте утром, – проговорила она. – Я… еще не очень хорошо себя чувствую. – Ладно, – сказал он, кивнув. – Утром. Они молча закончили трапезу. Невилл не особенно радовался, что она разрешила проверить ее кровь. Он боялся обнаружить, что женщина действительно заражена. Между тем ему придется провести с ней вечер и ночь и, возможно, узнать ее поближе. Может быть, он успеет привязаться к ней. А наутро он, возможно, будет вынужден… Некоторое время спустя они расположились в гостиной. Сидели, глядя на фотообои, прихлебывая портвейн под звуки Четвертой симфонии Шуберта. – Я такого и вообразить себе не могла, – сказала она, видимо развеселившись. – Мне и в голову не приходило, что однажды я снова услышу музыку. Снова буду пить вино. Она обвела взглядом комнату. – Вы замечательно поработали, – похвалила она. – А у вас какой был дом? – спросил он. – Даже и сравнить нельзя, – ответила она. – У нас не было ни… – Как вы обороняли свой дом? – прервал он. – Ой. – Она на минуту задумалась. – Конечно, мы забили окна досками. И еще мы применяли кресты. – Они не всегда действуют, – сказал он спокойно, не спуская с нее глаз. Она взглянула непонимающе: – Не действуют? – Откуда у еврея возьмется страх перед крестом? – воскликнул он. – Откуда возьмется страх перед крестом у вампира, который был евреем? Очень многие люди боялись сделаться вампирами. И теперь очень многие испытывают приступы истерической слепоты перед зеркалами. Но что до креста – ни еврея, ни индуса, ни мусульманина, ни, кстати, атеиста крестом не напугаешь. Она сидела, не выпуская из рук бокал, глядя на Невилла пустыми глазами. – Вот почему крест не всегда действует, – закончил он. – Вы мне не дали договорить, – сказала Рут. – Мы также применяли чеснок. – Мне показалось, что вы его плохо переносите. – Я его действительно плохо переношу. Я больна. Когда-то я весила сто двадцать фунтов. А теперь – девяносто восемь. Он кивнул. Но, отправившись на кухню за другой бутылкой вина, подумал: «Она должна была уже привыкнуть к нему. За целых три года можно и привыкнуть». А могла и не привыкнуть. Какой смысл сейчас сомневаться в ее словах? Она разрешит взять у нее кровь на анализ. «Что ей еще остается. Все дело во мне, – подумал Невилл. – Я слишком долго прожил один. Я ни во что не поверю, пока не увижу это своими глазами в микроскоп. Новый триумф моей наследственности. Я сын своего отца, черт бы побрал его гнилые кости». Стоя посреди темной кухни, вспарывая тупым ногтем фольгу на горлышке бутылки, Роберт Невилл глядел на сидящую в гостиной Рут. Его взгляд скользнул по халату, чуть-чуть задержался на едва заметных бугорках грудей, потом спустился по бронзовым икрам и лодыжкам, вернулся к гладким коленным чашечкам. У нее тело юной девушки. Трудно поверить, что она уже успела родить двоих детей. «Самое странное во всей этой ситуации, – подумал он, – то, что я ее не хочу». Если бы она появилась года два назад или даже позже, он мог бы взять ее силой. Тогда у него бывали ужасные минуты, когда он серьезно обдумывал самые отвратительные варианты удовлетворения своей потребности, с маниакальной настойчивостью воображая их снова и снова. Но потом начались эксперименты. Сигареты пылились в углу, алкоголь перестал быть жизненной необходимостью. Сделав над собой сознательное усилие, он целиком отдался исследованиям – как ни странно, успешно. Секса больше не хотелось: вожделение практически отступило. «Монашеский путь к спасению», – думал он. Рано или поздно половое влечение должно прекращаться, – иначе ни один нормальный мужчина не смог бы выдержать без секса. Теперь он, к счастью, почти ничего не чувствовал – ну разве что легкий зуд где-то под скалистыми напластованиями воздержания. Он был доволен таким положением вещей. Особенно сейчас, когда нет уверенности, что Рут – та самая долгожданная спутница. Когда нет уверенности даже в том, что он позволит ей дожить до послезавтра. Как ее вылечить? Надежд на излечение маловато. Он вернулся с откупоренной бутылкой в гостиную. Подлил ей вина – на ее губах на миг появилась улыбка. – Я тут любуюсь вашими обоями, – сказала она. – Полное ощущение, что находишься в лесу. Невилл только хмыкнул. – Должно быть, много пришлось потрудиться, чтобы так замечательно оборудовать дом, – проговорила она. – Кому, как не вам, это знать, – сказал он. – Вы же прошли через то же самое. – У нас ничего подобного не было, – ответила Рут. – Наш дом был маленький. И морозильник вдвое меньше вашего. – У вас, наверно, кончилась еда, – предположил он, внимательно наблюдая за ней. – Замороженная кончилась, – сказала она. – Мы питались одними консервами. Он кивнул. «Логично», – вынужден был признать его рассудок. Но ему по-прежнему что-то во всем этом не нравилось. Что-то его интуитивно раздражало. – Ну а вода? – спросил он Рут. Женщина молча уставилась на него. – Вы ни одному моему слову не верите? – Да нет, – ответил он. – Мне просто любопытно, как вам жилось. – Ваш голос врать не умеет, – сказала она. – Вы слишком долго прожили в одиночестве. Разучились обманывать. Невилл опять только хмыкнул, с неприятным чувством, что она его дразнит. «Это нелепо, – уговаривал он сам себя. – Женщина как женщина». И она, пожалуй, права. Он, должно быть, действительно сделался грубым, безжалостным отшельником. Только какое это имеет значение? – Расскажите мне о вашем муже, – попросил он внезапно.