– Ну и?.. – спросила она. – Когда в полости тела попадает воздух, – продолжил он, – ситуация тут же изменяется. Микроб становится аэробным и из партнера по симбиозу превращается в опасного паразита. – Невилл на миг умолк. – И съедает своего хозяина, – сказал он немного погодя. – То есть колья… – Открывают доступ воздуху. Раз – и готово. Они открывают доступ воздуху и не дают тканям смыкаться, и потому биологический клей не действует. Так что колоть в сердце необязательно. Теперь я просто делаю им глубокие надрезы на запястьях – чем глубже, тем лучше. – Он слегка усмехнулся. – Страшно даже подумать, сколько я раньше возился, вытачивая колья! Рут кивнула и, заметив, что держит в руке бокал, поставила его на пол. – Вот почему женщина, о которой я вам рассказывал, так быстро рассыпалась в прах, – сказал он. – Она так давно умерла, что стоило воздуху попасть в ее организм, как микробы вызвали спонтанное разложение. У нее перехватило горло, по телу пробежала дрожь. – Просто ужасно, – проговорила она. Невилл изумленно уставился на нее. Ужасно? Престранное замечание. Он уже несколько лет даже не употреблял слова «ужас». Оно стало анахронизмом. Кошмары набили оскомину, как третьесортные детективы былых времен. Для Роберта Невилла нынешнее положение дел было чем-то вроде явления природы. И никакие эпитеты к нему не прилагались. – А что будет с теми… с теми, кто еще жив? – спросила она. – Ну, – сказал он, – когда делаешь им надрезы на запястьях, микробы, естественно, превращаются в паразитов. Но в большинстве случаев они умирают просто от кровотечения. – Просто?.. Она быстро отвернулась, крепко закусив губы. – Что с вами? – спросил он. – Н-ничего. Ничего, – проговорила она. Он улыбнулся. – К этим вещам привыкаешь. Приходится привыкать. Рут снова содрогнулась; ее горло – изящная колонна – словно переломилось. – В джунглях нельзя жить по «Правилам поведения учащихся начальных классов», – сказал он. – Поверьте, это единственное, что я могу сделать. Разве лучше позволять им умирать от болезни и возвращаться… к еще более ужасному существованию? Она крепко сцепила руки. – Но вы говорили, что очень многие из них еще… еще живы, – сказала она нервно. – Откуда вы знаете, что они не останутся в живых? – Знаю, – ответил он. – Я знаю бактерию, знаю, как она размножается. Как бы ни сопротивлялись их тела, в конце концов победа останется за микробами. Я изготовлял антибиотики, десятки раз вводил их подопытным. Но лекарства не действуют и действовать не могут. Нельзя заставить вакцину работать в организме, уже захваченном болезнью. Их тела не могут бороться с микробами и одновременно продуцировать антитела. Это невозможно, поверьте мне. Получается порочный круг. Если бы я их не убивал, они рано или поздно умирали бы и начинали бы гоняться за мной. У меня нет выбора – никакого. Беседа надолго прервалась; в тишине слышался лишь скрежет иглы по последним бороздкам пластинки. Рут не глядела на Невилла – просто уставилась пустыми глазами себе под ноги. «Странно, – подумал он, – странно, что я вдруг стал перед ней оправдываться. Ведь еще вчера я считал то, что делаю с вампирами, объективно необходимой мерой». За все прошедшие годы он ни разу не ощутил и тени сомнения в своей правоте. Но появилась она, и в его голове зароились новые мысли – странные, непривычные, как будто с чужого голоса. – Вы действительно считаете, что я не прав? – спросил он скептическим тоном. Она только закусила нижнюю губу. – Рут, – проговорил он. – Не мне вас судить, – ответила она. 18 – Вирджи! Темный силуэт отпрянул к стене, когда хриплый крик Роберта Невилла разорвал ночную тишь. Он то ли вскочил, то ли взлетел с дивана и уставился слипающимися, сонными глазами в дальний угол комнаты. Его сердце колотилось о грудную клетку, как обезумевший заключенный бьет кулаками по стене темницы. Он встал на ноги; одурманенный сном, еще не понимая, где он, в каком году. – Вирджи? – произнес он снова, еле слышным, дрожащим голосом. – Вирджи? – Это… это я, – раздался во тьме запинающийся голосок. Он на подгибающихся ногах двинулся в сторону тоненького ручейка света, льющегося из открытого глазка. Тупо заморгал. Она беззвучно вскрикнула, когда Невилл, резко выкинув вперед руку, стиснул ее плечо. – Это Рут. РУТ, – проговорила она испуганным шепотом. Он стоял, медленно покачиваясь в темноте, непонимающе глядя на темный силуэт перед собой. – Это Рут, – снова повторила она, уже громче. Пробуждение отрезвило его, словно струя ледяной воды из шланга. Холодный ком в горле, другой холодный ком распирал грудь изнутри. Это не Вирджи. Он резко тряхнул головой, потер трясущимися пальцами глаза. И застыл, уставившись на нее, согнувшись под грузом нежданной печали. – О-ох, – бормотал он слабым голосом. – О-ох, я… Он оставался на месте, ощущая, как тело его медленно качается во тьме, как из мозга улетучивается мгла. Невилл посмотрел на глазок с открытой дверцей, потом снова на нее. – Что вы делаете? – спросил он хриплым со сна голосом. – Ничего, – сказала она нервно. – Я… мне не спалось. Внезапно переднюю залил яркий свет – Невилл машинально сощурился. Отняв руку от выключателя, он обернулся. Рут все еще прижималась к стене, моргая от света, крепко сжав руки в кулаки. – Почему вы одеты? – спросил он ошарашенно. Вздрогнув, она уставилась на него. Он снова потер глаза, откинул с висков свои длинные волосы. – Я просто… смотрела, что делается на улице, – сказала она. – Но почему же вы одеты? – Мне не спалось. Он стоял и глядел на нее, еще не отошедший от сна, вслушиваясь в свой пульс, медленно возвращающийся к норме. Сквозь открытый глазок до него доносились уличные вопли, в том числе крик Кортмана «Выходи, Невилл!». Подойдя к глазку, он захлопнул маленькую деревянную крышку и обернулся к ней. – Я хочу знать, почему вы одеты, – снова произнес он. – Просто так вышло, – ответила она. – Вы хотели сбежать, пока я сплю? – Нет, я… – ХОТЕЛИ ВЕДЬ? Невилл стиснул ее запястье, и она беззвучно вскрикнула. – Нет, нет, – сказала она торопливо. – Разве я могла, там же они! Он стоял, тяжело дыша, рассматривая ее испуганное лицо. Его кадык медленно шевельнулся: он вспомнил, как был потрясен, когда спросонья принял ее за Вирджи. Невилл резко выпустил ее руку, отвернулся. А он-то думал, что прошлое мертво. Сколько же должно пройти времени, чтобы оно действительно умерло? Она не проронила ни слова, пока он наливал себе полный стакан виски и пил судорожными глотками. «Вирджи, Вирджи, – подумал он печально, – ты все еще со мной». Зажмурился, стиснул зубы.