— Домой, — задумчиво повторил Николай, — хорошо ведь, когда у человека свой дом есть. Есть куда вечером приехать, где поужинать, телевизор посмотреть. Опять же спальня, тоже важная комната. — Он подмигнул напряженно слушающему его Миткевичу. — Как без спальни, особливо когда жена красавица? Дмитрий Евгеньевич еще больше нахмурился, не понимая смысла звучащих фраз. — Потом детская, — продолжил тем временем Трошин. — У детей обязательно должна быть своя комната, а еще лучше, чтобы у каждого ребенка была своя, отдельная. Правильно же я говорю? — У меня дети выросли давно, разъехались, — хмуро процедил глава района. — Ты мне к чему этот «Квартирный вопрос» затеял? В очередь на бесплатное жилье записаться хочешь? Так ты вроде ни в одну категорию, Коля, не попадаешь. — Так это я сегодня не попадаю, — Николай достал из кармана куртки сигареты, взглянул на висящий над столом датчик пожарной сигнализации и неохотно убрал пачку обратно в карман, — а завтра запросто могу попасть. Я ведь скоро бездомным стану, Дмитрий Евгеньевич. Ты в курсе. Нижняя губа Миткевича нервно дернулась, словно он собирался что-то сказать в ответ, но в последний момент передумал. — Не завтра, конечно, через несколько месяцев, — не дождавшись ответа, продолжил Николай, — когда объездную магистраль запустят. Магистраль, Дмитрий Евгеньевич! Это такая дорога, по которой быстрее чем по обычному шоссе ехать можно, ты должен быть в курсе, что это такое. — По телевизору видел, — мрачно буркнул мэр, которому все происходящее начинало нравиться все меньше и меньше. — Так вот, по этой магистрали очень быстро, шурша шинами, будут ехать машины. Разные машины, Дмитрий Евгеньевич, большие, маленькие, легковые, фуры. И все эти разные, но очень быстро едущие машины будут очень быстро проезжать мимо моего замечательного дорожного комплекса. А знаешь почему, Дмитрий Евгеньевич? Конечно, знаешь, — усмехнулся Трошин, — но я все равно тебе скажу, вслух скажу. Мимо они будут ехать потому, что с этой замечательной, скоростной магистрали к моему такому же замечательному мотелю нет съезда! И когда в июне объездную откроют и моя старая стоянка перестанет приносить деньги, мне будет нечем расплачиваться по кредиту, который я взял в банке. А это без малого тридцать миллионов. И чтобы взять этот чертов кредит, я заложил не только старый мотель, который теперь вряд ли можно продать за хорошие деньги, но и дом. Мой дом, Дмитрий Евгеньевич, в котором я живу, и семья моя, между прочим, там тоже живет. И скоро мы все окажемся на улице. — Ну очень пафосно, — сухо произнес Миткевич. — Ты хотел, Коля, большим бизнесменом заделаться? Ну вот, мечта сбылась. Большой бизнес — большие риски. — Ты же говорил мне, что съезд будет. — Николай почувствовал, как от подскочившего давления у него зашумело в ушах. — Ты же мне обещал, в этом кабинете обещал. — Обещал! — Терпение Миткевича лопнуло. Он с силой ударил по столу и, выскочив из кресла, наклонился вперед, грозно выставив вперед указательный палец. — Обещал, Коля, обещал. Не все обещания получается выполнить. Придешь домой, телевизор включи, там каждый день что-нибудь обещают. Эти обещания уже ни в какой экран скоро помещаться не будут. И что? До этого кому-то есть дело? — Ты понимаешь, что разорил меня? — тоже вскочил на ноги Трошин. — А ты понимаешь, что я сделал все, что мог, чтобы выбить тебе этот чертов съезд! — выкрикнул Миткевич. — Он ведь был, был в изначальном проекте. А потом что-то вдруг переменилось резко, я сам до сих толком не знаю. Скорее всего, бюджет попилили сильно, и поэтому проект перекраивать начали. Я, когда на совещании в Среднегорске впервые услышал, что съезда не будет, у меня волосы дыбом встали. — И когда ты это услышал, хотелось бы знать, — прошипел Николай. — Меня можно было сразу предупредить. Я бы хоть часть кредита банку вернул. — Давно я это услышал, — кивнул Дмитрий Евгеньевич, — давно. Но я же для тебя, дурака, старался. Думал, поговорю с людьми, решим вопрос. Ты же сам знаешь, как у нас. Вначале говорят нет, потом может быть, а потом берут и подписывают. — Да уж, брать, это вы все умеете. — Не хами мне, — ткнул его в грудь пальцем Миткевич. — Ты знаешь, сколько раз я к ним совался с этой твоей стройкой? Ты же взрослый человек, понимаешь, как все делается. Каждый день не будешь людей беспокоить. Задал вопрос, ждешь. Через месяц культурно напомнишь о себе. Если еще месяц прошел, а всё молчат, тогда вновь на прием идешь. Я на этого Кольцова, который строительство ведет, полгода так потратил. Ни да, ни нет толком не говорил, сплошные хороводы устраивал. В конце концов он мне выдал, что денег у них в обрез и сам он сделать уже ничего не сможет, разве что губернатор даст ему прямое указание. — И что губернатор? — А что губернатор? — передразнил Дмитрий Евгеньевич. — Ты что, думаешь, я к нему прихожу, когда захочу, спрашиваю, чего удумаю? Сергиевич — это акула. Большая, вечно голодная акула. К нему с такими вопросами можно подплывать лишь в том случае, если он только что кого-то сожрал и собой доволен, а заодно желательно, чтобы он и тобой был доволен. Тогда, может, и посодействует. — Я так понимаю, он уже два с лишним года тобой не доволен. — Я тебе еще раз говорю, не хами, — рявкнул Миткевич. — Говорил я с ним, тоже долго момент вылавливал. Он пообещал. Не сразу, но пообещал. При мне звонил Кольцову, дал ему поручение. — Но ведь съезда нет! — не выдержал Трошин. — Съезда нет, — устало согласился мэр, вновь садясь в кресло. — Два месяца назад Кольцов был в Одинске, мы с ним вместе объезжали стройку. Тогда он мне и сказал, что, во-первых, денег на дополнительный съезд не хватит, а во-вторых, этого съезда уже нет в утвержденном проекте, и поэтому его нельзя построить, даже если ты сам найдешь под него финансирование. — Что ж ты молчал? — Николай задал вопрос тихо, сил кричать у него уже не было. — А что, разве это что-то могло изменить? — пожал плечами Миткевич. — Стройку ты уже почти закончил, да и деньги у банка все выбрал. А так, хоть пожил еще пару месяцев спокойно. Неведение, Коля, это ведь счастье. Что там древние евреи писали? Во многих знаниях много печали. Как теперь тебя от твоих знаний, не распирает? — Деньги надо вернуть, — еще тише произнес Трошин. — Какие деньги? — Мэр непонимающе смотрел на собеседника. — Ты про банк, что ли? Конечно, надо. Не знаю только, как это у тебя получится. Знаешь, я что думаю? Тебе надо будет пройти процедуру банкротства. У меня есть паренек в администрации, юрист, он тебе с этим делом поможет. Ну а потом что-нибудь порешаем, найду тебе работенку какую-нибудь. Так сказать, по-родственному. — Деньги надо вернуть, — глядя прямо в глаза Миткевичу, повторил Николай. — Ты сам предложил мне этот участок, ты пообещал, что поворот с трассы будет. Значит, и деньги ты мне вернуть должен. А я их отдам банку. — Вон оно как, — Дмитрий Евгеньевич задумчиво теребил мочку уха, — денег тебе захотелось. А знаешь, я верну тебе деньги. Ты же мне платил, так сказать, за услугу. Сколько там было, миллион? Ну вот, будем считать, услуга не состоялась. Так что миллион я тебе верну. Ты поезжай сейчас домой, а Тонков тебе завезет через часик. — Тридцать, — хрипло бросил в ответ Трошин. — Что — тридцать? — Миткевич перестал тереть ухо и теперь сидел неподвижно, недовольно уставившись на Николая. — Я должен банку тридцать миллионов. Ты поможешь закрыть мне эту сумму. — Ты чего, Коля, сказок Пушкина начитался? Тоже мне раскатал невод. Кредит брать я тебя не заставлял. Сам влез в эту яму, вот теперь и думай, как из нее выбираться будешь. А меня крайним делать, так у тебя еще делалка не отросла. — Дмитрий Евгеньевич медленно встал и поправил и без того идеально затянутый узел галстука. — Все, разговор окончен. Будь дома, Тонков заедет. И больше меня с этой ерундой не беспокой, своих дел по горло. — Дел много? — Николай почувствовал, как уже давно закипающая ярость неистово рвется из него наружу. — Так, может, тебе помочь с делами разобраться? Я могу. Вот так, например. Махнув рукой, Трошин смел со стола пачку документов. Глядя, как листы бумаги разлетаются по полу, он почувствовал, что ему стало немного легче, и сделал еще взмах. — Ты что творишь, паскудник? — возмутился, выскакивая из-за стола, Дмитрий Евгеньевич. — Совсем одурел? Подскочив к Николаю, он ухватил его за грудки и попытался оттащить от стола. — Неймется? — прорычал окончательно потерявший над собой контроль Трошин. Левой рукой он оттолкнул от себя мэра, а правой нанес ему сокрушительный удар кулаком в челюсть, от которого Миткевич покачнулся и, не удержав равновесие, рухнул на пол. — Ну вот, ты опять весь в делах, — зло рассмеялся Николай, глядя на лежащего среди разбросанных по полу документов мэра. — Сейчас я тебе еще печать поставлю. Сделав шаг вперед, Трошин наклонился к перепуганному Миткевичу, намереваясь еще раз его ударить. И в этот момент сильные руки обхватили его сзади за горло. — Тонков, ты, что ли? — прохрипел Николай, предпринимая отчаянные попытки освободиться. Он несколько раз ударил напавшего на него человека локтем в живот, а затем с силой нанес удар затылком, почувствовав, что попал во что-то твердое, возможно в подставленный охранником лоб. Кислорода в легких с каждой секундой становилось все меньше, а попытки вырваться все слабее. Наконец руки Трошина безвольно обвисли, а в глазах его потемнело. Сквозь окружившую его тьму до него глухо донесся голос Миткевича: — Держи эту тварь! Сейчас я ему на всю рожу печати наставлю. * * * Три недели спустя Трошин стоял на крыльце «Восточного», наблюдая за работой бульдозера. Стальной монстр превращал груду привезенной пятьюдесятью самосвалами земли в некое подобие детского горнолыжного спуска. Хотя неделю назад и похолодало так, что температура даже днем не поднималась выше нуля, для тяжелого экскаватора, работающего на ближайшем карьере, не составило большого труда заполнить грузовики смесью песка и камней, которая и использовалась при укладке основания объездной дороги. Работы на магистрали несколько дней как закончились, и теперь никто не мог помешать Трошину выстроить свой собственный съезд к уже готовому мотелю. Николай понимал, что рано или поздно его самодеятельность будет обнаружена и затем моментально уничтожена, но он надеялся, что, даже если это произойдет относительно рано, то уже в любом случае будет поздно, чтобы помешать его планам. Закончив свою работу, бульдозер съехал к основанию накатанной горки. Его ревущий мотор, судорожно дернувшись, наконец умолк. — Ну что, хозяин, годится работа? — Соскочивший на землю бульдозерист, молодой, лет двадцати пяти, парень, с любопытством смотрел на Трошина. — Тебе это вообще зачем нужно? Ведь все равно сносить придется. — Да кто его знает, — Николай достал из кармана несколько заготовленных заранее пятитысячных купюр, — может, посмотрят, увидят, как красиво получилось, да и не станут убирать. — Ну у нас всякое бывает, — не стал спорить бульдозерист, тщательно пересчитав деньги. — Все, как договаривались, — напомнил ему Николай, — тройной тариф и ты забудешь, что здесь вообще был. — А я здесь был? — Парень с усмешкой прищурился и спрятал деньги куда-то под телогрейку. Трошин достал из кармана сигареты. Неторопливо втягивая дым в легкие, он наблюдал за тем, как вновь заревевший бульдозер со второй попытки заехал по трапу на платформу прицепа, как бульдозерист, махнув ему на прощание рукой, пересел в кабину тягача, как медленно пополз в сторону Савватеевского старый, непонятно почему еще живой КрАЗ. — Ну что же, день прошел удачно, — Николай сошел с крыльца и подошел ближе к свежеотсыпанному спуску, — посмотрим, что будет дальше. * * * Еще три дня спустя Николай вновь стоял на крыльце своего нового мотеля, гремя зажатой в руке связкой ключей. — Сами видите, место шикарное, прямо на трассе, — обернулся он к стоящему ступенькой ниже худощавому мужчине в очках, — ну и поворот с дороги прямо перед стоянкой, это тоже удобно. — Без него вообще все не имело бы смысла, — подтвердил мужчина, зябко кутаясь в легкое осеннее пальто, явно не подходившее к усилившимся накануне морозам. — А почему он в таком виде? На шоссе ведь уже положили асфальт, а здесь еще работать и работать. — Подрядчики разные. Трошин распахнул дверь и пропустил мужчину вперед. Тот благодарно кивнул и первым вошел в здание, в котором хоть и не было включено отопление, но все же было градусов на десять, а то и пятнадцать теплее, чем снаружи. — У них же какая система? Одна контора, которая тендер выиграла, сама все сделать не может, нанимает еще кучу субподрядчиков, те и строят, кто во что горазд. — Кто во что горазд, это у нас любят, — заметил, озираясь по сторонам, мужчина. — Давайте сверимся с техпланом здания, и, если все совпадет, можно будет составить акт осмотра. — Давайте сверимся, — согласился Николай. Трошин знал, что здание соответствует всем, очень удачно полученным еще до недавнего конфликта с Миткевичем документам. Так что оценщик, а мужчина в очках был представителем одной из аккредитованных при банке оценочных компаний, мог проверять что угодно. И само здание, и документы на него были в полном порядке. За одним, совсем маленьким исключением. — Вы вчера, кстати, спрашивали, вот копия генплана объездной магистрали. Не весь, конечно, только то, что к нам относится. Видите, здесь как раз съезд с трассы обозначен. Николай протянул оценщику копию старого, полученного еще два с лишним года назад в мэрии генерального плана. Схема была отсканирована и пропущена через компьютер, в результате чего стоявшая в правом нижнем углу отметка с датой совершенно случайно помолодела на целых два года. — Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул оценщик, — я еще фотографии сделаю, чтобы по месту было видно, так что у нас с вами полный комплект документов будет. А сейчас пока начнем с первого этажа.