— Начнем с первого, — вновь не стал спорить Трошин. Все складывалась как нельзя лучше, конечно, применительно к той, совершенно ужасной ситуации, в которой он уже оказался. В свое время, больше десяти лет назад, собравшись регистрировать предприятие, Николай обнаружил, что потерял паспорт. Упускать время не хотелось, поэтому, параллельно со сборами всевозможных документов для получения нового удостоверения личности, он уговорил жену зарегистрировать предприятие на ее имя. Так Елена Трошина стала единоличным владельцем и генеральным директором общества с ограниченной ответственностью «Радушный». На эту же организацию был оформлен и взятый два с половиной года назад кредит. Ко всему прочему, именно Елена числилась владелицей двухэтажного дома, площадью двести сорок два квадратных метра, выступившего в роли залога по кредиту. Конечно, сам Николай, в качестве законного супруга, давал согласие на залог жилого дома, но лично он не был обременен никакими кредитными обязательствами. Не было кредитов и на открытой им почти три года назад фирме «Мотель „Восточный“». Именно эта фирма была владельцем двух гектаров земли и только что построенного на ней здания. Все это давало Николаю шанс получить еще один кредит в другом, тоже государственном банке, кредитный комитет которого вполне должен был удовлетвориться приличным залогом в виде земельного участка и здания мотеля, а также безупречной кредитной историей «Восточного», а точнее, ее полном отсутствием. — Через какое время оценка будет готова? — уточнил Николай уже на обратном пути в Одинск. — Это не ко мне, я только акты осмотра составляю да проверяю, чтобы все документы по списку были. — Мужчина в очках пожал плечами, не глядя на Трошина. — Это вам лучше у нашего директора узнавать. Обычно, если без спешки, то за две-три недели должны сделать. Или вы торопитесь? — Он наконец повернул голову к сидящему за рулем Николаю. — Нет, — как можно равнодушнее отозвался Трошин, — уже нет. Оценщик оказался чрезмерно оптимистичен. Документы оказались готовы лишь месяц спустя, в середине декабря. В один из дней Николаю позвонил менеджер оценочной компании и удивил неожиданным вопросом: — Вы в курсе, что у нас Новый год через две недели? — У меня тоже, — заметил Трошин, пребывающий в благодушном настроении после сытного завтрака и чашки крепкого кофе. — Это хорошо, что у нас так совпало, — по голосу менеджера невозможно было определить, пытается ли он так шутить или говорит абсолютно серьезно, — в банке, кстати, тоже празднуют. — Это вы вообще к чему? — решил перейти к более предметному разговору Николай. — К тому, что потом две недели работать ничего не будет, а потом еще пару недель будут разгребать оставшиеся с прошлого года хвосты. Так что фактически кредитные комитеты в банках начнут работать не раньше февраля, и еще не известно, когда они вас окончательно рассмотрят. Кредит по местным меркам приличный, залог сложный. — А чем же залог сложный? — насторожился Трошин. — Вы же сами объект в тридцать пять миллионов оценили, а кредит оформляем чуть больше двадцати. — Оценили, — согласился менеджер, — но вы же должны понимать, это не квартира в городе, которую можно продать за неделю. Такие здания, отдельные, специфического назначения, с ними всегда сложно. Нет, вы не переживайте, я думаю, что в конце концов банк нашу оценку примет. Но ведь в кредитном комитете тоже люди сидят, им надо как-то показать свою значимость, так что они в любом случае будут задавать вопросы, что-то уточнять. А это все время. — И что из этого следует? — Николай понял, что речь, как это обычно и бывает, пойдет о деньгах. — Я предлагаю не торопиться. Мы выдадим вам акт оценки в конце января. Документ ведь действителен всего один квартал, если вы получите его завтра, есть риск не успеть пройти все формальности в банке. Что скажете? Трошин задумался, уставившись на нависающую над столом люстру. — С наступающим, — наконец буркнул он в трубку, — через месяц созвонимся. Спустя ровно месяц, в такое же холодное, но солнечное январское утро, все тот же менеджер вновь позвонил Трошину, а еще спустя несколько дней Николай стал обладателем увесистой, заключенной в переплет пачки бумаги, на титульном листе которой гордо красовалось: «Акт оценки недвижимого имущества. Стояночно-гостиничный комплекс „Восточный“». Как и прогнозировал прозорливый менеджер, банк, изначально обещавший выдать кредит «буквально за неделю», на самом деле не торопился. Рассмотрение заявки несколько раз переносилось то под одним, то другим предлогом, каждый из которых казался Николаю глупее предыдущего. В конце концов он начал подозревать, что банк и вовсе собирается отказать ему в кредитовании, единственное, чего он не мог понять, — почему для этого требуется так много времени. Лишь в конце марта звонок кредитного менеджера развеял его сомнения. — Поздравляю вас, ваша заявка одобрена, — прощебетал в телефоне голос курирующей его девушки. — Нам с вами надо в ближайшие дни подписать договор, и в течение трех дней средства поступят вам на счет. Так долго ждавший этого момента Николай, к своему удивлению, растерялся. — На этой неделе? — переспросил он. — А если мы сделаем это чуть позже? — Чуть позже не хотелось бы, — вздохнула инспектор, — сейчас ведь как раз заканчивается первый квартал. Мы бы и договор с вами заключили, и деньги сразу перечислили. — А нельзя тогда деньги перечислить чуть позже, например, через месяц? — уточнил Трошин. — А я так с ходу не готов. Сами понимаете, я ведь не для себя их беру, а чтобы с поставщиками рассчитываться. Надо вначале все договора заключить, по ценам договориться. — Жаль, конечно, — расстроилась девушка, — нам для отчетности очень хорошо было бы сделку этим кварталом оформить. Но в принципе ничего страшного. Решение кредитного комитета действует два месяца, можно договор подписать и в апреле, а потом до конца квартала вы будете обязаны выбрать всю сумму. — Это до июля? Выберу непременно, — твердо пообещал Николай, уверенный, что в данном случае он никого не обманет. — А оценка в следующем месяце еще будет действовать? — Конечно, — сотрудница банка явно была удивлена вопросом, — акт оценки действителен полгода. — Вы уверены? Не квартал? — С этого года правила изменились, так что можете не беспокоиться, — заверила менеджер. Спустя еще две недели, восьмого апреля, кредитный договор был подписан. Теперь Николаю достаточно было уведомить банк и через два, максимум три дня деньги окажутся на расчетном счете «Восточного». Двадцать три миллиона рублей, две трети от суммы, в которую были оценены здание мотеля и два гектара относящейся к нему земли. Конечно, этих денег было мало. Мало для того, чтобы, все бросив, начать беззаботную новую жизнь в какой-нибудь теплой и желательно очень далекой стране. Впрочем, все теплые страны были от Одинска достаточно далеки, и, чтобы оказаться в любой из них, требовалось провести пять, а то и шесть часов в самолете. Но что такое несколько часов в воздухе в сравнении с годами последующей райской жизни? В то же время, понимал Трошин, в эпоху Интерпола и Интернета несколько тысяч километров не смогут служить надежной защитой, если его будут искать. А в том случае, если он исчезнет вместе с выданным банком кредитом, искать его непременно будут. Белому человеку, даже с деньгами, не так просто затеряться на бескрайних пляжах Гоа или Таиланда. Можно, конечно, попытаться уехать в одну из стран Прибалтики или Польшу, благо шенгенская виза у него имеется. Но ведь тоже рискованно. С одной стороны, те же поляки могут и не выдать его обратно в Россию, просто из вредности, а с другой — у них там своих безработных хватает, и вовсе не факт, что ему согласятся предоставить убежище. На основании чего? Был еще вариант уехать и попробовать затеряться в Сочи, Крыму или не таком солнечном, но более культурном Петербурге, но хмурые лица соотечественников последнее время все больше вызывали у Николая одно лишь раздражение. Пришедшая ему в голову несколько месяцев назад идея — взять как можно больше денег и навсегда исчезнуть, теперь, когда она стала близка к воплощению, вдруг начала вызывать множество сомнений. Что, если его арестует местная полиция и выдаст обратно в Россию? Что, если деньги быстро кончатся, а он не сможет найти новых источников дохода? Что, если там, где-то далеко, ему будет хотеться вернуться назад, к жене и детям? Хотеться так сильно, что уже не будут радовать ни теплое море, ни скользящее изо дня в день над головой оранжевое солнце, ни свежее кокосовое молоко, которое так приятно потягивать в жаркий полдень, устроившись где-нибудь в тени, под распахнутым пляжным зонтом. Последний вопрос Николай задавал себе чаще остальных. Делал он это каждый вечер, возвращаясь домой и целуя выбегающих ему навстречу детей. Следом за двумя непоседами в прихожую выходила Ленка, от которой всегда в это время вкусно пахло кухней и предстоящим ужином. Каждый день этот запах был разным, но всегда он казался настолько аппетитным, что во рту сразу набегали слюни и хотелось сразу же бежать к столу, чтобы немедленно проглотить все, что Ленка успела за вечер наготовить. Этот же вопрос он задавал себе в спальне, когда, прижавшись к жене, вдыхал носом аромат ее волос, проводил рукой по нежной, шелковой ткани ночной сорочки, а затем скользил ладонью дальше, по еще более нежной и шелковистой коже Ленкиного бедра. Этот вопрос мучил его все выходные, когда, оставшись дома, он возился с детьми в их комнате или выходил с ними побегать по двору. Чем больше Николай думал, тем слабее была надежда найти ответы на свои собственные вопросы, тем труднее ему было принять какое-либо решение. Тем временем равнодушное, знающее ответы на все вопросы время бежало вперед и вот-вот должно было преодолеть ничтожную для него самого, но такую важную для Трошина отметку. Через две недели июнь, а с ним и второй квартал должны были закончиться, а это означало, что времени для принятия решения у Николая почти не осталось. Глава 22, в которой тяжелый для Лунина день заканчивается, а пельмени еще нет «Я, Лунин Анатолий Петрович, третьего июня около двадцати двух часов вечера совершил убийство Мещерской Дарьи Владимировны. Более точное время указать не могу. Причиной убийства стал внезапный конфликт на личной почве». Илья взглянул на неподвижно застывшую в кресле Шестакову и продолжил читать протокол допроса. «Вернувшись домой около восьми вечера после празднования рождения сына моего приятеля Эдуарда Кравцова, я лег спать. Проснулся от того, что внизу хлопнула входная дверь. Думаю, что это вернулась моя мать, которая каждый вечер ходит за молоком. У меня сильно болела голова, и я решил выйти на улицу подышать свежим воздухом. Когда я спустился вниз, мать была на кухне и не могла меня видеть. Выйдя во двор, я немного постоял возле дома, потом решил пройтись. Свернув в проулок, я встретил Мещерскую, которая шла ко мне. Она стала упрекать меня в том, что я слишком часто употребляю спиртные напитки. От ее упреков у меня еще сильнее разболелась голова. Я попросил ее замолчать, но она кричала на меня все сильнее. Тогда я не выдержал, схватил лежавшую в траве палку и ударил Мещерскую по голове. О том, что из палки торчит гвоздь, я не знал. Происхождение следа от другого удара объяснить не могу, так как плохо помню все происходящее. Возможно, я сначала ударил ее кулаком. Убивать Мещерскую я не хотел, хотел только, чтобы она замолчала. В содеянном раскаиваюсь». — Вы в это верите? — Илья отложил протокол в сторону. — У меня нет оснований не доверять показаниям подозреваемого. — Нет, — согласился Лунин, — но я ведь задал другой вопрос. Вы сами в это верите? — Разве это имеет какое-то значение? — Не знаю, — Илья неуверенно пожал плечами, — мне кажется, все имеет какое-то значение. — В любом случае здесь уже ничего изменить невозможно. — Наверное, вы правы, — вновь согласился Лунин и вдруг, протянув вперед руку, коснулся пальцами запястья Ирины. — У меня к вам просьба. Всего одна просьба. Пообещайте, что выполните ее. — И что вы попросите? Организовать вашему брату побег? — Шестакова грустно усмехнулась, не предпринимая попыток освободить руку из-под тяжелой лунинской ладони. — Нет, — Илья медленно покачал головой, — я хочу, чтобы вы допросили Головкова. — Да что это такое! — Ирина возмущенно отдернула руку. — У вас прямо мания какая-то! К вашему сведению, я узнавала. Ни Михаил Эдуардович, ни его опера к вашему брату в СИЗО не наведывались. — Не в этом дело. Если Анатолий дал такие показания, что он выходил на улицу, вы в любом случае обязаны будете допросить Головкова, как соседа, и выяснить у него, видел ли он или слышал, как выходил Лунин. Или как возвращался. А заодно задайте ему вопрос, выходил ли он сам в это время. — Да с чего вы взяли, что он должен был куда-то выходить? — А с того, что у него очень тугой засов на калитке. Похоже, Головков изо дня в день пользуется только автоматическими воротами, и засов на калитке капитально проржавел. Когда его открываешь, раздается сильный грохот. Я сам его слышал, когда Головков выходил, чтобы со мной познакомиться. — Вот прям грохот, — усмехнулась Ирина. — Хорошо, не грохот, — кивнул Илья, — очень громкий щелчок. Засов выскакивает из проушины и с силой ударяется об ограничитель. Ночью, когда на улице тихо, этот звук слышно очень хорошо. Я вчера был в Ясачном, разговаривал с женщиной, которая в вечер убийства тоже ходила за молоком. Она живет на той же улице, что и Лунины, только на несколько домов дальше. Так вот они возвращались вместе с Татьяной Васильевной, а затем, когда женщина пошла дальше уже одна, она услышала сперва скрежет, а затем странный звук, словно молотком ударили по железной трубе. После этого она обернулась, но никого не заметила и дальше уже шла до дома не оборачиваясь. — Почему тогда нам ничего про этот стук не сказала мать Лунина? — Да потому, что ей от своей калитки до дома надо сделать всего десять шагов. Она уже была в доме и никакого шума слышать не могла. К тому же здесь мы имеем показания незаинтересованного свидетеля, а не матери подозреваемого. Выражаясь вашим языком, у вас нет оснований этим показаниям не доверять. — Каким показаниям, Илья, — простонала Шестакова, — ну какие здесь показания? Что-то где-то стукнуло. Вы уверены, что это был тот самый звук? Нет. Это могло быть что угодно. В деревне, да еще летом все время кто-то что-то заколачивает. Или просто лупит молотком по трубе, чего спьяну не наворотишь. — Мы могли бы провести следственный эксперимент, — предложил Лунин. — Поставим эту женщину там, где она находилась в тот вечер, и откроем калитку на участке Головкова. Чтобы засов отодвинуть, его надо покрутить из стороны в сторону, раздается такой противный и очень громкий скрежет. Представляете, когда металл трется о металл. — Я никаких следственных экспериментов проводить не буду. Головкова я допрошу, но, если он скажет, что ничего не видел и со двора в тот вечер не выходил… — Это будет означать, что он вас обманывает, — уверенно заявил Илья. — Это значит, — отмахнулась от него Шестакова, — что вы не убийство раскрыть пытаетесь, а доказать, что ваш брат невиновен. — Вы не правы, — вздохнул Лунин, уставившись себе под ноги. Некоторое время оба сидели молча, чувствуя, что каждое новое сказанное слово может только увеличить стремительно растущую между ними стену взаимного непонимания. — Но Головкова вы все же допросите? — уточнил наконец Илья, отрываясь от созерцания носков своих туфель. — Вы ведь мне обещали. — Да, Головкова я допрошу, — холодно отозвалась Ирина. — Ну и хорошо, — к ее удивлению, обрадовался Лунин. — Я не обратил внимания, в вашей машине задние стекла тонированные? — Тонированные. А что? — удивленно переспросила Ирина. — Замечательно, — еще больше обрадовался Илья. — Надеюсь, у вас сегодня на вечер ничего не запланировано. Я хочу пригласить вас в романтическое путешествие. Только поедем на вашей машине.